Варди Соларстейн - Финская руна
«Леший», — вновь подумалось Славке. — «Не иначе Хозяин леса чудить начал».
Он слышал о таких, в принципе, безобидных случаях, на которые древняя нечисть Карелии вполне еще была способна и изредка подшучивала над грибниками.
Парень развернулся, пошел прочь от кладбища, стараясь выдерживать направление по стволам деревьев. В его роду топологическим кретинизмом мужчины не страдали никогда. Он всегда мог выйти из любого леса, используя все известные знаки и приметы, а также нередко прибегая к не подводящему его даже в самой глухой чаще инстинктивному чувству направления. Вот в каменных джунглях незнакомого района Питера Славка мог и запутаться, там его верный внутренний компас иногда отказывал. Он вообще не любил болота и кладбища, которыми вполне могла одновременно считаться Северная столица. Вот что стоило Петру Первому построить город чуть западнее — на каменистом грунте? Нет, каналы тому подавай, которые все равно потом засыпали. Славка, благодаря СМИ, льющим на прошлое своей страны непрерывный поток помоев, теперь и не знал, кого он не любит больше из бывших правителей — царей-тиранов, маразматиков генсеков или пьяниц президентов. Тут средства массовой информации сильно, можно сказать, с перебором, перестарались. Даже нынешних правителей по русской привычке он не сильно жаловал, но, честно говоря, при этом будучи совершенно аполитичным человеком.
Зомбо-ящик он уже три года как не смотрел, даже обязательные для любого прогрессивного молодого человека просмотры юмористических программ забросил из-за резкой лизоблюдной и конъюнктурной позиции. Ему не нравились ни политика, ни тем более методы ее проведения в жизнь. Но он и не жил в информационном вакууме, так как более чем достаточно информации об окружающем мире к нему поступало из визуальной оценки заголовков новостных сайтов. Зато фильмы и книги о войне Викторов уважал.
Славка, по внутренним ощущениям, прошел где-то километра три, так и не встретив дороги, когда вдруг увидел полуосвещенное окно дома, внезапно будто соткавшегося из воздуха прямо за порослью небольших елочек. Наш следопыт вроде отлично помнил эту небольшой заросший участок леса, но абсолютно не мог признать находящегося здесь хутора. Вроде, когда он шел от дороги до кладбища, прошел стороной какие-то древние гранитные фундаменты, все, что осталось от чьего-то уединенного поселения в лесу. После четырех советско-финских конфликтов, а особенно Зимней и Великой Отечественной войн, по лесам остались тысячи таких печальных свидетельств прошедших по этих местам несколько раз в противоположных направлениях, выжигающих души и судьбы багровых полос войны. И ныне эти заброшенные остатки домов служат напоминанием и предупреждением последующим поколениям, но видят их только грибники да оголтелые черные следопыты, которые порой оставляют для прочих посетителей леса глубокие ямки, прикрытые мхом, чисто для ломания ног.
Заинтересованный тем, кто может жить в такой глуши, при этом не обнося свое обиталище двухметровым железным забором с навитой по кромке колючей проволокой, наш странник подошел поближе к хутору. Он гадал, кто мог здесь и за какую взятку умудрился на таком основательном каменном фундаменте отгрохать дом, сарай и еще пару построек попроще. В воздухе остро запахло дегтем и смолой.
Викторов серьезно колебался — обратиться ли за помощью к местному жителю, рискуя нарваться на огнестрельный совет из охотничьего ружья, или попытаться выбраться из этого чертовского сосняка самостоятельно.
Славка все же набрался смелости и постучал в окно. Ему надоело таскаться по лесу, да и мучило определенное чувство неправильности происходящего. По-любому выходило, что он все-таки ухитрился заблудиться. Не считая карнавала-гротеска с колдунами и ведьмами, перевоплощения березы из мертвого дерева во вполне живое, все наводило на мысль о сильнейших наведенных галлюцинациях. Ходить в таком состоянии по лесу — дело, граничащее с самоубийством. Плюс к этому в лесу еще и попытался моросить невнятный дождик, больше вися в воздухе неприятной смесью, чем оседая, как положено осадкам, на землю.
Викторов вздрогнул, когда в окне показался силуэт бородатого деда, смутно похожего на Николашку-кровавого. «Млять», — тут же пронеслась мыслишка. — «Вышел к дому лешего. Зона, нет, фэнтази, в мать его, классическое. Только гоблинов не хватает… и волколаков».
— Здравствуй, дедушка! — заорал он на пол-леса. — Еле нашел твой дом! Второй час хожу, все ноги сломал о следы черных следопытов! Один я! Подскажи, как на дорогу выйти? Там машина должна быть!
Дед долго рассматривал Славку, особо пристально оглядев пятнистую куртку оливкового цвета с темными и светлыми пятнами, а затем неожиданно для уже отчаявшегося путника степенно кивнул. Через минуту сбоку на крыльце отворилась дверь, и старик, держа в руках керосиновую лампу, строго сказал:
— Что ты разорался на весь лес? Заходи в дом!
— Дедушка, мне бы до Питера, то есть до Санкт-Петербурга, — увидев, как густые брови деда полезли вверх, он для верности, сделав поправку на возраст дедульки, но от волнения чересчур частя и сбиваясь, договорил: — Тьфу, черт, до Ленинграда бы мне добраться. У меня работа там. Где дорога, покажи, до машины я сам доберусь.
Славка не очень хотел напрашиваться в гости в этот странный дом, он рассчитывал только получить указание направления и пойти дальше. В его понимании ночевка в неизвестном лесу и посещение непонятных хуторов были тождественны друг другу по своему неприятию.
— В дом, я сказал! — рявкнул дед так, что Викторов вздрогнул.
Славка долю секунды поколебался. Ему не понравилось нервное ожидание, сквозящее в голосе этого древнего деда. Акцент был довольно странным, то ли финским, то ли еще каким, но весьма похожим на характерный говор жителей страны тысячи озер. Доверившись интуиции, Викторов направился к двери. Он зашел на крыльцо, а оттуда вошел в прихожую. После однозначного жеста хозяина в сторону вешалки стал снимать верхнюю одежду, искоса поглядывая на деда, который, прежде чем закрыть входную дверь, долго вслушивался в ночную тьму. Викторов обратил внимание на пару обычных велосипедов, поставленных в углу, и там же набор инструментов, лежащих в «чемодане столяра». Внезапно он увидел в прихожей винтовку, совершенно обыденно висящую на крючке рядом с одеждой. Глаза Славки, рассматривая и выискивая доказательства бутафорности, впились в оружие. Дед заметил этот внимательный взгляд и легко пояснил:
— Мосинка, еще с войны осталась. Мало ли что, сюда повесил, на всякий разный.
— Дед, а, дед, а танк у тебя есть? — поспешил разрядить обстановку древним анекдотом Славка, который спохватился и все же оторвался от разглядывания несомненного боевого экземпляра нарезного оружия. Но тут же внимательно всмотрелся в лицо странного жителя богом забытого хутора. «Если не рассмеется — дело дрянь», — обреченно подумал Славка, прикидывая свои возможности и варианты на случай попадания в ловушку к какому-нибудь воинствующему старообрядцу. Дед явно был со странностями, и в еще один возможный скелет в его шкафу Славик превращаться совершенно не желал. Всеми фибрами своей молодой, еще не нагулявшейся души.
— Нету танка, внучек, — совершенно спокойно ответствовал старик. Теперь уже Славка поймал на себе внимательный изучающий взгляд. Дед даже не скрывал своего интереса, в открытую проявляя любопытство — он поднес лампу к куртке, а потом, нисколько не опасаясь гостя, наклонился и внимательно изучил снятую обувь своего визитера. Но на сердце у Славы Викторова отлегло — так беспечно маньяки себя, наверное, не ведут.
— Где ты взял такую одежку? Это новая форма? — задал неожиданный вопрос, налюбовавшись внешним видом гостя, дед.
Славка с удивлением, как на новую вещь, посмотрел на свою финскую куртку. Он купил ее весной в Финляндии. Кроме привлекшего его фасона под «милитари» ему очень понравились «золотые» пуговицы с геральдическим финским львом, стоящим на сабле, с занесенным мечом в лапе. Обувь носил тоже импортную. Да и вся остальная одежда приехала к нему в гардероб из-за границы… Не вина Славки была в том, что он не слишком патриотично ходил исключительно в иностранных одежках, а скорее правителей государства, которые во время грандиозного распила страны просрали легкую промышленность своей империи.
Дед тем временем нашел пластиковый прямоугольник лейбла и с удивлением теперь его рассматривал.
— В Лаппенранте взял, — честно рассказал Славка историю появления у него этого элемента верхней одежды. — На автобусе съездил и прибарахлился. Всяко лучше, чем наше родное, китайское.
— Ага, — дед, наконец, улыбнулся очередной шутке, похоже, нашедшей отклик в его душе, загрубевшей от долгого сидения на отшибе цивилизации. — Давай в дом заходи, кепи только на рога повесь.
