Валерий Большаков - Командор
Всю долину порядком изрыли ямами, полными жижи, и шурфами. Невысокие холмы были будто скальпированы — ни клочка травы не осталось.
Даже хижины для рабов, крытые пальмовыми листьями, были того же коричневатого тона, что и окружающий их безрадостный пейзаж.
Река тоже перекрасилась: желобы для промывки золотоносной породы постоянно сливали в воду муть — чудилось, что течением сносило кофе с молоком.
Олег только головой покачал. Каково это — всю жизнь прожить в яме?
Правда, долго тут не жили. Индейцы-невольники мерли от голода и непосильного труда. Вон они, вкалывают на благо его величества — роют землю, таскают к желобам…
Глухо грохочет камнедробилка-аррастра, перемалывая куски кварца ради зёрен драгметалла.
И так каждый день, от темна до темна, за пару чёрствых лепёшек и воду.
— Лагерь смерти! — процедил Пончик. — Угу…
— А вон и эсэсовцы, — сказал Быков, — и тоже в чёрном.
Испанцы лениво бродили по мостикам, держа в руках тяжёлые мушкеты. Для пущего устрашения имелись фальконеты на вертлюгах.
А за верхним валом, на берегу ещё чистой речки стояли в ряд прелестные домики, занятые офицерами и служащими рудника. Рядом расплывалась приземистая казарма, к ней примыкали длинные здания конюшен.
Дорога от Санто-Доминго подходила именно сюда, здесь и заканчиваясь.
В пыльном дворике близ глыбистого склада, вокруг которого шагали стражники, стояла запылённая карета и пара мощных фургонов из бруса, обшитого позеленевшими листами меди.
— В фургонах, как я понимаю, перевозят золото, — негромко сказал Сухов, разглядывая окрестности в подзорную трубу.
— Которое, — тут же подхватил Диего, — находится во-он в том складике. Не зря же его охраняют! Смысл тогда кружить просто так?
— Согласен… — протянул Олег, соображая. — Это самое… Жак!
— Я здесь! — отозвался мушкетёр.
— Это самое… Берёшь троих и скрытно пробираешься к нижнему мосту. Испанцев там тоже трое, а всех строений — сторожка. Проверишь её и снимай охранников. Только тихо. Отсюда не заметят, если стрельбу не открывать. Понял?
— Ага!
— Действуй. Барон, ты где?
— Туточки я.
Жерар Туссен де Вилье, барон де Сен-Клер подполз по шуршащей траве.
— Смотри, как удачно может получиться — тут лесок по склону, и можно, прячась за деревьями, выйти к самому мосту, а там заняться тем же, что и Жак на той стороне. Уяснил?
— А то! Так я займусь мостом?
— Давай! Только будь крайне осторожен — мост у всех на виду. Солдат тут человек сорок от силы, но и этим числом можно нам больно сделать.
— Понял, господин командор!
— Давай… Как закончишь, выйдешь к парапету и снимешь шлем. Ну испарину вытрешь, что ли.
— Понял!
— Шикарно, как Виктор говорит. С лошадьми кто?
— Клаас и Пюисегюр.
— Ага… Ну всё.
— Я пошёл.
— Диего! Ты со своими окружаешь гарнизон по берегу реки, где дома офицеров и пробирная. А я выйду вдоль склона. Встретишь кого — палаш ему в пузо. И следи за мостом — как барон покажется, стало быть, они свои дела сделали, и нам огонь сверху не грозит. И можно самим стрелять, хоть до одурения! Вопросы есть? Вопросов нет. Выдвигаемся!
Сухов махнул рукой своему десятку, и корсары, крадучись, пошли лесом, почти начисто вырубленным в самой долине, отчего строения гарнизона были пыльными и лишёнными тени.
Испанцы были беспечны, ибо уверили себя в полнейшей безопасности.
Ещё бы, индейцев они практически истребили, а жалкие шайки буканьеров — это как стайки зверьков, на которых стоит иногда поохотиться, чтобы не плодились слишком.
Единственную опасность могли представлять рудокопы из индейцев-невольников, так стража затем и бдила, чтобы рабы вели себя смирно.
Пройдя склоном чуть ли не до самого вала, наверняка отсыпанного первыми из согнанных сюда тайно, Олег сделал знак остановиться. Прямо перед ним белела стена казармы, сложенная из сырцового кирпича и выбеленная извёсткой.
Солдаты-«вертухаи» наверняка внутри, отдыхают от тягот службы. Солнышко-то палит изрядно, вот они и забились в какую-никакую прохладу. Сиеста.
Сухов задумчиво поглядел на крышу казармы, сложенную из тугих снопов.
— Яр, — сказал он, не оборачиваясь, — огниво с собой?
— Крышу хочешь запалить?
— Ну да, догадливый ты наш… Это самое… Сразу выскочат — и стреляй по врагам рабочего класса.
— О! — выдохнул Пончик. — Барон вышел!
Жерар Туссен неторопливо приблизился к парапету
моста, снял шлем и промокнул рукавом лоб.
— Начинаем представление, — негромко сказал Олег. — «Махмуд, поджигай!»
— Какой Махмуд? — удивился Франсуа.
— Поговорка такая. Яр, видишь, понял.
Быков живенько заработал огнивом и поджёг пучок травы. Перебежав к казарме, он поднял свой импровизированный факел, и соломенная крыша мигом задымилась, стало расширяться тёмное пятно, невидимое на солнце пламя весело поедало влажную после дождя кровлю — плотно уложенная солома была сухой внутри.
Огонь расходился, загудел, заревел, как выпущенный на волю зверь.
— Рассредоточиться!
Корсары заняли места, поджидая свои жертвы. Испанцы не стали тянуть с появлением.
Вскоре выскочил первый «вертухай», сгибавшийся в три погибели от надсадного кашля. За ним выбежал второй, третий…
Испанцы повалили толпой, а корсары открыли огонь на поражение.
Те из тюремщиков, кто не был убит сразу, заметались в панике, однако увесистые мушкетные пули нашли многих, прежде чем сопротивление стало более-менее организованным.
Пальба донеслась и от реки.
Вот вздрогнул всем телом один из корсаров, поймал пулю второй…
Пончик пополз оказывать первую помощь.
Некий хитроумный идальго в одной рубахе, вскочив на коня верхом, попытался скрыться, но Сухов не засчитал попытку, сняв всадника метким выстрелом.
— За мной! Янс, проверь казарму!
Линге метнулся куда сказано и вскоре вернулся, кашляя и размазывая слёзы по щекам.
— Никого, господин командор!
— Не плачь, Янс, тут ещё хватает испанского отродья!
Жестами указав, куда кому двигаться, Олег с Яром и Шанго пошёл прямиком через конюшню — длинное сооружение с парой открытых ворот на торцах.
Лошади в стойлах фыркали, чуя непривычные запахи, переступали, топоча копытами.
Людей было гораздо меньше, всего двое. Правда, эти, «предупреждённые» животными, были настороже, испробовав оказать вооружённое сопротивление.
Сопротивление заглохло быстро — одному лошаднику в шею попал остро отточенный нож, а его дружку, заскочившему поболтать, прилетела пулька из флинт-лока. Спеклись оба.
За воротами конюшни открывался задний дворик одного из офицерских домов.
Во дворике сам Мулат Диего кружил, с палашом в руке, ожидая выпада со стороны своего противника — бледного, встрёпанного испанца в чёрном камзоле.
Испанец был вооружён шпагой, и это изделие толедских оружейников металось в его руке весьма умело, жаля корсара то в живот, то в ногу — и всё мимо.
Мулата фехтованию не учили, правда, но опыт Диего нажил богатый, недаром камзол соперника распорот был в паре мест.
В зияния проглядывала окровавленная рубаха.
Сколько бы ещё длилась дуэль, неизвестно, но тут испанец узрел Сухова, отвлёкшись на долю секунды.
Этого времени Диего хватило, чтобы выиграть поединок.
— Всех уделали? — поинтересовался Олег.
— Почти! Четверо в доме засели. Выковыриваем!
— В этом или в том?
— В том!
— Пошли.
Искомый дом корсары окружили плотно, узкие стрельчатые окна были выбиты, из одного выглядывала кокетливая занавесочка — и чёрное воронёное дуло. Выстрел! Мимо…
Железная Рука выстрелил из пистолетов, с обеих рук.
Пули влетели в комнату, чиркнув по стене.
Послушав, как зудят пули, пущенные из дома, Сухов покачал головой и крикнул:
— Сдавайтесь! Или запалим дом! Сгореть не сгорите, но задохнётесь! Поджигать? Или выходите?
— Мы выходим! — отозвался высокий женский голос.
Маша полотенцем, из двери показался пожилой мужчина, крупный и не сказать что худой. Жирный — так будет вернее.
Следом за ним вышел юноша бледный со взором горящим, а последней покинула дом хрупкая женщина в тёмно-синем платье с массой тонких кружев.
В одной руке она несла веер, в другой держала пистолет.
— Надеюсь на ваше благородство, сеньор! — сипло проговорил толстяк, срываясь на одышку. — Единственная вина сеньоры Лауры Риарио де Мартинес в том, что она является супругой хефе — начальника рудника «Каньон дель Оро», ныне отправившегося по делам в Санто-Доминго!
— Браво, сеньор, — насмешливо сказал Сухов. — Очень возвышенно. Я бы с удовольствием повесил самого Мартинеса за то, что мордовал сотни индейцев, но к его законной жене претензий не имею.
