Князь из будущего. Ч. 1 - Дмитрий Чайка
Каган сощурил и без того узкие глаза, глубоко посаженные в изуродованный любящими родителями череп. Никто не должен был усомниться в благородном происхождении их сына. Седые волосы были расчесаны рабынями и спадали на спину, скрывая парчу кафтана. Золотыми нитями прошитая ткань притянула к себе взгляды степняков, которые смущенно оглядывали свои безрукавки из овчины и стоптанные сапоги.
— Великий каган, я Онур, глава племени кочагир. Ты должен помнить меня, я ходил с тобой в походы не один раз.
— Я помню тебя, Онур, — милостиво кивнул каган. — Неужели ты прискакал сюда, чтобы сказать, что и Турсун сложил свою голову в словенских лесах?
— Воистину так, повелитель! — склонил голову Онур. — Хан Турсун погиб, а с ним погибло пять тысяч всадников. И тысяча его сына Батбаяра погибла тоже. В наших землях почти не осталось воинов, что могут натянуть лук.
— Да вы совсем там воевать разучились! — побагровел каган, впившийся свирепым взглядом в кочагиров, которые вжали головы в плечи. Даже Добрята, стоявший позади всех, почувствовал тот животный ужас, который предшествует обычно жестокой смерти. — Вы потеряли семь тысяч всадников за несколько месяцев. Даже император не смог отнять у меня столько воинов. Как вы смогли так обделаться, старик?
— Ловушки в лесах, повелитель, — понуро ответил Онур. — Завалы на узких тропах, ловчие ямы, стрелы, пущенные в спину. Словене хорошо сражаются в лесу. Это в поле они ничтожны. Но дома, в своих чащах… Они научились хорошо воевать, о великий. Коню негде пуститься вскачь на лесных полянах, некуда отступить, когда толстые деревья падают позади. Нам больше нечего делать в этих лесах. Эти походы не дают добычи, но губят наших воинов.
— Так и не суйтесь туда больше, — брезгливо посмотрел на него каган. — Если вы стали слабы, как бабы, то сидите дома и шейте одежду. Может, не будете тогда выглядеть, словно оборванные пастухи.
— Наши дети бились достойно, великий каган, — отчетливо ответил Онур. — Не трогай их память. А через пять лет сыновья моих сыновей сядут в седло и отомстят за своих отцов. Это я тебе обещаю.
— Я уже слышал много обещаний. И все они оказались пусты. Ты привез мне подарки, старик, и хочешь стать тудуном в тех землях, — презрительно посмотрел на него каган. — Я прав?
— Твоя проницательность равна твоей отваге, великий каган, — поклонился Онур. — Мой род отдаст все, что имеет. Прости нас за скромный дар.
— Мне не нужно от вас ничего! — зло выплюнул каган. — Даже если твои сумы полны золота, ваши подачки меня не интересуют. Нищее племя, которое не может справиться с полуголыми дикарями. Уходи, старик, и уноси отсюда свое барахло. Я пришлю в ваши земли того, кто наведет там порядок. И это будешь не ты.
— Но, великий…, — упрямо посмотрел на своего государя Онур.
— Убирайся! Разговор окончен!
Всадники поклонились повелителю мира, и не глядя друг на друга, потянулись из покоев кагана. Им было безумно стыдно. Словно их сейчас макнули лицом в грязную лужу. Ведь каган даже за стол их не позвал, словно они были последними из его слуг. Особенно стыдно было старому Онуру, что носил на шее серебряную цепь с пятиконечной звездой.
— Плохо! Все очень плохо! — говорил он самому себе.
— И ничего не плохо, — спокойно ответил ему Добрята, который скакал рядом с ним. — Так и должно было быть.
— Так князь знал? — удивленно вскинул глаза на мальчишку Онур.
— Он допускал, что так будет, — спокойно ответил Добрята. — И на этот случай дал мне указания.
— Так зачем же тогда мы ездили сюда? — еще более удивленно спросил Онур. — Неужели, чтобы…?
— Ага! — растянул в улыбке рот мальчишка. — Вот для этого самого!
— А новый тудун? — спросил совершенно сбитый с толку Онур. — С ним как быть?
— Я пока у тебя в кочевье поживу, уважаемый Онур, — почтительно склонил голову Добрята, не ответив на вопрос. — Ты меня научишь на полном скаку стрелять.
— Ты должен ненавидеть нас, — испытующе посмотрел на него Онур. — Мы много боли принесли твоему племени. Почему я не чувствую в тебе зла?
— А нет больше никакого племени, — просто посмотрел на него Добрята. — Все мы княжьи люди. И я, и ты. Только я это уже понял, а ты пока нет. Но это пройдет, вот увидишь, почтенный Онур.
* * *
Сегеня бессмысленно ковырял стены деревянного сруба с крошечным окошком, в котором он сидел уже не первый день. Толстая низкая дверь запиралась снаружи на железный засов. Он увидел это, когда его сюда привели. Делать было нечего совершенно, и дни тянулись убийственно медленно. Он снова начал вспоминать. Воспоминания — это единственное, что у него оставалось. А ведь у него почти получилось… Это было так.
— К оружию! — завыли авары, охранявшие табуны коней. — Враг!
Незнакомого вида конники галопом влетели в лагерь степняков, сбивая их наземь ударами длинных копий. В ответ засвистели стрелы, но странные всадники были в панцирях и шлемах, которые лучникам было не пробить. Жаркие схватки закипели тут и там, а Сегеня судорожно размышлял. Надо было спасаться, и немедля. Раз германцы (а он опознал их по лающим рубленым фразам) прорвались сюда, значит, дело плохо. Если обры победят, он вернется назад. В конце концов, он проводник, а не воин. Сегеня бросился к реке, и широкими гребками поплыл на дулебский берег. На этой стороне ловить было нечего. Обры и прирезать могли в горячке. Если кочевников разобьют, то уходить ему придется на север, к чехам или хорватам. Пойдет в батраки поначалу, а там вдовицу какую-нибудь за себя возьмет, и доживет свой век спокойно. Вот с такими мыслями он сидел на ветке высоченного дуба, с любопытством разглядывая, как кипит у стен города лютая сеча. Авар побили, он это видел совершенно отчетливо. Ну, а раз так, надо уходить. Он спустился с дерева и побрел на север, внимательно поглядывая под ноги. Не приведи боги, сучок острый в босую подошву воткнется или гадюка цапнет. Конец ему тогда. Тем более, что этих мест он и не знал вовсе.
Он шел от веси к веси, осторожно
