Андрей Посняков - Крестоносец
— Осподине! — в горницу вдруг вбежал запыхавшийся молодой парень в телогрее из желтой овчины. — Пристава орденские… сюда идуть!
— Пристава? — кривоносый быстро встал и запахнул полушубок.
Ратников тоже проворно сгреб все свои принадлежности в объемистый плетеный короб.
— Ого, — уходя, обернулся на пороге Рыбий Зуб. — Похоже, и ты не очень-то приставов жалуешь.
Сказал, еще раз ухмыльнулся и, сплюнув через выбитый зуб, вышел.
А орденские так и не появились. То ли вовсе не сюда шли, то ли, увидав кривоносого, решили потолковать с ним посерьезней. Увидав… Ага, стал бы он их дожидаться, как же! Судя по всему, тот еще гусь этот Онфим! Тот еще…
Немного выждав, Михаил вновь вытащил все причиндалы, разложился… Правда, в этот день никого больше и не было. Зато на следующий…
Клиент, можно сказать, попер валом уже с самого утра, и кого только не было! Крестьяне с межевыми тяжбами, подравшиеся супруги, обиженный на весовую «заморский гость», обсчитанный нечестными хозяевами печник, даже бывший челядин, ныне, по хозяйской воле, обретший новый статус.
Ратников, естественно, не отказывал никому и, что греха таить, притомился, зато заработал за день немало… К вящей радости упыря-хозяина. Эх, надо было с ним договариваться на конкретную сумму, надо было, ну, да чего уж теперь — после драки кулаками не машут.
А самое-то главное — Михаил выспросил у «заморского гостя» про толмачей! Тот и рассказал — у весовой, примерно с месяц назад, объявились двое. Молодые парни, являются обычно ближе к вечеру, и не каждый день — нужно договариваться. Берут недорого, да и кормятся на чужом месте, потому и таятся — опасаются, как бы тамошние толмачи не набили б морды или того хуже.
— У весовой, говоришь? — быстро уточнил Ратников. — Это у той, что близ собора Иоанна Крестителя, что ли?
— Что ты, что ты! — рассмеялся торговец. — Куда им туда соваться — враз головенки открутят. Не, у речной пристани они крутятся, есть там одна корчма, вдовицы Матрены.
Вдовицы Матрены… Ратников запомнил.
— А тебя как же кличут, мил человек? — поинтересовался купец. — А то ведь будут спрашивать… И что отвечать? Писарь, что на Угрюмого Потапа дворище?
Угрюмый Потап — так звали хозяина постоялого двора. В точку!
А ведь и правда, о рекламе-то тоже следовало позаботиться. Да и… Не своим же именем называться, любым другим… Ан, нет, не любым! Надобно таким, чтобы… чтобы Максик Гордеев, его услыхав, мигом бы сюда мчался… Ммм… Что ж придумать-то? Быстрее надо, быстрее…
Ага! Пусть уж так… уж это-то имя Макс точно вспомнит.
— Владимир я, Путин — так зовут, потому что в пути родился.
— Владимир? — удивленно переспросил купец. — Язычник, что ль?
— Что ты — крещеный.
— А чего ж имя языческое?
Ратников пожал плечами:
— Привык. В крещенье-то я — Димитрий. Димитрий, Медведя Обрукова сын.
— Димитрий Медведев, значит… Ладно, оба твоих имени запомню.
Ратников только головой покачал после его ухода. Ну, надо же — выдумал! Попроще не мог? А, с другой стороны, зачем проще-то? Медведев-Путин — как раз то, что в данном случае и нужно!
В корчму вдовицы Матрены, что располагалась рядом с речной пристанью, Ратников отправился уже вечером — нечего было зря время тянуть! Двое толмачей, молодые парни… Кому и быть, как не тем, кого Михаил искал?
Наконец-то, наконец-то он встретится с Максом… и потом останется только вызволить Лерку — что будет, наверное, уж куда трудней. Да — и еще хотелось бы отправить Макса домой. Очень бы хотелось. Нужно искать Кривого Ярила, Кнута… Может быть, через Онфима по прозвищу Рыбий Зуб? Похоже, этот скользкий тип знал здесь, во Пскове, многие ходы-выходы.
Матрена оказалась дородной ухватистой теткой лет сорока — сорока пяти, в высоком кокошнике и темно-голубом, вышитом мелким бисером, сарафане, она лично встречала гостей у входа. Кому-то кланялась, кому-то — лишь кивала, а некоторых даже и выпроваживала, вернее — они сами уходили, едва ее завидев. Видать, когда-то тут натворили чего, вот хозяйка и осторожничала.
К Ратникову вдовица отнеслась, в общем, благосклонно — кивнув, улыбнулась — проходи, мол, не стой. Тут же побежал и служка — усатый молодец руки-оглобли — такому бы в поле с косой иль, на худой конец, за углом стоять с кистенем, а не тут, с мисками бегать.
— Квасок есть добрый, осподине, — изогнулся в угодливом полупоклоне халдей. — Вино — рейнское и мальвазеица, пироги с визигой, ушица.
— Тащи все! Но — понемногу, — прикинув собственную кредитоспособность, Михаил уселся на свободное местечко ближе к углу, между громко храпевшим, уронив голову на руки, детиной, похоже, уже укушавшимся, и приятным с виду мужчиной в опрятном полукафтанье из добротного фландрского сукна, с аккуратно подстриженной бородою.
— Сметанников, Опанас, — подвигаясь, с улыбкой представился сосед. — Фомы Сметаны сын. Слыхали, верно, про моего батюшку?
— Нет, не слыхал, — честно признался Миша. — А что, должен был бы?
И тут же, улыбнулся в ответ:
— Владимиром меня зовут. Во крещенье — Дмитрий.
Служка как раз принес кувшинчик и кружку.
— Винца? — тут же предложил Опанасу Ратников. — Ну, за знакомство.
Выпив, как водится, разговорились. Опанас Сметанников, как выяснилось — письмоводитель в канцелярии Совета Господ, оказался собеседником превосходным и, что немаловажно, много чего знающим.
Для затравки поговорив о ценах и видах на будущий урожай, Ратников умело направил беседу в русло нужной ему темы: о немецких купцах да о торговцах с речной пристани. О толмачах-переводчиках.
— Мне б хоть с кем-нибудь из них знакомство накоротке свести, лучше б с каким молодым парнем… чтоб много не брал.
— Есть тут молодые парни, — охотно закивал собеседник. — Как раз в этой корчме и кормятся. И берут недорого, так что — повезло тебе Димитрий!
— И в самом деле — повезло! — Ратников и не пытался скрыть радость. — Так ты меня с ними сведешь?
— Сведу, — улыбнулся Сметанников. — Чего ж не свести хорошего человека? Выпьем еще?
— Выпьем, — Михаил ловко разлил по кружкам оставшееся вино и тут же заказал еще кувшинчик. — Ну, еще разок — за знакомство!
Выпили и принесенный кувшинчик, после чего Опанас тут же попросил у прислужника квасу:
— Да, смотри, хорошего, не твореного принеси, паря!
— Как можно?!
— Плуты они тут все, — едва служка — не тот дюжий усач, другой, совсем еще молодой парень — удалился, пожаловался Ратникову Опанас. — Глаз да глаз нужен.
— Это так, — негромко посмеялся Миша. — Ну? Еще за дружбу…
— Чуть погоди… Отлить бы надоть.
— Давай…
Сметанников выскочил из-за стола и быстро вышел, верно, отправившись во двор, в уборную. Хороший человек. Ратников невольно усмехнулся — сильно уж ситуация смахивала на ту, что в фильме «Брильянтовая рука».
— Ты зря с ним дружишься, мил человек, — вдруг послышался чей-то гулкий голос.
Миша повернул голову — все это время храпевший на столе детина, проснулся и смотрел на Ратникова мутными, но не такими уж и пьяными глазами.
— Не пей с Опанасием, паря. Гнида он! Тля!
Сказав, парняга поднялся с лавки и, пошатываясь, направился к выходу. На полпути обернулся, снова посмотрел на Михаила и, приложив палец к губам, вышел.
Ратников не знал, что и думать. Что за странные слова? Почему — гнида? Тля? Поговорить бы поподробнее с этим парнем, да, похоже, пока не судьба… Вон, уже и Опанас возвращается. Улыбается, аж цветет весь. Нет, ну право же, до чего же приятственный человек! Не то, что тот полупьяный детина.
И все же, Ратников решил держаться настороже — мало ли? Зря ведь никто подобными словами бросаться не будет.
Но — улыбнулся — а как же?
— Повезло тебе, друже! — усевшись, снова сказал Сметанников. — Спросил я про тех парней, ну, толмачи которые. Вскорости должны бы быть… служка, как придут, скажет. Сходишь, договоришься… им ведь тут тоже не с руки, за столом-то — народу, ишь… Сам знаешь, всякие люди на свете бывают.
Ратников усмехнулся, кивнул:
— Это уж точно — всякие!
— Ну… пожалуй, еще выпьем?
Или Мише так показалось… или вскорости подошедший усатый служка все же Опанасу подмигнул. Впрочем, может, и просто — покривился.
Сметанников угощал уже на свои средства, и это несколько коробило Ратникова, привыкшего к тому, что в этой жизни всегда и за все приходится рано или поздно платить. Всегда — и за все. И, скорее, рано, чем поздно.
Выпивая, Михаил искоса поглядывал на собеседника. С чего бы эта неожиданная щедрость? Широта русской души? Или — просто зачем-то напоить хочет? А вот это вряд ли выйдет — привыкший к водке, виски и коньяку Ратников мог с ходу, без всяких особых для себя последствий, выкушать ведро стоялого меду, не говоря уж о всякой там мальвазеице.
