Ревизор: возвращение в СССР 5 - Серж Винтеркей
Бабушка при этих словах довольно хмыкнула, а мама вскинулась, начав что-то возражать, но я тут же перебил ее, не дав договорить:
— А если не пойдешь, то я расскажу Ахмаду, зачем ты домой отпросилась и как собиралась таскать по улицам ребенка с кашлем и температурой к каким-то бабкам-шептуньям.
Прием, конечно, запрещенный, но на работу опаздывать не хочется, а если начну с ней пререкаться и пытаться по-хорошему уговаривать, вообще не факт, что сегодня туда попаду.
Мама после моей угрозы сразу сникла и начала собираться. Я быстренько натаскал воды, сбегав на колонку трижды и наполнив водой все свободные емкости в доме. Прихватил на кухне печенья к чаю, на работе сегодня без ссобойки буду, бабуля со всей этой суетой не успела ничего приготовить. Ну да ладно, соображу чего на месте.
Пока шли на завод, продумывал систему закаливания для Аришки. И со временем у меня совсем швах, но малышке реально помощь нужна. Если сейчас укреплением ее здоровья не заняться, потом только хуже будет. А на маму с бабушкой в этом вопросе надежды нет. Они ее кутают все время и от любого сквознячка берегут. Придется сначала самому все процедуры с мелкой делать, приучить ее и домашних к новым правилам быта, а потом уже, как привыкнут и результат появится, на них эти заботы переложить.
— Паша, — вдруг подала голос мама, — ты не говори, пожалуйста, Ахмаду ничего про Аришку. Он очень строго относится ко всяким суевериям, не поймет он.
— Так и я не понимаю, — подал голос я, — сложно понять, когда образованная женщина всерьез верит, что от кашля и температуры шепот помогает.
— Он не от кашля помогает, а от сглаза, — упрямо поджала мама губы, — это ненормально, что Аришенька болеет так часто. Ее наверняка еще в Перми сглазили, когда совсем маленькая была. Там соседки очень злые.
— Мама, давай закроем эту тему, очень тебя прошу, — мрачно ответил я. — Вместо того, чтобы наделять Инкиных соседок магическими способностями, лучше бы подумала о гораздо более реальных причинах болезненности ребенка.
— Каких причинах? — возмутилась мама.
— Таких, что она закутана все время в сто одежек, спит в натопленной комнате в кроватке одетая и укрытая одеялом, на улице гуляет мало, к холодным температурам совершенно не приучена, — начал перечислять я, — ни зарядки, ни водных процедур с прохладной водой у ребенка нет. При таком образе жизни постоянные простуды — закономерный итог.
Мама хотела продолжить спор, но мы как раз подошли к проходной завода, и разговор пришлось по объективным причинам прервать. Я попрощался с ней до вечера и предупредил, что приду проверить, есть ли она на рабочем месте. И если не обнаружу ее, то сразу же рвану ябедничать будущему отчиму. Угроза возымела действие, и я спокойно отправился работать. Проверять маму я не собирался, блефовал, надеясь, что это станет дополнительной гарантией того, что она не будет больше пытаться чего-то делать за моей спиной.
Придя на работу и открыв дверь в кабинет, с удивлением обнаружил на своем рабочем месте коробку конфет. Да непростых, а птичьего молока. А Изольда, высматривавшая кого-то в окно, тут же, обернувшись ко мне, просияла так, словно увидела какого-то знаменитого народного артиста:
— Павел Тарасович, вы садитесь, я сейчас чайку вскипячу!
Не, на определенный уровень уважения ко мне я ее уже сумел вывести, но вот такого… такого точно не ожидал. Чего это она?
— А что за конфеты? — спросил я, присаживаясь на свое место, пока Изольда хлопотала над чаем.
— Так это от меня, маленький сувенир! — ласково сказала Изольда, заставив меня вздрогнуть. Лицо у нее было такое, как у фанатов, из-за которых звезды кино телохранителей нанимают. Не понять, то ли обнять тебя хочет, то ли разорвать на кусочки, чтобы никому не достался.
К счастью, все разъяснилось быстро.
— Огромное от меня спасибо, Павел Тарасович, за сына моего! — преданно глядя на меня, сказала бухгалтер, — Андрюшка мой, после той беседы с вами, за ум взялся! На улице перестал пропадать, весь учебниками обложился. Я чуть не убилась, когда к нему в комнату ночью зашла посмотреть, как он там — сынок том Советской энциклопедии на полу забыл, причем открытый. Никогда он раньше к ней и близко не подходил, не то чтобы читал ее! Вынесла, а там на бухгалтерии была страница открыта! Никак он заинтересовался, как тоже бухгалтером стать, пойти по нашим стопам!
Выслушав ее, я облегченно выдохнул. Ну, теперь хоть понятно, что с Изольдой, и почему конфеты приплыли к моему берегу. Немножко удивился тому, что у нее есть дома «Советская энциклопедия» — дефицит, все же, лютый! И не зря — в это время неплохой аналог Интернета с кучей информации обо всем. Даже Малая, а что уж про Большую говорить — интересно даже, какой именно у нее был вариант.
Порадовался с ней за сына, сказал, чтобы не давила на него ни в коем случае сильно, спокойно реагировала на происходящие изменения. Словно так и надо. Мол, сама ждала, что он так однажды поступит, потому что он не дурак, чтобы долго делать глупости.
Выслушивала мои советы Изольда с таким вниманием, с каким не каждого священника бабушки-прихожанки слушают. Яростно принялась кивать, когда я закончил, а потом, убедившись, что у меня все хорошо — и чай не слишком горячий, и конфеты я открыл — тут же куда-то убежала.
Ну надо же, как все хорошо складывается! — пробормотал я, после чего выложил себе на стол пару конфет и пошел с коробкой к Галие. Моя красавица была на своем месте.
— Вот, держи, подарили, а я боюсь растолстеть! — сказал я, протягивая ей «Птичье молоко».
— А ты что, не боишься, что я растолстею? — ужаснулась она, но пальцы — ее пальцы сами собой выхватили коробку из моих рук. Слишком большой соблазн!
— А ты по паре конфеток в день, и будет все в порядке! — сказал я, улыбнувшись.
Глава 12
12 апреля 1971 г. Механический завод, Святославль
Поболтав с Галией, довольный жизнью вернулся на рабочее место. Изольды еще не было. Я довольно хмыкнул — надо же, как быстро воспитал вредную тетку! Теперь с ней одно удовольствие вместе работать.
Еще никогда я так не ошибался. Прошло буквально пять минут, и Изольда вернулась. Да не одна, а с какой-то теткой лет сорока, что я прежде не видел. Та смотрела на меня одновременно и робко, и с надеждой. Сердце тревожно
