Вершина мира (СИ) - Ромов Дмитрий
— Наверное и нитки можно, — Марта пожимает плечами. — Всё остальное вообще без проблем. И коттон, джинсу то есть, можно разную брать. Нитки просто не спрашивали ещё, но я уверена, проблем не будет. Что ещё хочешь? Линию по розливу не надо? С закручивающимися пробками.
— А пробки где брать? — уточняю я.
— Ну здесь, у меня же. Бутылки подходят отечественные. У меня есть запас пробок и этикеток. Ром, виски и джин. А шить, кстати есть где?
— Пока решаем, — киваю я.
— Линию я тебе советую. Если научишься напитки готовить, королём станешь.
— За алкашку поболе дадут, чем за джинсу. Там и к стенке можно за покушение на святое.
— За чего? — переспрашивает она с улыбкой и смешно морщит нос. — За алкашку?
— Ну, за алкогольную продукцию, — пожимаю я плечами.
— Надо запомнить, — смеётся она. — За алкашку. Да, дают. У нас за всё дают, если так разобраться, но люди работают же и неплохо работают.
Блин, соблазнительно, конечно, бутлегерством заняться. Я уже сто раз об этом думал. Напитки по-любому где-то брать надо, а тут свои. Но если за это браться, сбыт нужно продумывать идеально, потому что в двух «Казино» много не продашь. Мда… А если доживём до горбачёвского сухого закона, так там вообще суперприбыли пойдут. Как бы только в масштабах страны это дело развернуть…
— Марта, а сколько стоит линия?
Приятно её слушать, у неё красивый голос и лёгкий акцент. Не показной, а естественный, и видно даже, что она старается говорить, как можно чище.
— Вообще не дорого. При том, что она немецкая, настоящая. Неновая, конечно, но ещё сто лет будет работать. Вот увидишь. Двадцать тысяч всего. Рублей, не долларов. Два раза по пятнадцать за игровое оборудование и двадцать за линию. Итого пятьдесят.
Ясно, что пятьдесят, а вот где варить и куда девать неизвестно. Я погружаюсь в раздумья и неожиданно для самого себя отвечаю согласием.
— Ладно. Давай.
Пора повышать ставки.
Мы обговариваем детали и договариваемся о цене. Я получаю хорошую скидку этикетками, пробками, фурнитурой и джинсой. Похоже эту линию она уже давно никому впарить не может. Ничего. То что другим не годится, мне в самый раз будет.
— Так, хорошо, — говорю я. — А деньги? Прямо здесь тебе отдавать?
— А у тебя с собой? — уточняет она.
— Ну конечно.
— Молодец. Сейчас Костя подойдёт. Он у тебя всё заберёт. У тебя рубли, правильно?
«Не бойсь, говорю, не доллáры!» — мысленно цитирую я Высоцкого.
— Да, рубли.
— Хорошо. Всё в порядке. Слушай, ты меня заинтриговал своей решимостью. Ты когда всё там у себя поставишь, я тебе немца наладчика привезу. Хочешь?
— И сама приедешь?
— Приеду.
— Конечно, хочу, — улыбаюсь я.
— Бывала уже в Сибири?
— Бывала-бывала, — улыбается она, — я везде бывала, где есть баскетбол.
— Придётся, значит, хорошо постараться, чтобы показать тебе то, что ты ещё не видела, — улыбаюсь я в ответ.
— Ну, вс ё. По рукам.
Она крепко жмёт мне руку. Вскоре появляется Костик, мужичок с круглым пузиком, лет сорока пяти, похожий на армянина.
— Здравствуй Марта, — широко улыбается он.
— Привет, Костик, это Егор, знакомься.
— Здравствуй, дорогой, — приветствует он меня. — Пойдём со мной.
Я прощаюсь с Мартой и ухожу с Костиком. Он заводит меня в серый «Рафик» с тонированными окнами и принимает пятьдесят моих тысяч.
— Кассовый чек будет? — спрашиваю я.
— А-ха-ха! Шутник ты Егор. Тебе сколько лет вообще?
— Пятьдесят, — улыбаюсь я.
Костик остаётся доволен.
Ира всё-таки соглашается принять предложение Маркусса и вечером мы едем в его дом на взморье. Он стоит в сосновом лесочке рядом с длинным пляжем и пешеходными улочками с кафешками и магазинчиками. Сейчас почти все они закрыты. Туристов нет и вообще людей почти нет. Мне это нравится.
Нас привозит Валдис. Дом оказывается большим и красивым, обустроенным по-европейски, практически как в интерьерных журналах. В гостиной находится большой камин и стоит кожаный диван. Гостевые комнаты готовы. Похоже кто-то ещё вчера, не дожидаясь нашего решения, включил отопление и подготовил всё к приезду гостей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})В импортном холодильнике полно еды. Большой пирог с курицей, сыр и ветчина. Пирожные и куча каких-то коробочек. Это чтобы мы могли завтракать дома. Впрочем в округе есть кафе и рестораны, которые работают и зимой. Так что с голоду мы не умрём.
Мы договариваемся, что Валдис приедет за нами через два дня и отвезёт в аэропорт, и он вскоре уезжает, а мы остаёмся вдвоём.
— Ну что, — прищуривается Ирина. — Встретился со своей Мартой?
— Встретился, — подтверждаю я.
— Ну и как она?
— А почему ты спрашиваешь?
— Просто хочу знать.
— Пойдём погуляем, — предлагаю я. — И найдём какой-нибудь ресторан. Заодно обсудим Марту.
— Нам не только её нужно обсудить, — говорит Ирина.
— Серьёзно? — удивляюсь я. — А что ещё?
— Да, накопились вот вопросики.
От этих «вопросиков» веет холодком. Что опять не так, товарищ секретарь?
— Ну, хорошо, — пожимаю я плечами. — Сегодня ты сможешь их задать.
К вечеру становится холодно. Вернее, не столько холодно, сколько сыро. От моря гонит влагу. Она опускается промозглым туманным облаком и кажется, что холод пробирает до костей.
— Это не холод, — пытаюсь храбриться я. — Просто высокая влажность. Не сутулься, расправь плечи и не обращай на неё внимания. Сейчас организм приспособится.
Но у меня и самого не получается не ёжиться и не мёрзнуть. Поэтому, мы жмёмся друг к другу, как котята, как влюблённые юнцы, находящие утешение единственно в тепле друг друга. Но тепло это эфемерно, поэтому, дойдя до первого же открытого ресторана, мы сразу забегаем внутрь и выбираем столик у пылающего камина.
Мы садимся за стол и заказываем кучу еды. Свекольник, отварную картошку с творогом, жареную на гриле миногу и кровяные блинчики. Категорически отказываемся от селёдки в молоке, и официантка смотрит на нас как на слабаков.
Зато даём уговорить себя на блинчики из свиной крови, но долго не решаемся к ним притронуться. Потом мы всё-таки их пробуем и тут же съедаем полностью, без остатка, поскольку они оказываются довольно вкусными.
— Ну, — говорю я, когда нам приносят чай с хлебным супом. — Давай свои вопросики. Под десерт. Подсластим пилюлю, как говорится.
Хлебный суп — это десерт из ржаного хлеба и взбитых сливок, похожий на тирамису. В нём красивыми слоями выложены мягкие сливки, брусничный джем и чёрные хлебные крошки. Вкусно, ёлки. Даже и не ожидал.
Ира румянится и запекается от каминного жара. Взгляд у неё становится соловым и от сытости и близости огня она делается похожей на пьяную.
— По сути, — отвечает она, орудуя вызывающе облизывая десертную ложечку, — все мои вопросы сводятся к одному. Кто ты такой, Егор Брагин?
— Ты думаешь, я инопланетянин? — улыбаюсь я. — Или рептилоид?
Она не улыбается и вообще пропускает мимо ушей мою реплику.
— Тебе всего семнадцать, но у тебя куча знакомств. В горкоме партии, в КГБ, в уголовном мире, среди контрабандистов. Я же не дура, я вижу. Как это возможно, а? И почему даже я, взрослая баба, вожусь с тобой и, представь только, всё ещё не хочу сбросить с обрыва после далеко не первой ночи любви? Итак, давай, рассказывай. Говори всё, как на духу.
— Кто я такой?
— Вот именно. И не смей пытаться меня одурачить. На самом деле, я всё прекрасно знаю. Абсолютно всё. Просто хочу услышать это от тебя.
15. В гостях хорошо, а дома?
Хм… Вот так задачка. И что же она знает? Что именно? С Большаком она не знакома, значит… Значит, у неё просто какие-то нелепые предположения и догадки. Кто я такой… Я человек будущего, кто же ещё…
— Кто тебе сказал?! — изображаю я Семён Семёныча Горбункова.
— Не надо, ты не Никулин, — качает она головой, легко разоблачая мою игру.