Андрей Посняков - Крестоносец
Привязав челнок в камышах, Михаил отправился присмотреть себе ночное убежище… и тут заметил костер. Легкий полупрозрачный дымок, дрожа, понимался в темно-голубое, пока еще с бледными серебристыми звездочками и луной, небо.
Миша не стал таиться — вряд ли это погоня. Кстати, насчет своего удачного побега он теперь имел несколько иное мнение… Ему просто позволили убежать! Можно сказать — вынудили. Чтоб рассказал своим «хозяевам» тевтонцам о странных переговорах… Да, скорее всего, Игнат — вовсе не производивший впечатления рассеянного или плохо разбирающегося в жизни человека — поступил именно так.
— Бог в помощь, — подойдя к костру, вежливо поклонился Ратников.
— И тебе того же, — откликнулся седенький старичок в меховой телогрее и сдвинутом на затылок треухе. — Садись, поснидай с нами ушицы.
Михаил, конечно, уселся, второй рыбак — вихрастый мальчишка лет десяти-двенадцати — протянул ему деревянную ложку:
— От. Не побрезгуй мил-человеце.
— Благодарствуйте…
Ах, с каким наслаждением беглец поднес ко рту обжигающе-ароматное варево! Хорошая была ушица, духовитая, наваристая, да с луком, с кореньями. Не налимья, а окуневая, да уж и на этом спасибо.
— Хороша у вас уха! — наедаясь, искренне поблагодарил Миша.
— Возьми-ко, мил-человек, хлебушка, — протянул краюшку парнишка. — Кушай, кушай. Издалече, видать?
— А нут-ко, помолчи, Гришатка! — охолонил парня старик. — Ты ешь, гостюшка, ешь, его не слушай. Ишь, любопытный больно, все ему расскажи, вынь да положь!
— Да я ж просто так, дедко Силантий!
— С Плескова я, — насытившись, улыбнулся беглец. — К Нарове-реке, к родичу дальнему добываюсь. В Плескове, вишь, дом у меня сгорел…
— Ай-ай-ай! — дед Силантий горестно покачал головой. — Вот горе-то. А семейство-то твое, как… упаслось?
— Да слава богу! К свату уехали… туда и я пробираюсь.
— Ясно, в Ыйву путь держишь, старик улыбнулся. — Большое село, красивое. Сват-то твой, спрошу, из чудинов что ль?
— Из них, — спокойно кивнул Ратников.
— Долгонько тебе еще плыть, — дед Силантий посмотрел в темнеющее прямо на глазах небо. — Инда, с утреца выплывешь — к вечеру будешь. Лишь бы ледок не встал.
— Да уж, — озабоченно повел плечом Миша. — Да уж.
Поев, стали налаживаться спать. Чуть отодвинув в сторону угли кострища, настелили на горячее место лапника, улеглись, пригласив гостя, накрылись шубейкой а сверху — рогожкой. Сразу же стало тепло, уютно… И Ратникова тут же сморил сон. Едва только успел улечься. Умаялся за все эти дни, бедолага!
С утра подкрепившись превратившимися в студень остатками ушицы, Михаил простился с гостеприимными рыбаками и, спустившись к озеру, вывел из камышей лодку. Уселся, помахал рукой рыбачкам — деду с внуком — да потихоньку погреб, обмотав тряпицами обмозоленные ладони.
К вечеру не успел, приткнулся к дощатым мосткам деревни уже ночью — хорошо, вызвездило, да и луга светила.
Привязав лодку, обстучал об доски весла, нарочно, чтоб было слышно издалека. Где-то совсем рядом взъярился, залаял пес.
— Тихо, тихо, Шрамко. Тихо! Да говорю же — не лай! Эй, мил человек! Кто таков будешь?
Этот же вопрос сначала произнесли на ином языке — чудинском.
Ратников улыбнулся — а по-немецки не повторят ли? И — того не дожидаясь — отозвался:
— Мисаил я, к Яану-рыбаку в гости.
— К Яану? — судя по изменившемуся тону, спрашивающий сразу успокоился и подобрел. Даже, придерживая у колен кудлатого пса, вышел на свет луны из-за растянутых на кольях сетей. — Зайди, зайди, Яан завсегда гостям рад. Вчерась только жаловался, что не навещали.
У рыбака Яана Ратников прожил с месяц, так уж вышло. Хороший оказался человек (Лиина ему приходилась племянницей). И жена его, Клара, и дети — все, разинув рты, слушали россказни Михаила о Плескове, о далеком Новгороде и новгородцах. Беглец ведь, не ломая долго голову, сказался разорившимся купцом. Мол, рассчитался с орденскими немцами за долги и теперь вот пробирался на родину, в Новгород, а сюда вот заглянул по пути — дела были.
Какие именно дела, сказал через три дня, когда получше присмотрелся к Яану. Про остров. Про бусину с мухой. Про друзей.
— С этого б и начинал, — ухмыльнулся в бороду Яан. — Знаю я, где этот остров, у нас его Змеиным кличут. Сейчас уж мы туда не пойдем — опасно. Теперь уж только по льду.
Вот и пришлось ждать настоящей зимы, которая, надо отдать должное, оказалась вовсе не за горами. Буквально через несколько дней после появления Миши, встал на озере лед, вначале — у берегов, припоем, а потом и полностью затянул водную гладь. Скоро уж было и совсем собрались к острову, да грянула оттепель, и пришлось снова ждать.
Наконец, после морозцев, метелей, снега, Яан махнул рукой — мол, завтра с утра поедем. Лошадь не стал запрягать, встали на лыжи, широкие, подбитые куньим мехом. Прихватили с собой луки со стрелами — в пути поохотиться — силки, капканы.
Вообще, село Ыйва выглядело довольно зажиточным, если не сказать больше. Обитали здесь большей частью рыбаки и — немного — охотники, вполне лояльные к тевтонцам, и — многие — крещенные в католическую веру. Немцы собирались к лету ставить храм, никто — даже православные (имелись здесь и такие) не возражал — в общем-то, неплохо жилось селянам под Орденом.
Шли хорошо, ходко, погодка выдалась не шибко морозная, но солнечная — благодать! По пути пару раз останавливались поохотиться на зайцев, затем, на одном из попадавшихся островков, разложили костер, подкрепились свежей дичиной. Отдохнув, пошли дальше, заночевав тоже на острове, в сложенной рыбаками заимке.
Змеиный остров — небольшой, лесистый, издали смотревшийся словно покрытый снегом еж — показался на исходе следующего дня.
— Тут тайная тропа есть, капище раньше было, — Яан неожиданно замедлил шаг и обернулся. — Молились люди старым богам… и сейчас еще молятся — кому они мешают-то, старые, проверенные боги?
— Никому не мешают, — к явной радости рыбака (наверняка бывшего скрытым язычником или двоевером) покивал головой Михаил. — Как говорится — старый друг лучше новых двух!
— Это правильно! Слышь, Миша… А что, если мы… одного зайца там, в капище… ну, ты понял?
— А запросто! — Ратников широко улыбнулся. — Ты хороший человек, Яан, потому — делай, как знаешь.
Чудин закивал головой:
— Вот и хорошо, вот и славно… Лиина — про нее многие нехорошо говорят, однако ж — ни разу эта дева ко мне плохих людей не приводила!
Лес на Змеином оказался густым и почти что непроходимым, однако ж, Яан знал верный путь и как-то умудрялся находить тропу по одному ему видимым приметам.
— Что ж он, остров-то, пустой? — когда проводник оглянулся, быстро поинтересовался Ратников. — Никто, говорю, тут не живет, что ли?
— Зимой — нет, а летом… всякое бывает, — Яан неожиданно засмеялся. — Ничего, не переживай, не пропадут твои дружки! Дичи здесь много, да и заимка теплая.
К заимке они наконец и вышли. Небольшая такая избенка в дремучем лесу, заваленная снегом по самую крышу.
— Однако — да, — почесал бороду проводник. — Дверь отрывать надо.
У Ратникова все в душе упало… Неужели… Неужели — погибли оба? Или — ушли куда?
— Давай, давай, не стой, работай! — подзадорил рыбак. — Дверь раскопаем — может, узнаем что.
Это уж точно! Иного-то пути не было.
Сняв с плеч лыжи, путники живо разбросали снег. Холодея в душе, Ратников толкнул дверь… Та со скрипом открылась. Миша нагнулся, вошел, чувствуя позади дыхание Яана… Обернулся:
— Темно здесь. Свет-то не загораживай, отойди…
Избенка, как избенка — небольшая, но ладная, с широкой лавкою, с печью. В такой можно и зимой жить-поживать. Тогда интересно, где же…
Войдя следом за Ратниковым, Яан шарил руками по полкам:
— Ага, свечи… две штуки… Лучины — целый пучок. Трут, огниво… соль. Ого — крупа! А твои друзья тут не голодали!
— Знать бы, где они сейчас? — хмуро отозвался Миша.
— А это что еще? Березовая кора… на растопку. Славно, славно! Сейчас печечку…
Присев, старый рыбак побросал в печь найденные тут же дровишки, схватил огниво… поцокал языком:
— Хорошее, свейское! Миша, дай-ка сюда берестину. Счас, обогреемся!
— Какую еще берестину… Ах, эту…
Черт!
На березовой коре было что-то нацарапано…
— Яан, ты откуда эту берестину взял?
Рыбак обернулся:
— Да вон, с полки… там ее полно.
— А ну-ка… посмотрим…
Выбежав на улицу, Михаил вчитался в буквицы… Тут и не надо было знаний палеографии, чтоб прочитать — буквы оказались вполне современными… еще бы…
«Дядя Миша, — деловито извещал Максик. — Мы с Эгбертом идем тебя искать. В бург, потом — не знаю. К лету вернемся к Танаеву…»
Ратников обрадованно уселся в сугроб и, сдвинув на затылок шапку, расхохотался:
