Крафтер II - Иван Ладыгин
— Он же его буквально уничтожил, — недоумевал юный Аркадий Камышев, едва достигший совершеннолетия. — На моих глазах! Просто… раз — и нет человека. Почему его никто не арестовал? Это ведь… это ведь убийство!
Мать, стройная дама в тоге с перламутровым шитьём, отмахнулась кружевным веером и, чуть наклонившись к сыну, прошептала:
— Аркашенька, дорогой, дуэль — дело чести. Уложение ясно говорит: если оба участника согласны и формальности соблюдены, то даже смерть на поединке не считается преступлением. Это, можно сказать, ритуал. Особый. Архаичный, но почитаемый.
— Но он же… уничтожил его, мама, — всё ещё не мог успокоиться Аркадий. — А ему ведь лет сколько? Двадцать с хвостиком?
— Меньше, — хмыкнул отец, отпивая шампанское. — Говорят, восемнадцать. Или девятнадцать. Молодой, но страшный. Говорят, он — артефактор, причём не просто какой-то там поделочник, а с фамильным наследием. Силён, чёрт бы его побрал. Очень. Видел, как у него в руке молнии плясали?
— Молнии, пламя, лёд… — бормотал Аркадий, глядя в пол. — Он будто не человек, а целая буря.
Они переглянулись.
— Вот и я о том же, — вздохнула мать, поправляя ожерелье. — И, к слову, раз его пригласили на приём сюда, значит, он теперь вхож в круг. Или скоро будет.
Отец помрачнел.
— А если уж князь лично к нему благоволит, то гляди, мы скоро увидим, как старые рода зашевелятся. Уж больно этот Морозов не просто сильный. Он ещё и… опасный.
* * *
Приём продолжался в изысканной роскоши, как и положено в доме князя Ефремова. Повсюду сновали официанты с серебряными подносами, усыпанными миниатюрными закусками, а в залах витали разговоры, напитанные парфюмерией, сплетнями и вином. Я стоял рядом с Ефремовой — точнее, сидел, растянувшись на диване, а она, присев рядом, делала вид, что вся в разговоре со мной, хотя на самом деле раз за разом пыталась незаметно для всех погладить Плюма, устроившегося у меня на коленях.
Плюм, этот пушистый бездельник, вел себя как какой-то проклятый миниатюрный аристократ. Каждый раз, когда её пальцы приближались, он сначала делал вид, что спит. Потом резко, будто бы случайно, поднимал голову и начинал гоняться за её пальцем, как за мышью. Один раз он даже вцепился ей в палец и потащил его к себе, будто пытался отобрать. Она едва не рассмеялась в голос, прикрылась веером, а Плюм удовлетворённо фыркнул и… сожрал её серьгу. На глазах у всех.
— Он… он только что… — прошептала она, в ужасе уставившись на меня.
— Да не переживай, — махнул я рукой. — Он потом её отдаст. Наверное.
Тем временем ко мне раз за разом подходили люди. Некоторые вежливо раскланивались, протягивали руки, гладко улыбались и представлялись старыми торговыми друзьями моего покойного отца. Я кивал, улыбался в ответ, пожимал руки — и считал, сколько кинжалов в их взгляде.
— Барон Морозов, для меня честь… — говорил один, сутулый старик в сюртуке, — ваш отец был великим человеком. Надеюсь, вы унаследовали его… предусмотрительность.
— Сын Чернова, — вставлял другой, похожий на бильярдный шар с усами, — был, конечно, своенравен. Но знаете… Игорь не из тех, кто будет смотреть на формальности. Ему важны факты.
— А факт, — прошептала мне на ухо пышная дама в кружевной маске, — в том, что вы убили его наследника. На дуэли или нет — его это вряд ли волнует.
Я молчал. Просто кивал. Вежливо. Холодно.
Факт, говорите?.. Что ж, пора добавить ещё пару строчек к длинному списку дел. И, может быть, начать носить перчатки с рунами самозащиты. Потому что пахло жареным. Причём явно не канапе.
* * *
Барон Игорь Чернов находился в своём загородном имении — мрачном особняке с острыми, как клыки, башнями и вековыми дубами, что скрипели на ветру, словно древние скелеты. В последнее время он предпочитал именно это место: здесь не было суеты столицы, лишь тишина, порядок… и контроль. Он сидел в кресле у камина, пристально глядя в пламя, в котором, казалось, видел не огонь, а чьи-то судьбы, сгорающие без следа.
Когда дверь скрипнула, а в проём встал его помощник, худой, как жезл смерти, человек по имени Аркадий, Чернов даже не обернулся. Лишь сказал холодно:
— Говори.
Аркадий сглотнул, будто язык прилип к нёбу. Он прекрасно знал, насколько опасен его господин в дурном настроении. А сейчас… ему предстояло сообщить такое, что дурное настроение станет лишь ласковой прелюдией к буре.
— М… Милорд, я… только что получили известие… из столицы, — начал он с величайшей осторожностью, каждое слово произносил, будто ступал по минному полю. — Ваш сын… Алексей… Он… он погиб. На дуэли.
Тишина в комнате сгустилась до такой степени, что треск поленьев в камине прозвучал, как выстрел.
— Что ты сказал? — Чернов медленно повернул голову, его глаза были серыми и мутными, как лёд на старом пруду — и такими же смертельными, если под ним провалиться.
— Его… Его убил барон. Барон Лев Морозов.
Мир замер. Затем — словно что-то внутри Чернова сорвалось с цепи. Он резко вскочил, отбросив кресло, которое с грохотом врезалось в стену. Лицо его перекосилось от ярости, ноздри раздулись, словно у разъярённого зверя.
— Морозов⁈ — зарычал он. — Этот щенок⁈ Этот выблядок из мёртвого рода⁈
Он прошёлся по комнате, будто зверь в клетке. Пламя камина отбрасывало на стены его бешеную тень. Руки дрожали — не от старости, а от желания ломать. Уничтожать. Топтать.
— Мы… Мы потратили десятилетия, Аркадий. Десятилетия, чтобы стереть этот род с лица земли. Мы сожгли их лаборатории, подкупили министров, артефакт за артефактом обесценивали их репутацию, мы уничтожили их влияние, украли разработки, сожрали их рынок, раздавили их наследие. Мы убили всех. Всех, Аркадий! Остался один. Один последний… и он убивает моего сына⁈ Моего Алексея! Наследника рода Черновых!
Он врезал кулаком по мраморному столику, и тот треснул с хрустом, заставив Аркадия вздрогнуть.
Барон остановился, дыхание у него сбилось, но взгляд стал холодным, ледяным, смертельным. В его глазах больше не было бешенства — только чёткое, выверенное, смертоносное намерение.
— Собирай гвардию. Всех. И пускай приведут мне этого Морозова. Живым. — он сжал кулак, из-под ногтей выступила кровь. — Я хочу лично
