Вадбольский 5 (СИ) - Никитин Юрий Александрович
А дальше войны с Персией, где всегда на острие атаки, произведен в генерал-лейтенанты, воевал с Турцией, опять же высокие награды, всё выше и выше по значимости, так что на его широкой груди не уместится полный иконостас орденов, как отечественных, так и заграничных.
Шестьдесят первый год обозначен, как год смерти, так что ещё семь лет ему топтать зелёный ряст и наслаждаться жизнью, если, конечно, он на ногах, а не в лечебнице для ветеранов.
— А придут? — буркнул я. — Затея вообще-то глупая. Родово-племенной строй почти сломан, на смену вломился беспринципный рынок, что всех порешает, как сказал один очень толстый экономист. Уже почти пришёл, а я его представитель, хоть и не полномочный, хотя кого это останавливало?.. Так что зря затеваете, тётушка. Я вам не по зубищам. Кстати, что у вас с ними? Не нравятся мне они. Я мог бы поправить…
Она с подозрением взглянула на мои кулаки.
— Что? Бить по зубам женщину? Ты не Вадбольский!
— Я не то имел в виду, — сообщил я гордо, — И вообще я за равноправие и уважение даже к женщинам. Умный и хитрый учится везде, Ангелина Игнатьевна!.. Что у нас на обед?
Она скривилась.
— Тебя не ждали.
— Люблю родню радовать, — сказал я. — Особенно вас, тётушка. Вы же мне рады, по глазам вижу! А так вам и подраться не с кем.
Она смерила меня уничтожающим взглядом.
— Мелок ты ищщо со мной драться!.. А обед уже подают. Так и быть, отыщут ещё тарелку. Или лучше миску.
Я довольно потёр ладони. Здорово, успеваю и пообедать, и на встречу с суфражистками. А в доме собак нет, так что будет тарелка.
В столовой ахнули, когда я вошёл победно и вальяжно, красивый и уверенный, окинул всех хозяйским взглядом. Так держать себя всё ещё трудновато либеральному демократу, но заставляю себя привыкать к роли аристократа, обязан культивировать в себе нужную степень хамовитости, иначе могут принять за купца или человека из учёного сословия.
Внутри меня тоже охнуло, ожидал увидеть Василия Игнатьевича, Пелагею Осиповну и мою громоподобную тётушку, те и сидят втроем на одной стороне громадного стола, а на другой…
…сияющая, как утреннее солнышко, Марчелла в копне рыжих кудряшек и голубом платье с множеством рюшечек, фижможек и хряпиков. Рядом надутый как индюк перед Рождеством Вольдемар, её старший брат, на лице крупными буквами начертано, как же здесь всё достало, да ещё и не тем кормят, не то говорят, и вообще зачем он здесь?
Терпи, подумал я сочувствующе. Аристократия — орнамент на величественном здании общества, пользы никакой, но красиво. И всё хорошо, пока не грянет борьба с архитектурными излишествами. Вот тогда да, сотрут всё без разбора, но всё равно Лавуазье жалко…
Василий Игнатьевич от изумления даже приподнялся в кресле, Пелагея Осиповна счастливо заулыбалась. Я остановился за спиной Василия Игнатьевича, обнял, Пелагею Осиповну обнял и чмокнул в щёку, но не успел отстраниться, как Марчелла, словно молодой кузнечик, с радостным визгом выпрыгнула из кресла и, обежав стол, бросилась мне на шею.
— Как же ты долго!
Я видел как скривился Вольдемар, явно прибыли не больше часа тому, но для стремительной Марчеллы да, долго.
Она жарко расцеловала, отстранилась, не выпуская из рук, налитая жизнью, как яблочко свежим соком, всмотрелась блестящими глазами.
— Рассказывай!
— Сперва поедим? — предложил я и, высвободившись из её рук, усадил её рядом с Вольдемаром, а сам сел с другой стороны.
Ангелина Игнатьевна сидит, как царственная жаба на болоте, не изменила выражения, но, чувствую, величественно одобряет, что сел рядом с Марчеллой, эти двое гостей точно не претендуют на место ближе к главе Рода. Вот так по мелочам и складывается репутация.
Она окинула меня подозрительным взглядом.
— А где же орден? Или всё наврали?.. Орден Святого Георгия велено носить, «не снимая»!
Я фыркнул.
— Тётушка, вы что-то недопоняли. «Не снимая» в обществе, но в постели даже сам Император снимает, а то спать весьма неуютно. И когда в туалет заходишь, уж простите великодушно, ордена приличнее снимать… или накрывать чем-то. И вообще дома какой резон щеголять перед своими? Тётушка, вы как бы своя, нет? Ну хотя бы на полмизинца?
Передо мной слуги поставили, уже знают мои вкусы, хорошо прожаренное мясо, коричневая корочка так и просится, чтобы проломили ножом и вилкой. В двух местах там лопнуло, обнажая светлое нежное мясо, медленно вытекает струйка нежнейшего сока.
Рядом Марчелла деловито режет на кружечки кровяную колбаску, даже кончик языка от усердия высунула, лицо настолько деловитое, словно подписывает безвозмездную ссуду от Лондона на миллион фунтов стерлингов.
Перед Василием Игнатьевичем и Пелагеей Осиповной одинаковые глиняные тарелки с высокими краями, я заглянул краем глаза, очень даже непростой грибной суп, пахнет охренительно, явно Ангелина Игнатьевна взяла и кухонные дела в свои цепкие руки. Её тарелку со скелетом рыбины быстро убрали, взамен поставили на большой плоской тарелке большой пирог с черничной начинкой.
Неужели сожрёт одна, мелькнула мысль, но взглянул на тётю, да, она может, ещё и к соседу в тарелку заглянет.
На десерт подали всем пироги, большие и пышные, сквозь бока просвечивают ягоды черники.
Это хорошо, а то Василий Игнатьевич из врождённой скромности чувствует себя гостем, зато его младшая сестра с ходу взяла власть в железобетонные длани, слуги служат, повариха со стряпухой не покидают кухню, в доме чистота и вообще-то уют.
Марчелла прожевала большой кусок пирога, торопливо запила клюквенным соком и сказала сиплым голосом:
— Спасибо, Ангелина Игнатьевна, вы придумали чудный обед!.. А этот сок клюквы с брусникой вообще чудо! Никогда раньше не пробовала!..
Ангелина Игнатьевна царственно улыбается, попробуй не похвали, а Марчелла уже повернулась ко мне.
— Братик! Да ладно, какой ты дядя, мы одногодки, когда пригласишь в своё имение?.. Да, о нём уже наслышаны!
— Откуда? — изумился я. — Эх, злые языки страшнее пистолета. Марчелла, пусть потеплеет и подсохнет. Сейчас там не столько снег, сколько грязь и ямы. Всё перекопано, участок в стройке. Я сам, как миллион муравьёв, всё надо, а ничего нет. Летом привезу вас, полюбуетесь. Если, конечно, справлюсь.
Марчелла выкрикнула задорно:
— Справишься!.. Думаешь, не знаем, что Государь Император тебе орден вручил лично?.. И денег дал! Отец только потому и отпустил навестить тебя. Зауважал, значит.
Ангелина не дрогнула лицом, только взгляд метнула из-под тяжёлых жабьих век, набрякших и многослойных, но я не стал надувать щёки, и она быстро успокоилась, раз я веду себя как и должен держаться младший из младших в роду.
В завершение обеда всем подали квас, мне тоже, я велел принести кофий, Ангелина Игнатьевна вздыбилась было, гневная и рассерженная таким грубейшим нарушением распорядка, хуже был только выход на Сенатскую площадь, но слуги выполнили моё распоряжение, молча давая понять, кого считают хозяином.
Откушав кофия, я с достоинством поднялся из-за стола и поклонился.
— Прошу прощения, но вынужден покинуть вас, ибо дела, дела!
Глава 3
Автомобиль ждёт в пристройке особняка, там так хорошо прятаться от мирской суеты, а всё созданное нашими руками перенимает и наши привычки.
— Нет уж, — сказал я, — все должны работать, так Господь повелел. У тебя тут как?
Распахнул дверцу, проверил, всё на месте, здесь Ангелина Игнатьевна почему-то ещё не копалась. А хорошо бы и в Щель так же, через пространство, да только как с суфражистками?
От моего дома до Лицея почти рукой подать, авто под моим нечутким руководством попетлял по узким улочкам столицы, а на выезде к площади издали увидел, как на просторной стоянке припарковывается роскошный автомобиль, на нём в ресторан приезжала Иоланта.
Я остановил свой автомобиль рядом, выскочил с извинениями за опоздание. Шофёр распахнул дверцу перед Иолантой, она вышла с милой улыбкой, дико хорошенькая, с приятным лицом и большими, как у куклы, карими глазами, с огромными ресницами, милыми ямочками на щеках и пухлыми, красиво очерченными губами. Прическу закрывает шляпка с широкими полями, только и рассмотрел, что волосы отливают старой медью и собраны крупными локонами.
