Мир совкового периода. Четвертая масть - Игорь Черемис
– Считаешь, что это надолго затянется и снабжение будет нарушено? – спросил Александр Васильевич.
– Не знаю, – честно признался я. – Я вообще не понимаю, чего ждать от будущего.
К путчам, которых в моей первой жизни было целых два, я относился чуточку отстраненно. Да и не только я – даже в Москве мало кто заметил какие-либо изменения в привычном ритме, хотя там Белый дом и обороняли, и обстреливали, какие-то отчаянные ребята штурмовали Останкино, а другие, не менее отчаянные, готовились умереть у московской мэрии. Но в целом обе эти движухи коснулись пары десятков тысяч человек со всех сторон, а в спальных районах работали магазины, кооперативные ларьки и кафе и в кинотеатрах показывали кино. Люди приходили смотреть даже на то, как танки бьют по зданию Верховного Совета – это было в новинку и вызывало закономерный интерес.
Ну и, конечно, консервы из магазинов тогда не пропадали – время уже было странным, и новым владельцам важнее оказалась прибыль, а не разборки где-то на властном Олимпе. Особенно ярко это проявилось в девяносто первом, но тогда хорошо помнили про «павловскую» реформу с отъемом лишних денег у населения.
Для меня всё это выглядело так, словно я решил сыграть на плохой карте, прикупил четвертую масть к имеющимся трем, и теперь пытался угадать расклад, чтобы понять, что сносить и с чего ходить. В таких условиях, в принципе, поход по магазинам был не самым плохим решением. [1]
– Может, ничего и не будет, как в шестьдесят четвертом, – добавил я. – И машины с хлебом спокойно доберутся до магазинов в назначенное время. А, может, и не доберутся. В общем, лучше подготовиться, а там как кривая вывезет. Ну и дома будем сидеть.
– Пожалуй, – кивнул Александр Васильевич. – Только вот... кому-то можно об этом говорить? У меня есть несколько знакомых, которых я хотел предупредить.
– Этого я не знаю. Валентин так и не сказал, почему решил мне открыться, просто отшутился, когда я спросил. Но я примерно представляю, как делаются такие дела, и чем больше народу знает, тем выше вероятность провала, – я это слышал в каком-то ещё не снятом фильме, но мне цитата показалась подходящей к случаю. – Дело даже не в ваших знакомых... но у них тоже могут найтись знакомые, которых они захотят предупредить, у тех – свои знакомые... Это в Елизавете Петровне и её подругах я уверен, а вот во всех остальных...
– А тебе-то чего бояться? – спросил он.
– Да, пожалуй, нечего, – я ответил настолько беззаботно, насколько мог. – Только... вы должны понимать, что если о затее Валентина и... и его товарищей узнают, то им вряд ли получится сказать, что они пошутили, когда за ними придут. Некоторые вещи те, кто у власти, не прощают. Ну а как с ними разберутся, то придут и за мной. Слишком уж я с ним связан, и есть те, кто хорошо осведомлен о моем существовании. Правда, я никаких секретов не знаю и надеюсь никогда не узнать, но вряд ли тем людям будут интересны мои оправдания.
– Господи, – Елизавета Петровна забыла, что она коммунист и атеист и перекрестилась. – И как же ты во всё это влез-то?
Я немного помолчал.
– Вы не поверите, – сказал я. – Из-за Аллы.
***
Повисло неловкое молчание. Отец и бабушка посмотрели на девушку, а Алла пребывала в явной растерянности – впрочем, именно этого эффекта я и добивался.
– Из-за меня? – наконец пискнула девушка. – Как из-за меня?
Я всё-таки улыбнулся.
– Да шучу я, шучу! Хотя цепь всех событий как раз и началась с нашего знакомства. Вспомни – концерт, где мы слушали группу «Кино», потом помогли ребятам с машиной... вернее, это я сам вмешался, если бы мы мимо прошли, ничего бы и не было. Ну а потом состоялось знакомство с дедом Виталика, а уже через него – и с Валентином.
– Ничего не понимаю, – признался отец Аллы. – Валентин, судя по всему, немалый чин имеет?
– А он не представился? – удивился я.
