Позывной «Курсант» - Евгений Прядеев
В которой я более-менее понимаю, на что рассчитывать
— Ну… Чего стоим? Кого ждем? Шея сама себя не помоет. А с грязной шеей я тебя в приличное место не повезу, Алексей… Надо привыкать к хорошим манерам. Они тебе скоро, ой, как пригодятся…
Николай Николаевич замер рядом, сунув руки в карманы. Он с интересом наблюдал за моими душевными терзаниями, перекатываясь с пятки на носок и обратно.
А я терзался. Сильно. Смотрел на ведро, полное ледяной воды, и очень сильно терзался. Мало того, что она выглядела подозрительно мутной, так ещё ее температура, подозреваю, близится к нулю.
— Обмойся, говорю, — в который раз повторил чекист приказным тоном.
— Да в общем-то мне и без этого очень хорошо. Вчера же в бане были, — я перевел взгляд на Клячина, а потом снова уставился на ведро. Будто от моих взглядов вода могла нагреться.
— Так то вчера, Алексей. Оно уже не считается. Мы с тобой о сегодня говорим, — с усмешкой сказал Клячин.
— Может, не надо? — я с надеждой посмотрел на своего опекуна, чтоб ему пусто было. Изверг!
— Надо. Алеша. Надо…
С этими словами Клячин шагнул ко мне и ведру. Ведро он схватил за ручку, а меня — за тыльную сторону шеи, наклоняя вперед, и потом плеснул холодной воды, прямо сверху.
Я чуть не взвыл, если честно. Или даже, по-моему, взвыл. Башка в один момент перестала соображать.
— Вот! Хорошо! — Клячин поливал меня холодной водой с каким-то садистским восторгом. — В здоровом теле — здоровый дух, Алексей. А то ты у нас совсем, как барышня. Все тебе не то и не так. Будто не в детском доме вырос, а в Смольном, среди институток. Скоро начнешь реверансы да кникинсы делать.
— Книксены… — выбил я зубами слово, с трудом ворочая языком.
При этом еще приходилось плескаться под льющейся сверху водой, иначе, боюсь, чисто из принципа, Клячин притащил бы новую порцию. Мы, на секундочку, стоим даже не в доме, а рядом с порогом. На улице. И сейчас по-прежнему октябрь месяц. Хоть и ранний, относительно теплый, но все же, ни черта не Мальдивы.
— Чего?! — он замер на секунду, выровняв ведро так, что вода перестала литься.
— Книксены, млять! Да не останавливайтесь Вы уже! Сейчас сдохну ведь!
— Ох, ты погляди же… — исправляет он меня… В коммуне, что ли, научили словам таким? Ну, книксены. Один черт херня это. Пережитки буржуазного прошлого. — Клячин плеснул остатки воды мне на голову, а затем сунул что-то в руки. — Вытирайся, умник.
Собственно говоря, с этими утренними помывочными мероприятиями, выбор у меня был невелик. Либо драться с Клячиным, отнимая у него ведро. Либо сделать, как он хочет. А хотел Николай Николаевич, чтоб я, стоя на улице раздетым по пояс, принял, так сказать, импровизированный душ.
Я, не глядя, схватил протянутый им предмет и залетел в дом, с остервенением растирая свое тело какой-то тряпкой, врученной чекистом вместо полотенца.
— Ну, вот видишь… Хорошо же. А? Хорошо? — он топал следом, с довольной улыбкой почёсывая живот.
Сам Николай Николаевич, кстати, тоже был по пояс раздет, но, в отличие от меня, чувствовал себя прекрасно. Судя по ещё не до конца высохшим волосам, он, перед тем как издеваться надо мной, тоже устроил себе купание.
— Охренительно, как хорошо! Чувствую, совсем другим человеком стал! Прямо ощущаю, наполняет меня просветление! — рявкнул я Клячину, искренне, от всей души желая ему поймать пневмонию, в идеале сразу двустороннюю.
Мои зубы громко стучали, а внутри все сжалось от холода. И заодно от желания надеть это долбаное ведро чекисту на голову. Воспитатель хренов. Закалять он меня решил.
— Теперь можно одеться и поесть. Скоро ехать нам уже, — Клячин выхватил из моих рук мокрую тряпку и протянул чистые вещи.
Вещей этих, кстати, в шкафу оказалось до хрена. И почти все — моего размера. Такое чувство, будто меня здесь ждали и к моему приезду готовились. Хотя, если дом — служебный, может, просто так совпало. Наверное, сотрудникам часто приходится пользоваться этим местом в своих целях.
— Нормально… — Клячин окинул меня с ног до головы оценивающим взглядом, когда я облачился в штаны, рубаху и джемпер. — Прилично выглядишь. Не стыдно людям показать. Ладно. Идем. Перекусим.
Чекист развернулся и двинулся к кухне. Сам он одеваться не торопился. Я хотел было сделать ему замечание насчёт голого торса, с которым за стол нормальные люди не садятся, но решил, книксенов достаточно. А то нарвусь либо на подозрения с его стороны, с хрена ли бывший беспризорник из себя интеллигента корчит, либо тупо отхвачу мандюлей. Поэтому просто молча уставился ему в спину злым взглядом, от души желая Николаю Николаевичу провалиться сквозь землю.
На столе уже стояли кружки с крепким чаем, белый хлеб и несколько сваренных вкрутую яиц. Клячин успел сообразить завтрак за то недолгое время, пока я вылазил из постели и тупил с этим дебильным ведром. Просто личное участие в утренних процедурах чекист принял, когда понял, что я не сторонник подобных методов закалки. Поначалу он надеялся на мою сознательность. Очень зря.
А вот насчёт жратвы он, конечно, молодец. Просто скатерть-самобранка советского разлива. Раннее утро, а уже откуда-то и хлеба притараканил, и яиц. Куры у нас по двору точно не ходят. Значит, сбегал туда, где ему всю еду отгрузили. В остальном — прибил бы его, честное слово.
Я окинул взглядом скромную снедь. Не густо, прямо скажем… Однако, мой желудок при виде еды мгновенно отреагировал довольным урчанием. Поэтому я тоже выгребываться не стал. Плюхнулся на табуретку, подтянул к себе одну из кружек, ухватил кусок хлеба. Помимо прочего на столе еще обнаружилась открытая банка с вареньем. Я взял ложку, зачерпнул побольше и шмякнул на хлебушек.
— Так… Значится, теперь по делу… — Николай Николаевич сел напротив, подкатил к себе яйцо и принялся методично его очищать. — Школа особого назначения… Скажу сразу, парень, легко тебе не будет.
— Можно подумать, до этого все было очень просто, — я сунул в рот кусок хлеба и принялся его пережёвывать, едва не жмурясь от удовольствия.
Хлеб,
