Великий диктатор - Alex Berest
В отличие от фашистского карабина 30х годов следующего века его прототип не имел неотъёмного штыка, что даже радовало. Зато патроны «22 short» калибра 5.5 мм с закраиной можно было найти в свободной продаже, а не заказывать. В обойму снаряжалось шесть патронов, и вставлялась она в винтовочный магазин снизу. При желании можно было добавить седьмой патрон в ствол.
— Стрелок Матти Хухта к стрельбе готов, — шуточно, но серьёзным голосом доложил я отцу, отчего остальная компания опять развеселилась.
— Ну, стрелок, — отец ухмыльнулся. — Стреляй вон в камни. В правое.
В камни? В упор здесь камней не вижу! Да еще и в правое, а не правый…
— Хухта! Ты чему своего сына учишь? Малыш, вон на сосне справа два нароста в виде шаров. В правый шар стреляй, — пришёл мне на помощь наш кузнец, дядя Рикки Сайпанен. — Хм, и вправду на «кивэс» похоже.
А до меня наконец дошло, что пьяненький папашка призывал меня стрелять по предметам похожим на мужские яйца. «Кивэс» это не только камни в нормальном переводе, но и мужские яйца в взрослой речи. Точно, батя пьяный. Как бы опять чего не учудил.
Прицелился куда сказали и расстрелял в ту сторону все шесть патронов. Из шести моих выстрелов, только три пули угодили в крайний левый низ этого, хм, яйца. А целился я в центр и даже немного выше. А значит винтовка не пристрелена, а может даже и отец прицел сбил. С него станется.
…..
6 сентября 1897 года я отправился в школу. В первый раз в первый класс финской начальной школы. Слава местному богу Джумо, что не один. Вместе со мной в первый класс пожелали отправиться парочка братьев-рыцарей из моего ордена «Зеленого меча». Недаром я их учил считать и читать.
Мой кузен Микка и эстонец Яков уговорили своих предков и теперь мы сидим за одной партой. Здесь парты, вернее столы, рассчитаны на четырех человек. Но так как в компанию к малолеткам ни один нормальный ребёнок восьми — девяти лет, а именно с этого возраста начинали обучение в нашей начальной школе, не пойдёт, то и сидим мы теперь сами.
Тем не менее, остальные дети относились к нам дружелюбно. В одном селе живем, да и моя знаменитость не последнюю роль в отношениях сыграла. Надо сказать, что рос я как-то аномально. По росту был примерно равен семилетнему ребёнку. Может, это влияние моего домового, а может, и память о прошлой жизни, в которой я был двухметровым амбалом.
Учёба для меня оказалась очень легкая. В первом классе было всего пять предметов. И не каждый день. Арифметика, чистописание, финский и русский языки, и Закон Божий. Последнего я и опасался больше всего, думал, что придётся учить молитвы, читать жития святых. Но этот предмет оказался самым легким и интересным. Раз в неделю к нам, первоклашкам, приходил наш пастор, отец Харри, который рассказывал всякие забавные истории из жизни святых и не требовал ничего заучивать.
Самым сложным предметом для меня, оказалось чистописание. Все эти палочки, чёрточки, повторы букв, маленьких, больших, строчных и прописных. Но так как мое же стихотворение про чистописание висело на импровизированном плакате возле доски, мне было некуда деваться, а только стараться, чтобы всё получалась красиво и без клякс.
Почти всю первую половину сентября, в школе учились только мы, первоклашки. Остальные дети были на картошке, помогая своим семьям её убирать. Почти как у нас в СССР. Может, мы этой картошкой по осени вместо учёбы заразились как раз от финнов?
Уроков было не густо, два, три в день, после чего мы тоже отправлялись на помощь своим семьям. Ну, кто отправлялся, а я филонил. Бегал в вотчину к дяде Каарло, где наконец запустили паровой дровокол, и я, наблюдая за его работой, раздумывал как эту конструкцию переделать под горизонтальную схему.
Этот американский дровокол использовал самую простую схему. К приводному шатуну крепился эксцентриковый шатун с плоским лезвием на конце. Вверх-вниз, вверх-вниз, успевай только чурки подставлять. И не забывай про технику безопасности. Чурки кололись пополам и их потом нужно было докалывать или на этом чудо-станке, или топором. Паровичок, в качестве топлива, неприхотливо питался корой и ветками.
К концу сентября, я уже всё придумал и даже нарисовал технический рисунок нового дровокола. Но идти с ним к деду было пока рано. Надо было приучить взрослых, что мне не только стихи и сказки по силам, а еще и всякие технические придумки.
Кстати, Ээро Эркко не обманул, и с сентября в «Ежедневной газете» стали появляться главы из моего сказочного опуса «Муммий-тролль и все-все-все». До нас столичная пресса добиралась с опозданием в несколько дней, да и то, только та, на которую наша семья была подписана. Мы бы ничего и не узнали о газетной войне, которую пыталась развернуть Шведская партия, начав высмеивать рупор Финской партии за публикацию всякого бреда. Но ответа на критику не последовало, Ээро Эркко просто проигнорировал оппонентов, тем более что редакцию засыпали письма от восторженных читателей. В основном хвалебные отзывы писали различные женщины преклонного возраста от лица своих внуков.
Все зарисованные мной главные и второстепенные герои также появлялись в виде рисунков в газете. А пошитые Анью куклы были мастерски скопированы и рассылались новым читателям за годовую подписку или старым подписчикам в награду за победы в различных конкурсах. Совершенно неожиданный контент в, казалось бы, сугубо политической газете позволил поднять тираж в два раза и привлечь внимание к финской партии.
Своё обещание дядя Ээро выполнил, прислав мою тетрадь ценной бандеролью вместе с тремя комплектами профессионально пошитых игрушек. Один я подарил Анью, второй оставил себе, а третий, презентовал маме.
Как только выпал снег, ходить в школу пришлось на лыжах. Сначала меня это удивляло и раздражало, но потом я привык, и мне это даже понравилось. Неплохая такая тренировка для укрепления моего тела. Утром я уже делаю гимнастику, эти все, наклоны, приседания, махи и прочие отжимания. Даже приволок несколько небольших березовых чурок с дровника и использую их как гантели.
…..
— Лутку! — и резкий, хлесткий звук пощечины, а за ним и вскрик моей сестры Тю, заставил меня выскочить из библиотеки, где я кое-что клеил.
Злая и раскрасневшаяся мама лупила Тюуне, а рядом, на стульях, сидели такие же, чем-то недовольные деды, бабки и отец. Странно. Как я пропустил такое сборище,
