Егерь: назад в СССР 2 (СИ) - Рудин Алекс

— Баба Таня, вам плохо? — спросил я.

— Да ничего, — отозвалась она. — Сейчас пройдёт. В голову шибануло опять. Постоять надоть.

Через минуту старушка отпустила мою руку.

— Пойду. Корзинку если найдёте — так мне занеси, не забудь! Хорошая корзинка.

Баба Таня покрепче перехватила палку.

— Погодите, баба Таня! Куда вы? — растерянно сказал я.

— Домой, куда ж ещё! — ответила старушка. — Время к вечеру, пока доберусь — уже и стемнится.

— Мы вас на машине отвезём. У нас тут на базе машина. А вы опять к Трифону ходили?

— К какому Трифону? — спросила баба Таня. — Что ты опять выдумываш-то? Что за Трифон?

Я взглянул на Владимира Вениаминовича и прикусил язык. Ведь Трифон просил никому о нём не рассказывать. А я, получается, чуть не проболтался.

— Владимир Вениаминович, — сказал я. — Познакомьтесь — это моя соседка, Татьяна Семёновна. Вы отведёте её на базу? И пусть Рустам отвезёт её в Черёмуховку, если не сложно.

Владимир Вениаминович внимательно посмотрел на меня. Ну, всё. Сейчас начнёт расспрашивать!

— Конечно, отвезём, — спокойно сказал он. — Я попрошу Рустама. А по пути поищем корзинку — её наверняка прибило где-то к берегу. Вас когда ждать, Андрей Иванович?

— Я ненадолго, — уклончиво ответил я.

— Хорошо, — так же легко согласился Владимир Вениаминович.

Он взял бабу Таню под локоть, и они вместе медленно пошли вдоль берега Песенки к озеру. Собаки посмотрели на меня, словно раздумывая — не остаться ли? Но верность хозяину победила, и псы потрусили вслед уходящей паре.

Силён Владимир Вениаминович, ох, силён! Обещал меня не расспрашивать, и старательно показывает, что намерен выполнять своё обещание. С ним надо держаться настороже.

Сердце на мгновение сжалось. Ну, вот на кой хрен генерал впутал меня в эту историю? Не хочу я спасать СССР, не хочу! Не потому что не хочу, а потому что не верю! Не верю, что это возможно, даже если привлечь к спасению целого генерала чёрт его знает, какой службы.

Я поневоле вспомнил начало девяностых. Этот одуряющий запах свободы на фоне стремительного и повального обнищания.

И ведь верили! Многие верили, что трудности временные. Что вызваны они только дикостью и отсталостью плановой экономики. А стоит лишь встать на новые рельсы — и наступит эра изобилия и свободы.

И я верил. Пока на своей шкуре не убедился, что всё это — страшное и бесстыдное враньё.

К чёрту, даже вспоминать не хочу!

У меня есть время. И есть страна, которую я однажды потерял. Она неизбежно рухнет. Просто потому, что люди доверчивы. А к власти, пользуясь этим, лезут циничные и жадные негодяи. Ну, вот так вот. И что тут поделаешь? Убить одних негодяев, чтобы по их трупам к власти пришли другие? Бред!

Но я сделаю всё, что могу, чтобы моих близких людей не побило обломками страны. Вот для чего мне выпал второй шанс, и я им воспользуюсь.

Мне остро захотелось больше не видеть ни генерала, ни Владимира Вениаминовича. Хорошо бы, чтоб завтра они сели в свою машину и уехали к чёртовой матери навсегда!

Теперь, когда они знали мою тайну, я ощущал себя в опасности. Чёрт, как же убедителен я был, если они умудрились поверить мне?

Усилием воли я заставил себя не думать об этом. Что сделано — того обратно не вернёшь. А мне надо заботиться о жизни, а не об опасностях, которые я всё равно не могу предотвратить.

Я спустился к реке и осторожно ступил в воду. Пора навестить Трифона. Слишком много вокруг загадок, чтобы не попытаться разгадать хотя бы некоторые. Например — зачем баба Таня ходит к Трифону. И только ли она одна?

От брода к землянке не было даже малозаметной тропинки. Просто лес, правда, не частый, а светлый. Высокие сосны стояли далеко друг от друга, и местность хорошо проглядывалась. Кое-где попадались кусты рябины, или группы низеньких густых ёлок. Но они не затрудняли обзор — скорее, сами по себе являлись ориентирами.

В одном месте, прямо в лесу неожиданно слетела утка. Тревожно крякая, она понеслась между деревьев. Не думая, я вскинул ружьё и выстрелил в угон.

Бах!

Грохот прокатился по лесу. Сизое облачко дыма медленно таяло среди сосновых стволов.

Утка кувырнулась через голову и шлёпнулась на мягкий красноватый мох. Я подбежал к добыче, опасаясь, что только ранил птицу, но она была неподвижна. На оранжевом клюве выступила кровь, блестящий глаз подёрнулся матовой плёнкой.

Я подобрал убитую утку. Откуда она здесь?

Пройдя несколько шагов в ту сторону, откуда слетела птица, я всё понял. Между сосен скрывалась широкая и глубока воронка от авиабомбы, наполненная водой. На ней и кормилась утка.

Наверное её спугнули охотники на озере, а может быть, и мы с Владимиром Вениаминовичем. Утка ушла к лесу, заметила под собой блеск воды и решила здесь переждать опасность.

Я подвесил к поясу тяжёлую осеннюю птицу, забросил ружьё за спину и пошёл дальше.

Минут через двадцать я вышел на знакомую поляну и увидел впереди заросший травой бугор, под которым скрывалась землянка Трифона. Обойдя бугор стороной, я заметил и самого хозяина.

Видно, проводив гостью. Трифон принялся колоть дрова. Изрядная куча свеженаколотых поленьев лежала возле его ног. Серая рубаха прилипла к широкой спине, в чёрной бороде застряла небольшая жёлтая щепка.

Топор Трифон глубоко воткнул в изрубленный чурбак, а сам сидел рядом, на таком же, пока не расколотом чурбаке.

В широких ладонях Трифон мял хлебную горбушку. Отщипнув горсть крошек, он бросал их перед собой, и на крошки тут же слетались синицы. Трифона они совершенно не боялись. Но увидев меня, сейчас же разлетелись в разные стороны с тревожным чириканьем.

Трифон при виде меня нисколько не удивился. Словно ждал, что я приду. А может, и ждал. Наверняка баба Таня рассказала ему о нашей прошлой встрече. И он сообразил, что рано или поздно я приду к нему с расспросами.

Трифон выдернул из чурбака топор и бросил его в траву. Хлопнул ладонью по изрубленному спилу, приглашая садиться.

Кстати, откуда у него пилёные чурбаки? Такой ствол ножовкой не взять — полотно завязнет в плотной древесине толстого берёзового ствола. А если двуручной пилой — то с кем пилил? Не один же!

Нет, можно и одному, но это надо специальное приспособление делать, которое будет тащить пилу на себя.

Перед тем, как сесть, я мельком глянул на спил. Грубые, глубокие бороздки. Точно двуручка.

Я сел. Трифон тут же протянул мне буханку. Она уже была искрошена наполовину.

— Попробуй!

Я отломил кусок чёрствого хлеба, измельчил его в ладонях, чувствуя, как царапает кожу подсохшая хлебная корка. Набрал горсть крошек и бросил их почти себе под ноги.

Птицы чирикали на ветках обступивших поляну деревьев, но ближе не подлетали.

Я набрал ещё горсть и швырнул её подальше.

Самая смелая синица слетела с ветки, скакнула на землю. Подхватила клювом крошку и тут же вспорхнула обратно.

— Боятся, — с едва заметной насмешкой сказал Трифон. — Чувствуют хищника.

Я почувствовал детскую обиду.

— Ерунда! Просто к тебе они привыкли, а меня видят первый раз. Вот и опасаются.

— Ну-ну, — только и ответил Трифон.

Я отцепил утку от пояса и протянул ему.

— На вот тебе от «хищника». Угощайся!

Трифон спокойно взял утку, повертел её в руках и вернул мне.

— Спасибо. Только я мертвечину не ем. А уж если её мертвец принёс...

— В каком смысле «мертвец»?

Я чуть не подскочил с чурбака.

— Сам знаешь, в каком, — строго ответил Трифон. — Свою жизнь прожил, и чужую занял.

Вот теперь я стоял на ногах, не понимая — обижаться, или...

— Сядь, — махнул рукой Трифон. — Не твоя воля, что так вышло. Господь рассудил, ему виднее.

Он даже не пошевелился, когда я вскочил.

— А откуда ты знаешь, что...

— Ты, когда у меня жил, разговаривал во сне, — просто ответил Трифон. — Видать, нога болела.

Я ещё немного постоял и опустился обратно на чурбак.