Бесприданница (СИ) - Лара Барох
Правда, по баракам пришлось помотаться, зато дитя всегда под присмотром соседей оставалось. Ну и я их детей досматривала в свой черед. А уж когда моя очередь на квартиру подошла, вот тут мы крылья-то и расправили. Заводчане помогли мебель справить, а потом уже добротной сама постепенно обзавелась. Всего хватало в жизни, и в целом не на что жаловаться мне. А что замуж больше не вышла? Так мне и одного раза хватило с лихвой.
Сашенька выучился на слесаря, и ко мне на завод пришел, но в другой цех. Хорошим специалистом стал. Его все хвалят. Оттого, может, и в лихие годины удержали, не пустили в ларьке торговать. Сейчас у него своя семья. Жену выбрал тихую, улыбчивую — Томочку. Она в первый же год ему сына подарила — Стасика, а еще через три года, дочурку — Светочку. Папину радость. Глядя, как они живут душа в душу, поровну им квартиру свою завещала. Как они там сейчас без меня? Подумать страшно. Ладно хоть у них все хорошо складывается. Теперь квартиру мою продадут, да деткам возьмут жилье…
Впрочем, всего этого я никогда не узнаю. Слезы невольно начали застить глаза и я решительно смахнула их. Нечего тут! Умерла, так умерла!
Глава 3
— И долго тебя ждать? — В дверном проеме возникла та же девушка, но, по-моему, она стала еще злее. Интересно, почему она так ведет себя? У нас в прошлом были трения? И где мать, в конце концов? Почему ребенок раздает приказания?
Положа руку на сердце, я сама немного виновата: сижу, в мечты и воспоминания погрузилась… А ведь времени у меня нет! Что было — то прошло и не вернется. Кончилась моя прежняя жизнь, а о новой я ничего не знаю. Старательно оттягиваю момент знакомства со своей новой семьей, понимаю, что жестами, манерой речи, взглядом, да чем угодно выдам себя в миг. Какой была моя предшественница? Робкой или дерзкой? Может, она своим поведением настроила всех против себя? Как давеча сестренка обмолвилась? “Ты теперь не любимица отца”!
Но это только половина беды! Храмовник. Это кто? Батюшка местный? Я к нему на исповедь ходила раньше?! У таких глаз наметан, они с одного взгляда почуют неладное. А сестрица не упустит момент, судя по всему… только вот выхода нет, идти все одно нужно…
Итак, раз я была любимицей отца, значит, мой мир рухнул с его смертью. Плюс моя болезнь. Поэтому вид у меня должен быть максимально скорбный и отреченный. Я могу не слышать посторонние разговоры, что называется — находиться наедине со своими горем.
Я не стала ничего отвечать сестре, лишь тяжело поднялась, держась за стол. Опустила голову вниз, разом пряча и взгляд, и лицо от посторонних, и медленно пошла в сторону, куда она, топнув деревянным башмаком, убежала.
Няня тут же меня догнала и проводила в залу напротив. Только мы пересекли небольшой холл, как в нос ударил зловонный запах.
Большое пространство, метров сто квадратных, по моим наблюдениям, но особо разглядывать не ко времени. С опущенной головой, с трудом приноравливаясь к неудобной обуви, я не в силах была внимательно рассмотреть помещение. Выхватила взглядом только общее: большой камин у стены слева, стены, отделанные камнем, а не деревом, как в моей комнате. На правой стене стрельчатые окна, но они не пропускают свет. Каменный пол из огромных булыжников серого цвета.
А посередине комнаты, на широкой лавке, лежит тело, одетое в зеленый бархатный камзол, такие же брюки и белую рубашку с кружевным воротничком. Лицо мужчины и кисти рук грязно-зеленого цвета с пересекающимися в разных направлениях гнилостной сетью сосудов и с образованием пузырей на коже. А вонь стоит такая, что глаза слезятся! Но мне это и к лучшему. Возле покойника что-то напевно произносит невысокий, с большим брюхом мужчина в коричневой сутане. Язык, на котором он разговаривает, сколько бы я ни прислушивалась — не понимаю.
Ближе к камину, на деревянном стуле с прямой высокой спинкой сидит хрупкая черноволосая женщина, и не отрываясь смотрит на тело почившего. Рядом с ней — моя сестра, и еще одна девчушка, поменьше ростом. Она всем тельцем прильнула к боку женщины, но та как будто не замечает испуганного ребенка. Женщина полность погружена в свое горе и, кажется, до остальных ей дела нет.
Ближе к двери, спиной ко мне, стоял мужчина в темно-зеленом камзоле, черных брюках и высоких сапогах. Его волосы, собранные в хвост на затылке, перетянуты простым кожаным шнурком.
Мне с каждой минутой становилось хуже. Жар, исходящий от камина, плотно окутал меня горячим коконом. Воздуха катастрофически не хватает, но хуже всего — зловоние. Оно заполнило собой все пространство и въелось в кожу. Подступающие спазмы я душила в самом зачатии и думала только о том, чтобы все побыстрее закончилось. Силы мои на исходе, и их еле хватает, чтобы стоять, оперевшись на прохладную стену спиной.
— Далия! Крошка! Подойди к семье. — Сквозь пробку в ушах услышала голос, а подняв глаза, увидела, что все взгляды устремлены на меня. А ко мне обращается с приветливой улыбкой храмовник.
Испарина выступила на лбу. Страх сковал тело. Что делать? Дойти до камина для меня сейчас сравни подвигу. Меня только стена и держит. А не пойти? Присутствующие уже меня заметили, и вряд ли оставят в покое. Не стоит привлекать к себе излишнее внимание. Нужно собрать остатки сил… сделать шаг-другой и дойти до стула, на котором сидит женщина. Возможно, мне удастся на него опереться?
Сделала глубокий вдох носом и оттолкнулась от стены. Шаг, колени предательски дрожат, жар все больше охватывает тело, глоток бы свежего воздуха! Следующий шаг: жар и слабость достигают своего апогея… Поравнявшись с незнакомцем, я замираю — подкосились ноги. Последнее, что помню — стремительно летящий в лицо пол. Додумать остальное не успеваю, потому как проваливаюсь в чернильную темноту обморока.
Сквозь туман небытия слышу чьи-то голоса. Но слов разобрать не могу. Только интонации. Вроде бы кто-то кричит, а другой извиняюще мямлит в ответ. И снова пустота.
— Ягодка моя! Посмотри на меня. Все глаза по тебе выплакала. — Доносится до сознания старческий голос. А
