Корела (СИ) - Романов Герман Иванович
Вот такой момент — ни царя, ни патриарха нет, а новгородские и псковские земли отложиться решили, и управы на них не найти. В стране Смута идет, и нет ей конца и края! Хоть волком вой!
— Я стою тут, у собора Святой Софии, и говорю тебе князь — все земли, что меня государем признали, без власти московского боярства жить будем. Но с Москвой и другими русскими городами, со всем православным людом пребывать хотим в согласии, и призываем больше не воевать друг с дружкой, а жить в мире. На том крест целую…
Собор Святой Софии в Новгородском Кремле — этому зданию почти тысяча лет. Построено было во времена правления еще Ярослава Мудрого, при княжении его сына Владимира Ярославича. На протяжении долгих веков собор являлся духовным центром Новгородской «республики»…
Глава 41
— Мне ничего не остается, как гнуть свою линию дальше. Просто события приняли совсем иной характер…
Владимир прошелся по хорошо натопленной горенке — октябрь стоял холодный, чувствовалось скорое приближение зимы. И не только — теперь осада Новгорода шведами начнется намного раньше. Все дело в том, что отряд Пьера Делавиля, быстро покинул разграбленную Ладогу, и начал марш навстречу корпусу Делагарди, что вышел из Торжка, в котором шведы показали, что «озоровать» они могут похлеще поляков. И как только противник соединит свои силы в единый кулак, то тысячи четыре озлобленных свеев, стремящихся взять реванш, к Новгороду непременно подойдут. Припожалуют по первому снежку, чтобы встать тут на зимние квартиры, непременно взяв штурмом самый большой город северо-западной Руси.
От былого величия «Господина Великого Новгорода» остались лишь жалкие следы. Город, расположенный на обоих берег реки, окруженный оборонительными валами, поражал своими размерами. Как то сразу поверилось, что до «опричного погрома» в нем проживало чуть ли не стотысячное население, от которого сейчас осталась только одна шестая часть. На правом берегу находились два квартала или «концы» — «Плотницкий» и «Славенский», разделенные «Федоровским» ручьем. Левобережная часть города состояла из трех «концов» — «Неревского», «Загородского» и «Людина». В центре, на самом берегу возвышался мощный Детинец, окруженный толстыми каменными стенами с дюжиной высоких башен, и представлявший собой огромный овал, площадью не меньше чем в двенадцать гектаров. Вот только выглядела цитадель сейчас жалко — как и в городе, тут царствовало запустение.
Здесь и обосновался сейчас Владимир со своей «ближней дружиной» — кирасирами и телохранителями — полторы сотни отборных воинов, плюс три десятка «нестроевых». А вот к городу с каждым днем подходили отряды — к двум тысячам имевшихся стрельцов и «служилых», которыми командовал ранее убывший князь Волконский, прибыло еще семь сотен, включая те четыреста, что были отправлены в августе князем Одоевским в Корелу. Еще пять сотен ратных людей должны были подойти из Пскова и малых крепостей — и это все, что мог выставить огромный и прежде многолюдный край с населением чуть ли не в полтора миллиона, из которых и третью часть сейчас вряд ли насчитаешь. Чуть больше трех тысяч ратников, готовых оборонять Новгород или выйти в поле для сражения, наполовину пеших и конных, стрельцов и «служилых». Да еще с полторы тысячи вооруженного народа находилась в Пскове и других крепостях гарнизонами — на них рассчитывать не приходилось, рубежи оборонять тоже нужно — напротив приграничного Ивангорода, в Нарве, шведы собирают войска.
Собирать мужиков по погостам и весям Владимир не стал — в полевом бою от них пользы мало. Использовать как «пушечное мясо» крайне нецелесообразно — незачем сокращать собственных налогоплательщиков. Да и в партизанах нет особой нужды, есть чем их заменить, благо местных проводников, знающих эти места, более чем достаточно.
Оставив в Выборге и Олафборге небольшие гарнизоны, Владимир увел сюда все свои войска, достаточно обученные по европейским лекалам, и хорошо вооруженные. С мотивацией тоже было нормально — как минимум половина шведов охотно приняла его подданство, тем более, когда уяснили перспективы. С финнами было еще лучше — две трети населения тяготились шведским владычеством. Тринадцать лет тому назад шведским феодалам с невероятным трудом удалось подавить обширное крестьянское восстание, и показательно четвертовать вожаков во главе с Яакко Илко. Но сейчас началось новое восстание в областях Саво и Хамя, примыкающих к Корельскому уезду, причем на помощь пришли и карелы. Крепостью Таватсгус овладеть повстанцам не удалось, зимой будет передышка, а вот к следующему лету начнется главное «веселье», когда шведы двинут армию отбивать Выборг. И будет им «малая война» во всей красе — к этому времени подготовка новобранцев к сражениям закончится. Так что тысячи три войска еще добавится, включая восемь сотен мушкетеров в кирасах, и три сотни драгун. Все остальные легкая пехота, канониры, «партизаны» и «судовая рать».
Сейчас в Новгород с ним пришло и приплыло семьсот солдат, все с мушкетами и в доспехах, в основном немцы и шведы, всего одна сотня русских. Полторы сотни хаккепелитов — финнов и карел — плюс рейтары с драбантами. Артиллерия представляла десяток легких пушек и кулеврин, небольшой отряд свейских сапер при них, во главе с англичанином — и это все его силы, гарнизоны снимать тоже было нельзя — в них оставили немногих ветеранов, да всех новобранцев. Почти полторы тысячи, если с нестроевыми солдатами посчитать, так как и тех учили воевать. Три четверти иноземцы, присягнувшие на верность новоявленному ливонскому королю.
И сейчас ландскнехты, многие из которых едва освоили русскую ругань, готовили город к обороне, да обучали стрельцов с горожанами, которых «исполчилось» до двух тысяч, «правильному бою». Все занимались истово, так как понимали, что шведы Делагарди, которых многие видели в деле, шутить не будут — побьют всех скопом.
Но сейчас мысли Владимира перескочили на другое — встреча с «матушкой» потрясла его. Вся в черном, пожилая женщина со следами былой красоты на лице и резкими чертами властности, посмотрела на него при первой встрече как-то странно. В широко раскрытых глазах словно темная водица плескалась, и это пугало.
— Вот будет номер, если Мария Владимировна меня сегодня вечером при боярах и митрополите в самозванстве уличит. Тогда завтра присягу с горожан сложат, а меня вряд ли смогут убить, хотя желающие найдутся. Вот только не получится убить, а в Кореле наплевать кто я по большому счету, иноземцам тоже. Государство себе за Невой мы себе уже «выкроили»…
Детинец — Новгородский Кремль. Многое чего повидали его каменные стены за свою долгую историю, а три башни вообще не смогли восстановить, так как в январе 1944 году оккупанты разрушили самый древний русский город, не оставив в нем ни одного жителя. А крест с Святой Софии испанцы из фашистской «голубой дивизии» в Мадрид увезли, и лишь недавно, в 2007 году с трудом удалось вернуть историческую реликвию в Россию…
Глава 42
— Я ничего не чувствую, как мать, понимаешь Ваня — ничего. Он смотрит на меня как на чужую — взор властен, жестокий — страшен…
— Что ты хочешь, сестрица — он настоящий правитель, и кровь пролить не боится. С ним не раз говорил, и сам чувствовал его природную властность. Ты ведь хорошо помнишь Батория…
Князь Иван Никитович приобнял бывшую ливонскую королеву за плечи, прижал к себе, всмотрелся — глаза Марии Владимировны набухли слезами. Вот уже больше двадцати лет дочь казненного князя Владимира Андреевича Старицкого томилась в монастыре, заточенная там еще всесильным царским шурином Борисом Годуновым, вместе со своей младшей дочерью, совсем еще ребенком, что вскоре умерла от непонятной хворобы.
Опасна была для него сестрица, ой как опасна, и не сама по себе, а правами своими на шапку Мономаха. Ведь стоило выйти замуж вдовствующей ливонской королеве, а это было проделать легко — Мария тогда была еще свежа и красива, недаром сам польский король Стефан Баторий, как она сама ему поведала в тайне, «положил на нее глаз». И не беда, что достатка у нее тогда не имелось, тут важна сама кровь. Ведь роди она мальчика от второго брака, как появился бы на свет законный наследник московского престола, умри царь Федор бездетным, а к этому все и шло. Вот этого и испугался Бориска, уговорили Марию отъехать в Москву, обещая ее ни в чем не притеснять. А еще соблазняя вотчиной отцовской, отдать обещали, и мужа хорошего найти, родовитого и молодого. Тогда вдовствующая королева лишения терпела, потому и обманута была, а как вернулась, то опосля горько не раз о том сожалела, не осознав в какую западню ее заманили.
