Главная роль (СИ) - Смолин Павел
«Память Азова» рассекала темные воды и пускала дымы в усыпанное звездами небо. Повезло с ним япошкам — весь Млечный Путь как на ладони, красота неописуемая.
Принц Арисугава с нами не поехал — мы высадили его на шлюпку десяток минут назад — а мы с Николаем привычно курили папиросы у лееров, глядя на подсвеченный редкими огнями японский берег.
— Лет через шестьдесят-семьдесят там, — указал я на Японию. — Будут стоять небоскребы вроде тех, что строят Американцы в Чикаго. Их иллюминация сделает японскую ночь неотличимой от дня. Могучие транспортные развязки и железные дороги покроют всю страну, а сама Япония по экономической мощи сравняется с теми Великими державами, кто сможет дожить до середины двадцатого века.
— Эти люди — не дикари, — кивнул цесаревич. — Ты был прав: дикари живут в индийских трущобах, а здесь царит железная дисциплина. Когда римские легионы громили многократно превосходящих их числом, на их стороне была железная дисциплина. Поговорив с этими людьми, посмотрев на их жизнь и работу, проделанную за последние годы, я склонен верить твоим теориям — если японцы продолжат в том же духе, они вполне могу войти в клуб Великих держав.
Спасибо, Господи!
— Рационализм убивает этот мир, Никки, — вздохнул я, для разнообразия не притворяясь, а искренне. — Эти, — указал на берег. — Все поняли и отринули свою уникальную культуру и традиции как «бесполезные», решив равняться на лучших — иначе им уготована плачевная участь островной нищей страны, с которой разговаривают с позиции силы. С рациональной точки зрения, они сделали правильный выбор: судьба всей нации и будущее многих поколений гораздо важнее сотни способов любования цветущей сакурой.
— Безусловно, — покачал головой Николай. — В земном мире ты стоишь ровно столько, насколько ты силён.
— Я согласен с тобой, — кивнул я. — Большие страны ведут себя как бандиты, маленькие — как проститутки.
— Так! — хохотнул цесаревич. — Но есть и исключение — австрияки ведут себя как исключительные кретины.
Поржали — хуже австрияка в эти времена зверя нет.
— Больше всего мне жаль Китай, — признался я. — Только представь, Никки: больше трех тысячелетий непрерывной, задокументированной истории. Сотни миллионов человек населения на пике могущества! Четыре полноценных империи, которые сменяли друг друга с перерывами на существование государств поменьше. Уникальнейшая философская школа — Конфуцианство. Уникальнейшая система верований и духовных практик — даосизм. Когда наши с тобой предки, прости-Господи, с голой жопой бегали по лесам, Китай уже был непредставимо древним. Когда эпоха Империи Хань подходила к концу — ровесница Античного Рима, кстати — китайцы уже осознавали, что живут в Империи, которой приходит конец. Античный Рим и его соседи столетиями не могли понять, что Империи уже нет, ведь для них это было в новинку, а китайские крестьяне собирались за чаем с пришедшим в их деревню мудрецом даосом, единодушно признавая — да, Империя Хань доживает последние дни, и скоро на трон Запретного города воссядет новая династия.
— Наши дни многие называют последними, — улыбнулся цесаревич.
— Смотря для кого, — ухмыльнулся я. — Нашу Империю ты сбережешь — я в этом не сомневаюсь, но кое-кому придется пересмотреть территории и название государства.
— Расскажи еще о Китае, — попросил Никки.
— Когда жители заката эпохи Хань пророчили Империи скорый конец, у них были для этого все основания, — продолжил я. — Империя — это не земли и не многоконфессиональная, многонациональная пестрая масса подданных, сплоченная и направляемая могучим имперским кулаком, — сжав довольно мощный кулак Георгия, я продолжил. — Империя — это дороги, мосты, дамбы и прочее именуемое «инфраструктурой». По хорошим дорогам быстрее перевозятся товары, по ним быстрее перебрасываются армии, а дамбы и оросительные системы позволяют растить хлеб даже там, где раньше были непроходимые болота или выжженые пустыни. Китайцы в первую очередь торговцы и инженеры. Дороги и дамбы, построенные еще до эпохи Хань, к закату Империи пришли в упадок. Наводнения, засухи, голод, не успевающие давить восстания войска, теряющие время из-за негодных дорог — китайцы видели это и справедливо связывали с деградацией правящей верхушки. Основой этой деградации стал даосизм — невероятно древнее языческое учение, которым веками развлекалась интеллектуальная китайская элита. Даосы считают, что Император — это этакий талисман. Чем меньше Император работает, тем лучше по мнению даосов чувствует себя его Империя.
Николай задумчиво пошевелил усами — вот ему бы при даосизме было хорошо.
— Страной правило окружение Императора. Поначалу, как это всегда бывает после смутных времен, окружение было толковым, и Империя Хань процветала. Потом аристократия все больше погружалась в роскошь и дворцовые интриги. Основой их — только не смейся — стал Императорский гарем.
Никки гоготнул:
— Извини.
— Ничего, — улыбнулся я ему. — Гарем китайского Императора — это минимум тысяча красавиц. Каждая из них может родить сына, и этот сын будет иметь законные претензии на престол. Каждая из них пользуется невероятным, соразмерным Императрице почетом, у каждой есть свиты и амбиции, у каждой — гигантские расходы, досуха выдаивающие казну Империи.
Николай призадумался — гаремов у нас Императорам не положено, но концепция Двора абсолютно такая же.
— Во избежание недоразумений, заботу о гареме поручали скопцам-евнухам. Можешь себе представить, что молодой человек сознательно отрезает себе яйца, отказываясь от продолжения рода, чтобы построить карьеру в Императорском гареме?
— Какая мерзость, — выбросил окурок в океан Никки и достал следующую папиросу из золотого портсигара.
— Невероятная мерзость, — согласился я. — Особенно мерзкими евнух воспринимался самими китайцами: в Конфуцианстве, которое к язычеству и вообще религии никакого отношения не имеет, кстати, потому что сосредоточено на жизни земной, не существует никого более презренного и никчемного, чем не способный дать потомство человек. Жизнь — это бесконечный процесс, который делает бесконечным уходящая в тьму древних веков череда поколений. Чем больше прерванных навсегда человеческих цепочек, тем беднее наш мир. Однако к закату Империи Хань именно гаремные евнухи стали главных политическим актором. Были периоды, когда евнухи поднимались настолько высоко, что из-за спины Императора начинали управлять огромной, богатейшей Империей. Если мы с тобой однажды попадем в Китай, в окрестностях города Сиань — он был столицей тогдашней Империи — мы сможем полюбоваться на невероятное количество дворцов, построенных евнухами за государственный счет. Теперь давай посчитаем, — повернувшись к Никки, я загнул палец. — Из-за захиревших дамб река Хуаньхэ изменила русло, из-за чего Китай охватил трехлетний голод, — загнул второй. — Евнухи при власти, что для любого нормального китайца хуже, чем Лжедмитрий на Московском Престоле для наших предков.
Николай с улыбкой кивнул, оценив аналогию, я загнул третий палец:
— Трехлетний голод стал лишь последней каплей — ты же помнишь, как я рассказывал тебе, что десятилетиями китайцы бродили по Империи, рассказываю друг другу о конце времен?
Николай кивнул — продолжай.
— К моменту окончания жизненного цикла Империи наиболее обездоленные и от этого злые подданные были морально готовы закончить агонию Хань. Выкрасив брови в красный — чтобы облегчить узнавание соратников — крестьяне сбились в войска, и Китай погрузился в кровавое восстание, после подавления которого китайские генералы посмотрели на миллионы погибших воинов и убитых крестьян, потом посмотрели в стороны столицы, и поняли, что служить системе, которой рулят изнеженные евнухи, для них невыносимо. Развернув войска, они положили конец сгнившей Империи, и Китай на долгие годы разделился на три государства — так началась Эпоха Троецарствия.
Замолчав, я посмотрел на огни приближающегося порта, дав Николаю время подумать.
