Убей-городок. Книги 1-2 - Евгений Васильевич Шалашов
— Ты хоть ему продиктовал, как правильно явку с повинной написать? — вяло поинтересовался я.
— А то, — радостно хмыкнул Джексон. Потом, убрав усмешку, спросил: — Тока вот ты мне скажи — чего ты в больнице передо мной дурачка валял? Мол — ничего не слышал, ничего не помню?
— Жень, никого я не валял, — устало сказал я, досадуя, что Бурмагин все-таки рассказал о моем визите. — Я же, пока в палате лежал, на самом деле ничего не помнил. Уже потом, когда вышел, стал думать, сопоставлять. Про ружье вспомнил, сходил в разрешиловку, уточнил. А как адрес установил, так и пошел со злодеем побеседовать.
— А почему ты меня не взял? Тебе что, мало попало? Еще бы разок по башке прилетело, вот и сидел бы сейчас в морге, а я бы из-за тебя еще один глухарь получил. У тебя совесть есть?
— Типа — на тебя глухари вешать? — невинно поинтересовался я.
— Дурак ты Воронцов, — обиделся Джексон. — А я ведь тебя за друга считал.
— Женьк, не обижайся. Я не один ходил, а с Саней Барыкиным, он меня на площадке страховал. Ну не уверен я был, что это именно тот мужик меня ткнул, понимаешь? Не хотел я напраслину на человека наводить.
— Нет, Леша, не понимаю, — на полном серьезе сказал Джексон. — Ты получаешь информацию о личности, которая подозревается в совершении преступления. И вместо того, чтобы доложить по команде, или хотя бы сказать мне, начинаешь устраивать самодеятельность. Мы бы его в отделение вызвали — или бы сами взяли, а там бы поговорили. И на хрена, скажи? А еще скажи — на хрен ты Бурмагину сказал, что он помрет скоро? Он же писается от страха. Говорит — милиционер приходил, которого я подрезал и сказал — сам не явишься, помрешь скоро.
Ишь, как Митрофанов меня отчитывает! А ведь по сути-то он прав. То, что я сделал, это густопсовая самодеятельность. Но и я не пошел бы к преступнику, если бы не обладал «послезнанием». Так что, Джексон одновременно и прав, и не прав. Со своих позиций он абсолютно прав, а вот с моих, с попаданческих, не очень.
— Женя, поверь, в отделении он бы тебе ничего не сказал. Ни свидетелей, ни пальчиков, ничего за ним нет. Единственное — мои подозрения, да это ружье. Он бы в отказ пошел, что тогда? А вот после моей с ним беседы, он сразу к тебе прибежал. Да, риск был, но ведь и результат налицо. На этом весь и расчёт строился. Поэтому, давай ты сделаешь вид, что о моем разговоре с Бурмагиным ничего не знаешь, а гражданин явился, потому что ему стало стыдно. Лады? И палка тебе за раскрытие. И впиши Саню Барыкина — мол, с тобой по раскрытию работал.
— А там уже и так целый список тех, кто со мной работал, — усмехнулся Джексон.
Ну, это уж как всегда.
— Только я и тебя вписал, что ты по раскрытию работал, — сообщил Митрофанов.
— А на фига? — всполошился я. — Я же теперь от начальства втык получу. Могут даже выговор влепить — типа, почему рапорт не написал?
— А втык ты и так получишь, — жизнерадостно сообщил Джексон. — И поделом тебе. Не занимайся самодеятельностью, не в партизанском отряде. Так и там бы потребовали дисциплину блюсти. Но из-за выговора плюнь, не переживай.
Я ждал, что Евгений сейчас скажет: «Выговор не триппер, носить можно», но Митрофанов сказал другое:
— Выговор тебе нельзя давать, потому как ты в этот момент на больничном был. И мой тебе совет — завтра же отправляйся в отделение, пиши рапорт, но укажи — дескать, хотел сообщить о случившемся, но из-за того, что почувствовал себя плохо, решил отложить написание рапорта. Понял?
Я посмотрел на Митрофанова и с уважением покачал головой:
— Евгений — ты, голова!
— А то! — хмыкнул довольный Митрофанов. — Слушай старших. А добрый дядюшка Женя тебе плохого не присоветует.
Ну да, с Джексоном всегда так. С ним не пропадешь, но горя схватишь.
— Скажи-ка Леха, а чего ты Бурмагину-то сказал? С чего бы ему помирать, да еще через два года?
— Так все мы когда-то умрем, — философски изрек я. — Я Бурмагину так и сказал, что умрет. А он, вишь, все за чистую монету принял. А человек, как известно, верит лишь в то, во что хочет верить.
Теперь настал черед Митрофанову смотреть на меня с уважением.
— Силен брат, — сказал Женька. Задумчиво почесав затылок, спросил: — А ты к нам, в розыск, не хочешь перейти?
Скажите, а какой участковый не хотел бы работать в угро? Нет, дядю Петю я в расчет не беру, ему угрозыск до фонаря. И моему приятелю Саньке Барыкину больше нравится работать участковым инспектором. У Саньки к этой работе, скажем так, свой интерес. Как-нибудь расскажу, если не забуду.
Уголовный розыск, это совсем иной уровень. Если участковый инспектор — рабочая крестьянская лошадь, то инспектор угро — это скакун-иноходец. И зарплата повыше, хотя и не чересчур. Ну, а еще — чего уж греха таить? Девушки на тебя совсем по-другому смотрят, если ты инспектор уголовного розыска. Участковый — это какой-нибудь Аниськин, старый и добрый дяденька. В крайнем случае — старшина из «Хозяина тайги». Но это, все-таки, совсем не то. А розыск — это романтика! Для тех, кто не знает, конечно.
Представьте: утренняя оперативка. Дежурный отстрелялся за истекшие сутки, «разбор полётов» закончен, герои и виновные назначены, все ЦУ[7] розданы. Команда: все свободны. Но ещё не отгрохотали отодвигаемые стулья — следующий приказ: уголовный розыск — на месте. Вот где начинается таинство, к которому не допущены простые смертные: участковые, дознаватели и даже следователи. Сейчас эти небожители из уголовного розыска будут обсуждать что-то такое, что не для каждых ушей и умов. И ведь ни за что не расскажут потом даже своим закадычным друзьям, а если спросишь, так посмотрят, что станет стыдно. А кто не поймёт, так и сказать могут очень убедительно.
Так примерно должен был думать молодой участковый инспектор. А ещё то, что в уголовный розыск не просятся, то есть проситься-то можно, только толку от этого — круглый ноль. В уголовный розыск приглашают, а это надо заслужить своей предыдущей работой. Поэтому вопрос, хочешь ли работать в уголовном розыске, всегда приятен и льстит самолюбию молодых участковых вроде меня, даже с учетом моего последующего опыта.
Допустим, я тоже бы не против перейти в розыск. Но Джексон — он не самый большой начальник в угро, точнее, совсем