Другая жизнь. Назад в СССР. - Михаил Васильевич Шелест

- Дай мне одну пачку! Давай её сюда.

- Не-не-не, - покрутив головой, сказал я. – Взялся за гуж, не говори, что не дюж.

- Ну, да-а-ай понести, - весело и нарочито в нос прогундосила девчонка.

- Ни за фто, - так же гнусаво, как Крокодил Гена, или Слонёнок из мультика про удава и мартышку, не помню уже кто из них лучше гундосил, проговорил я и мы вместе рассеялись.

У меня в груди вдруг вспыхнул яркий радостный огонёк и боль в пальцах прошла. Мне стало понятно, что мне вообще пофиг на расстояния, тяжесть в руках и жжение в пальцах.

Дом и квартира Чарусовых была именно теми, которые я помнил. Квартира была не похожа на нашу двухкомнатку тем, что зал был «проходной». Но в принципе, так как дома были типовыми, наши квартиры сильно походили одна на другую. У нас тоже, если нишу убрать, спальня становилась проходным залом. Так делали многие.

Родители отказались от чая, который, как я помнил, был в этой семье «культом».

- А я бы попил чаёк, - с нотками трагика-злодея в голосе тихо сказал я.

- Ха-ха! Ну, приходи! – сказала Светлана.

- Приду. Уже не боишься меня?

- Вот ещё! Было бы кого! Только у нас полугодовая контрольная на носу.

Я сделал вид, что присмотрелся к её носу, и сказал:

- Нет там ничего.

- Ха-ха, - хохотнула девчонка. – Ты забавный. Приходи в субботу после уроков, погуляем.

- Окей! – сказал я и похолодел.

- Что за «окей»? – спросила она.

- Хоккей, - сказал я. – Это наше, пацанское.

- Окей, - это по-английски – «хорошо», - сказал «дядя Витя».

- Понятно. Американизмы прячете, - усмехнулась Светлана.

- Слова ты какие знаешь! – удивился я.

- Пошли уже, жених! - крикнул с первого этажа отец. – Квартиру студите!

- И почему сразу «жених»? – подумал я об отце, сморщившись.

- Всё, пока, - сказал я Светлане, стоявшей в открытом проёме двери.

- Пока.

* * *

Мне в ту ночь в голову лезло столько всего, что я проснулся разбитый и с головной болью, словно меня крутили в бетономешалке. И, как на зло, у нас первым уроком была история, учительницу которой я не любил категорически, и, вероятно, она меня тоже. Почему я её не любил? Да потому, что она «просто» читала урок по учебнику. Слово в слово и буква в букву. Мне хотелось чего-то большего от урока истории и я задавал ненужные вопросы.

Они хоть и были строго по теме, но историчка всегда «отправляла меня к учебнику», постоянно твердя: «Не надо ничего лишнего. История не терпит фантазий и отклонений. А я как-то добавил: «От линии партии», и попал в диссиденты. Меня даже на бюро школьной комсомольской организации вызвали и едва не исключили из комсомола. Это в том году было. Только приняли и чуть сразу не исключили. Вот прикол! Я потом притих, но историчка меня с тех пор регулярно «дрючила». Особенно в середине и конце года.

Так было в том году, когда я напросился на экзекуцию в самом начале учебного года, так происходило и теперь, когда надо было выставлять оценки за полугодие. Историчка спрашивала меня на каждом уроке по любому, даже пустяковому вопросу, и по результату моего ответа ставила мне отметку. Например, как в тот день.

Как только Ирина Гавриловна внесла свои телеса в класс, она спросила:

- Шелест, ответь нам, какие реформы и законы приняли в США во время кризиса тридцатых годов?

По классу пробежал ручеёк облегчённых смешков и покашливаний, словно горный поток прокатился по пересохшей речке.

- Тихо, класс! – придушила радостные и облегчённые выдохи историчка.

Я встал.

- Идти к доске? - спросил я.

- А как же? – усмехнулась классоненавистница.

Я вышел к доске, со стороны видя себя шутливым персонажем фильма «Доживём до понедельника», рассказывающим про восстание на броненосце «Потёмкин». Однако историю я знал лучше него, так как историю я учил всегда. Жизнь, как говорится, заставила.

- Кризис в США был вызван искусственно, - начал я очень издалека, планируя забрать как можно больше времени от урока. - Вообще, все кризисы в буржуазном мире, это – искусственные явления, организуемые крупными «игроками», в кавычках, буржуазного бизнес процесса. Цель кризисов – сделать богатых ещё богаче, а бедных – ещё беднее. Я имею ввиду не физических, а юридических лиц, то есть крупные и мелкие фирмы и организации.

- Я спросила про реформы и законы, - напомнила историчка. – А ты мне про кризисы. И что это за теория искусственности кризисов? Где ты это вычитал?

- В журнале «Коммунист», Ирина Гавриловна. У меня дядя парторг завода, - зачем-то соврал я.

- Ладно, продолжай, - махнула на меня рукой учительница.

- Банкиры сначала насыщают финансовые рынки «дешёвыми» деньгами, выдавая кредиты под нулевые проценты и способствуя развитию своих и чужих предприятий, а потом повышают процентные ставки и изымают деньги из оборота, заставляя малый и средний бизнес избавляться от своих активов и банкротить предприятия. А финансово промышленные группы скупают вдруг подешевевший в время кризиса бизнес. Это и произошло в Соединённых Штатах Америки. Но правительство США пошло ещё дальше в ограблении собственного народа. Оно объявило «новый курс» и издало закон «О восстановлении национальной промышленности». Целю программы правительства Рузвельта было укрепление монополий, то есть – усиление крупного капитала. Объясняя свои действия попыткой осуществить «плановое» сокращение производства, они своими действиями обеспечили корпорациям выход из кризиса с минимальными издержками, при этом «забывая, что в условиях «конкурентной», снова в кавычках, борьбы плановое ведение хозяйство не возможно. В итоге эта реформа привела к усилению концентрации производства крупных монополий.

Таким же способом правительство США решало вопросы и в сельском хозяйстве, заставляя мелких сельхоз-производителей субсидиями сокращать посевы и погловье скота, этим поднимая цены и принося выгоду крупным производителям: компаниям и богатым фермерам. Все реформы правительства США, привели к обогащению богатых и банкротству бедных производителей это и была цель кризиса.

Я вроде бы говорил всё по учебнику, но, в то же время чувствовал, как класс, вслед за учительницей, напрягся.

- Кхм! – выдавила историчка. – Ты не сказал, что конгресс США учредил Администрацию регулирования сельского хозяйства. Именно она выдавала денежное вознаграждение тем