Двойник Короля 5 - Артемий Скабер
Тот мужик, который пробудил в Лампе магический источник… Помимо зелья, он каким-то образом передал свои знания об алхимии, но сделал это из корыстных целей. Тогда я не особо поверил рыженькому, а теперь всё сходится.
Каким-то образом Степан Михайлович планировал занять тело пацана, вот и готовил его. Во время ритуала что-то пошло не так. Лампа сопротивлялся, и дядя Стёпа помер.
Рыженький так и не понял, занял старик его тело или нет. Но что-то в него точно проникло и жило до сегодняшнего момента.
— Сука! — выругался, ударив кулаком по стене.
Вот откуда эта внезапная гениальность Лампы, интуитивное понимание, что и как делать, мастерское управление магией и потоком при варке зелий. И что теперь? Если Кукурузкин исчез, уступив место Степану Михайловичу… На какого демона мне этот больной старик⁈ Пусть гниёт в темнице, раз так вышло.
Потерять главного алхимика прямо сейчас, когда только договорился с Булкиным? Всё это пронеслось в голове за какие-то мгновения…
Вытащить его из казематов Службы безопасности империи в Томске у меня не получится. Тем более всё осложняется убийством аристократа. Простолюдин прикончил благородного, тут одно наказание — смерть.
Хорошо съездили, называется, развеялись… Ладно, попробую хотя бы выяснить, кто там теперь в тушке паренька обитает. Подошёл к машине, которая всё ещё ждала у обочины.
— В СБИ, — бросил водителю.
— Что-то случилось, господин? — обеспокоенно покосился он в зеркало заднего вида.
— Ничего, — выдавил кривую улыбку.
Двигатель заурчал, и мы тронулись с места. Пальцы выбивали нервную дробь по подлокотнику, пока прокручивал в голове возможные варианты.
Город промелькнул перед глазами размытым пятном, и вот мы уже у здания Службы безопасности. Оно оказалось почти точной копией енисейского — та же мрачная архитектура, те же караульные у входа. Похоже, все отделения СБИ строят по одному проекту.
— Жди меня, сколько потребуется, — распахнул дверь.
— Конечно! — водитель энергично закивал.
Поднялся по широким ступеням. У входа пришлось предъявить документы хмурому сотруднику. Внутри сразу нашёл глазами информационную стойку.
— Здравствуйте, — положил документы на полированную поверхность стола. — Я барон Магинский Павел Александрович.
— Магинский?.. — протянул мужик в форме, внимательно изучая бумаги. По его лицу пробежала тень узнавания. — А не вы ли это из Енисейска будете? Крупный земельный аристократ?
— Из-под, — поправил его, отмечая, как дрогнули уголки рта собеседника. — Да, это я.
— Чем могу вам помочь, Павел Александрович? — сотрудник вернул документы, и его тон стал заметно почтительнее.
— Тут происшествие одно случилось, — произнёс спокойно и тихо, тщательно подбирая слова. — Некий рыженький паренёк по имени Евлампий Кукурузкин вроде как находится у вас.
— Как? Ку-ку-руз-кин? — мужик нахмурился, листая журнал. Его пальцы скользили по строчкам. — Нет, такой к нам не прибывал.
— Уверены? — поморщился. Только бы его не пустили сразу в расход без суда и следствия.
— Да, — кивнул сотрудник СБИ, продолжая изучать записи. — Рыженький?
— Может быть, Лампа? — уточнил я, и что-то промелькнуло в глазах собеседника.
— Да! Есть такой, — оживился он. — Сейчас на допросе. Вот же изверг! Впятером его крутили. Собака сильная, да ещё и маг. Угрожал, что всех сгноит, но наручники с подавлением магии быстро его усмирили.
— Могу ли я к нему пройти?
— Нет, — покачал головой мужик, и его лицо снова стало серьёзным.
— Основание? — мой тон изменился, став холоднее.
— А кто он вам?
— Слуга. Моя… — слова застряли в горле, но пришлось выдавить: — Собственность, раб.
— Ждите, я уточню у капитана, — собеседник поспешно удалился.
Предчувствие подсказывало, что всё будет… хорошо! Нет, самообман не сработал. Внутри сжималось от мысли, во что может вылиться эта история.
— Павел Александрович, — подозвал вернувшийся сотрудник СБИ.
Через пять минут бумажной волокиты мне дали право поговорить с Лампой, но перед этим взяли все данные и подписи. Теперь формально я несу ответственность за его поступок. Хотя в любой момент могу отказаться от прав на него, и тогда рыженький останется сам по себе. Если же нет, Балабановы имеют полное право спросить за всё. Отлично отметился в Томске, ничего не скажешь.
Меня повели вниз — туда, где располагались камеры. Как только открыли дверь в подвал, в лицо ударил тошнотворный коктейль из запахов: сырость, затхлость, моча и что-то ещё более едкое. Передёрнул плечами и двинулся следом за двумя провожатыми.
Камеры тянулись по обе стороны от узкого коридора. Ботинки чавкали по сырой земле, а свет факелов отбрасывал причудливые тени на каменные стены. Из некоторых камер доносились стоны и бормотание.
Остановились у одной из решёток. Сквозь прутья я увидел рыжие волосы, теперь отливающие бордовым в тусклом свете. Лампа — или кто там сейчас в его теле — лежал на деревянных нарах, отвернувшись к стене. Сотрудники СБИ замерли рядом.
— Господа, — повернулся я к ним. — Не оставите нас наедине?
— Не положено, — тут же надулся молодой конвоир, поправляя кобуру.
— Пожалуйста! — мои глаза сверкнули в полумраке.
— Пойдём, Коля, перекурим, — старший охранник толкнул напарника в плечо. — Тут всё равно решётка.
Когда звук их шагов затих, я снова всмотрелся в темноту камеры через прутья.
— Лампа! — позвал паренька. — Ты тут?
Молчание.
— Евлампий Кукурузкин! — ещё одна попытка.
— Ха-ха-ха… — смех звучал жутко в полумраке камеры. — Тут он, тут.
Голос был Лампы, но интонации совершенно чужие. Старческие, насмешливые.
— Степан Михайлович? — процедил сквозь зубы.
Тварь всё-таки вырвалась наружу. Сколько же она ждала своего часа?
— О! — рыженький поднялся с нар и подошёл к решётке. В тусклом свете факелов его лицо казалось маской — знакомые черты, но другое выражение. — Знаешь меня? А ведь мы не пересекались, Магинский.
— Где Лампа? — впился взглядом в глаза, которые теперь смотрели по-другому. Вместо привычной наивной открытости в них читалась холодная расчётливость.
— Лампа? — губы растянулись в неприятной улыбке. — Хорошее прозвище. А то с таким именем… — он фыркнул. — Здесь сопляк, сломался паренёк. Били его знатно, мозги сотрясли, ещё и вещички хотели забрать. Вот он и не выдержал.
В голосе звучало что-то среднее между сочувствием и презрением. Старик явно наслаждался ситуацией.
— Степан
