Вторая жизнь Арсения Коренева (СИ) - Марченко Геннадий Борисович
— Наверное, в ад попаду, — всё тем же спокойным голос заявила девица.
— Почему? — не сразу сообразил я.
— Так самоубийца же, а таким вроде прямая дорога в ад. Я в интернете читала.
В этот момент по ходу движения раздался чей-то недовольный голос:
— Ну сколько можно тут торчать⁈ Я уже, кажется, начал разлагаться!
В этот момент из дальнего конца коридора появилась полноватая, с крашеными будто бы перекисью водорода волосами женщина, напомнившая мне какую-нибудь продавщицу овощного магазина времён СССР, сурово оглядела собравшихся и громко, противным голосом, спросила:
— Кто здесь Коренев?
Я не сразу сообразил, что назвали мою фамилию, а услышав, почувствовал, как сильнее прежнего заколотилось сердце. Почувствовал, что вот, теперь окончательно решится, куда меня отправят. Интересно, в аду на самом деле так жутко, как было изображено на недавно виденных картинах? Хотя почему сразу ад⁈ Я никого в своей жизни не убил, не покалечил, не обокрал… Нет, среди моих пациентов, конечно же, были умершие, но я делал всё возможное, чтобы спасти им жизни.
— Коренев? Кто здесь Коренев⁈
— Я здесь!
Голос был словно не мой, сам себя едва услышал, на всякий случай ещё и поднял руку, как школьник. Женщина меня наконец увидела.
— Ну и чего сидим? Быстренько за мной.
Кое-как поднялся — ноги были словно ватные.
— А почему его без очереди⁈
Это был тот же голос, что совсем недавно заявлял, что начал разлагаться. Принадлежал он мужчине лет шестидесяти с почти лысой головой, на нём были только очки в позолоченной оправе — и больше ничего. Он сидел, сведя ноги вместе, да ещё сверху прикрывая причинное место ладошками. Тётка же упёрла рука в бока, поджала губы, презрительно хмыкнула, после чего выдала:
— Уж вы бы, гражданин Пузанов, помолчали. Тоже мне, додумались, в 66 лет на 18-летней студентке скакать!
— Извините, но она совершеннолетняя, — краснея, пролепетал Пузанов.
— Я вообще-то о другом, — укоризненно покачала головой тётка. — Забыли, что у вас сердце слабое⁈
Тут она перевела взгляд на меня, топтавшегося рядом.
— Коренев, давайте за мной.
Мы двинулись по коридору, который заканчивался обычной деревянной дверью, крашеной светлой краской, причём даже местами облупившейся. Надо же, какая реалистичность!
Тётка толкнула дверь:
— Заходите.
Я вошёл, сопровождающая вошла следом. Это был довольно скудно обставленный кабинет, главным предметом мебели оказался массивный стол у дальней стены. Я не сильно разбираюсь в сортах дерева, но здесь, думаю, был использован дуб и, возможно, морёный. За этим-то столом и сидел довольно невзрачный тип в очках с круглой оправой, со своими нарукавниками напоминавший какого-нибудь английского клерка викторианской эпохи. Он ещё и пользовался гусиными перьями — два пера торчали из чернильницы, третьим он что-то корябал на листе желтоватой бумаги, похожей на пергамент. Ещё на столе в канделябре на четыре свечи горели три, одна куда-то запропастилась. Либо хозяин кабинета на свечах экономил.
— Коренева привела, — доложила ему тётка.
— Благодарю, Луиза Павловна, — кивнул тот.
Голос у хозяина кабинета был такой же невзрачный, как и он сам. Да ещё и слегка гнусавый. Судя по шмыганью покрасневшим носом, слезящимся глазам и лежавшему тут же на столе скомканному носовому платку, «клерк» страдал насморком. Надо же, какой реализм! Или он сам по себе такой артистичный?
— Присаживайтесь, я постараюсь вас долго не задерживать, — сказал он, когда дверь за Луизой Павловной закрылась.
— Да мне, собственно говоря, теперь и спешить некуда, у меня впереди целая вечность, — философски заметил я, усаживаясь на скрипнувший подо мной стул. — У меня даже анекдот есть в тему. Могу рассказать.
И видя, что «клерк» вроде бы не имеет ничего против, начинаю:
— В общем, попадает мужик в рай. Все хорошо: люди, еда, даже женщины. И спрашивает архангела: «А можно одним глазком на ад взглянуть?» Дают ему посмотреть, а там ровно всё то же самое, включая ландшафт, но люди почем-то плачут и страдают. «Почему все они такие несчастные?» — спрашивает удивленный мужик. «Да просто они думают, что в раю лучше».
— Рад, что у вас хватает самообладания шутить, — улыбается собеседник, шмыгая носом. — Но всё же не будем задерживать остальных. Если бы не просьба свыше — вы бы сейчас так и сидели в очереди.
Интересно, кто это там за меня так печётся? Уж не сам ли… Так-то я по жизни всегда был атеистом, даже когда атеистом стало быть немодно, когда даже Президенты и их камарилья на каждый праздник шастали в храм, но вот то, что происходило сейчас, серьёзно пошатнуло мои убеждения.
— В общем, Арсений Ильич, свыше вам было отмеряно прожить 92 года. Увы, в результате трагической случайности вы ушли из жизни в возрасте 70 лет. К сожалению, и мы иногда допускаем просчёты, не грешит тот, кто ничего не делает, — развёл он руки в стороны.
— Понимаю, — покивал я. — Но лишние 22 года оказались бы совсем не лишними… А может, я возрожусь в другом теле? Или идеи индусов у вас популярностью не пользуются?
— Почему же, некоторые души получают возможность прожить несколько жизней, и не только человеческих, прежде чем окончательно определятся в райские кущи или кипящие котлы ада… Это я так образно выражаюсь, для вас более доходчиво, — на лице «клерка» появился намёк на улыбку, но он тут же снова стал серьёзен. — У вас же, Арсений Ильич, немного другая ситуация. Мы даём вам возможность ещё раз прожить вашу жизнь. Только не с момента появления на свет, а с 1976 года, когда вы окончили медицинский институт. Перед вами будут открыты все дороги, но, возможно, даже если вы захотите прожить точно такую же жизнь, что-то может пойти не так.
Он взял со стола носовой платок, смачно высморкался и, прежде чем я успел хоть что-то спросить, продолжил.
— И вот ещё что… В качестве, скажем так, компенсации за нашу оплошность в своей новой жизни вы приобретёте некоторые способности, которых у вас не было в жизни прошлой.
Вот тут я подобрался, словно гончая, почуявшая запах добычи.
— А можно об этом чуть подробнее?
— Всему своё время. А прежде чем мы попрощаемся, пожалуйста, распишитесь вот здесь.
Он подвинул ко мне лист пергамента и чернильницу с торчавшим из неё пером, показывая обгрызенным ногтем, где нужно поставить подпись.
«Я, Коренев Арсений Ильич, даю своё согласие на предложение архангела Рафаила вернуть мне молодость, а также принимаю от него ДАР».
— Так вы…
— Ну да, архангел Рафаил — великий целитель всех живых существ. Я, конечно, мог бы показаться во всей своей красе, но увиденное может вас… хм… немного шокировать. На самом деле я выгляжу несколько иначе, нежели меня изображают иконописцы. Давайте, ставьте уже подпись.
Даже не кровью, а обычными чернилами, подумал я, делая росчерк пером. А спустя мгновение свет в моих глазах померк, и я почувствовал, что куда-то лечу.
Глава 1
— Сенька! Сенька, да что с тобой⁈ Сеня, очнись!
Я с трудом разлепил веки и тут же снова закрыл глаза, едва не ослепнув от яркого солнца. Откуда ему здесь взяться, по-настоящему летнему и жаркому, в конце декабря⁈ Мало того, спине было горячо, словно бы я лежал… Хм, на раскалённом песке, и возможно, это был пляж, так как я явственно слышал шум набегавшей волны, плеск воды вкупе с радостными детскими воплями, крики чаек и ещё доносившуюся откуда-то издалека из радиоприёмника или магнитофона песню ВИА «Весёлые ребята» под названием «Тебе, я знаю, всё равно». Ну и ещё взволнованные голоса совсем рядом, которые казались мне смутно знакомыми.
Я вновь попытался открыть глаза, но уже не так широко, как только что, и на этот раз сумел различить лица склонившихся надо мной людей. А в следующее мгновение снова зажмурился. Потому как то, что я увидел, в моём сознании никак не хотело укладываться.
А увидел я лица своих институтских товарищей… Мужественное, с голливудским прищуром Клинта Иствуда лицо Димки Петровского, который, думаю, вполне мог бы состояться и как актёр, чуть скуластое и веснушчатое рыжеволосого Олега Морозова, и серьёзное, с большими очками на чуть мясистом и крючковатом носу Марка Беленького. И все они с тревогой смотрели на меня.
