Совок 11 (СИ) - Агарев Вадим
— Как вы себя чувствуете? — загородив головой не шибко яркий плафон, склонился надо мной незнакомый мужик средних лет. — Говорить можете?
— Я вас прошу, выйдите отсюда! — раздался откуда-то справа требовательный женский голос, — Вы же видите, у пострадавшего черепно-мозговая травма! Нам необходимо в полной мере оказать ему неотложную помощь! Пожалуйста, не мешайте нам работать!
— Да работайте вы себе на здоровье! — не хотел сдаваться настырный мужик, — Я тоже здесь не развлекаюсь! Вы делайте свою работу, а я буду делать свою! Ты как, Корнеев? Скажи мне, ты, вообще, слышишь меня? Говорить можешь?
— Слышу… Могу… — после паузы, и не без натуги согласился я, — А вы, собственно, кто?
Мужик, не тратя слов, достал из нагрудного кармана пиджака краснокорую ксиву и раскрыл её перед моими глазами. И с полминуты терпеливо продержал её у моего лица неподвижно. Следя, как я внимательно и шевеля губами, вчитываюсь в содержимое разворота.
— Я от Григория Трофимовича, — негромко проронил он, — Ты понял, про кого я, Корнеев? Не забыл еще Григория Трофимовича?
Так и не назвав фамилии Севостьянова, с сомнением спросил московский гэбист. И еще ближе наклонился к моему лицу. Похоже, он не был в полной уверенности относительно моей повреждённой и перебинтованной разумности.
Если верить установочным данным из удостоверения комитетчика, звали его Башкировым Геннадием Сергеевичем. И числился он по какому-то из Главков центрального аппарата КГБ СССР. По какому именно, рассмотреть я не успел или же просто не запомнил. Полноценному восприятию окружающей действительности мешало посттравматическое скудоумие и шумный туман в голове.
— Да, я понял, про которого… Нет, не забыл, — сосредотачиваясь на каждом слове, медленно отвечал я по пунктам, — Вы спрашивайте, товарищ подполковник, говорить я в состоянии.
— Ну и отлично! Скажи, ты знаешь, кто тебя приголубил? — неодобрительно косясь куда-то вбок, взялся за мой опрос москвич. — Видел кого-то? Описать сможешь?
— Не видел… Меня же по затылку стукнули, — медленно и по-прежнему негромко проговорил я, — Но я и так знаю, кто это. Вы в адрес ко мне поднимались? Там человек должен быть. Связанный.
Внучатый племянник железного Феликса какое-то время вглядывался в моё лицо и молчал.
— Поднимались, пусто там. Дверь в квартиру оказалась открытой. И и не было там никого! — раздраженно отмахнулся от кого-то, находящимся за моим изголовьем, посланник от Севостьянова, — Я одного не понимаю, Корнеев, ты какого черта на улицу вышел, почему наряда не дождался? Тебе же велели сидеть и ждать!
Ни оправдываться, ни препираться с логично мыслящим чекистом мне сейчас не хотелось. На это у меня просто не было сил и интеллект был подорван преступностью. Тем более, что даже теперешним своим контуженным рассудком я понимал, что, действительно, мною была совершена непростительная глупость. Надо было сидеть дома, сторожить пленного. И носа из квартиры не высовывать до появления подмоги. Опять не в меру амбициозный юноша проклюнулся в мудром сознании старого опера и натворил глупостей. Очень не ко времени, надо сказать, он проявляется. И почти после каждого такого проявления у меня нестерпимо болит голова.
Минут за пятнадцать общения со столичным варягом, в моей голове сложилась относительно внятная картинка. Со слов чекиста выходило, что экипажи ГАИ и патрульно-постовой службы к моему дому прибыли первыми. Менты оказались шустрее чекистов на несколько минут. Быть может, потому, что дежурный по областному УВД самолично наскипидарил их по рации. Сделал он это с руководящим энтузиазмом и очень качественно. И ровно по этой же причине они влетели во двор с полной иллюминацией, и со всеми имеющимися звуковыми сигналами.
Подполковник Башкиров поведал, что когда коллеги по внутренним органам примчались во двор, со стороны подъезда меня тащили двое. Практически, навстречу им, вновь прибывшим. ПеПСы даже подумали, что это двое алкашей транспортируют своего третьего собутыльника. Однако, их предположение сразу же не оправдалось. Поскольку, увидев столь праздничное явление ментов народу, оба носителя сбросили меня со своих плеч и рванули в темноту гаражей, и в тень деревьев. Преследовать их не стали, так как указания, полученные по рации от дежурного, были совсем другие. Но брошенного третьего, то есть меня, ПеПСы всё же осмотрели и досмотрели. И нашли в заднем кармане брюк служебное удостоверение. А тут и москвич-комитетчик со своим местным коллегой на место прибыли-с.
— Ты вроде бы поначалу докладывал, что один из этих двоих сотрудник милиции? — пристально глянул мне в глаза гэбист, — Ты ничего не путаешь, это на самом деле так?
— Не путаю! — вовремя спохватился я, чтобы не помотать головой и не принять дополнительную порцию боли, — Я его удостоверение в руках держал. Капитан Губанов, опер из отдела уголовного розыска городского УВД. Он ИВС обслуживает, я его там видел прежде.
Москвич удовлетворённо кивнул. А я, напротив, очень неудовлетворённо вздохнул. Только что я преподнёс соседям повод мотивированно оттоптаться на милицейском ведомстве. Родным которое у меня назвать язык не повернётся, но, тем не менее…
— Они вооружены! — добавил я к уже сказанному, — У Губанова «наган», это я сам видел. А у его подельника «ТТ» и нож. Это мне капитан сам сказал. И машина у них за углом должна стоять, если они её еще не забрали. «Двойка» вазовская.
— Я сейчас! — отреагировал на мои слова москвич и торопливо выбрался из «скорой» наружу.
Где и в чьих руках сейчас находится мой трофейный «наган», я мог только предполагать. По этой причине пришлось его хоть как-то легализовать, одновременно от него открестившись. Оно понятно, что злодеи, когда их повяжут, будут утверждать, что револьвер им достался от меня. Но кто ж им поверит! Тем паче, что «ТТ» у них, скорее всего, тоже найдут. Во всяком случае, на это я очень рассчитываю.
Доктор неотложки, воспользовавшись отсутствием комитетчика, вколол мне внутривенно какое-то лекарство. И, судя по накатившей сонливости, это был не привычный уже «ноотропил», и уж точно, никак не примитивная «никотинка». Последней мыслью, перед тем, как провалиться в несознательность, было досадное понимание того, что и завтра забрать из госторговли гриненковские мебеля у меня не сложится.
Проснулся я от отдалённого коридорного шума и близкого к моей лежанке мужского говора. К которому, впрочем, примешивались и короткие женские фразы. Глаза я открывать сразу не стал, поскольку из содержания разговора понял, что это именно я являюсь предметом обсуждения.
— Голубчик, а вы, я вижу, проснулись? — степенный баритон раздался уже совсем рядом.
Эвон, как! Стало быть, притвориться ветошью и спокойно собраться с мыслями о случившемся не судьба. Пришлось прекратить бездарное лицедейство и открыть глаза. Над койкой, на которой лежало моё тело с вновь израненной головой, стояли два незнакомых мужика и барышня. Нестарая и недурственная. Все они были в белых халатах, а девица еще и в медицинской шапочке.
Обладатель солидного баритона оказался заведующим отделением клинической больницы, в которую меня привезли этой ночью. С его слов выходило, что мне чрезвычайно повезло. И что отделался я всего лишь лёгким сотрясением головного мозга. Об этом он мне сообщил после нескольких минут нашего не шибко содержательного общения. Данное утверждение специалиста меня порадовало, хотя и не шибко убедило. Интересно, как этот эскулап-мозговед смог поставить мне диагноз? И определить степень тяжести нанесённой мне травмы? По пульсу или по храпу, когда я спал? Но в любом случае, профессионалу виднее, а мне, как ни крути, оно будет спокойнее.
— Денька три у нас погостите, а к выходным мы вас выпишем! — вальяжный доктор предвосхитил мою просьбу отпустить меня на волю. — Не думаю, что я ошибся в диагнозе, но голова, знаете ли, орган весьма непредсказуемый! Вам, кстати, известно, каким предметом вас ударили? — с профессиональной безмятежностью поинтересовался врач.
