Варди Соларстейн - Плюс один, товарищ комбат!

Варди Соларстейн

Плюс один, товарищ комбат!

Младший командир Красной Армии, служащий в роте связи Степан Лаптев проверял катушку телефонного кабеля и вполголоса матерился.

Вся работа с утра сегодняшнего дня проходила на нервах. И вчерашние сутки по накалу страстей не уступали. Вообще три последних дня вся рота связи бегала по декабрьскому снегу как ужаленная, прокладывая новые резервные линии связи. Шутка ли — приказ сверху, из-под тех самых больших рубиновых звезд — обеспечить испытания в боевых условиях новых секретных танков. Видел Семен эти «секретные» танки. Даже на фоне внушающих уважение трехбашенных двадцатипятитонных Т-28 они выделялись как огромные каменные глыбы, обтесанные ледником, среди галечного пляжа. Танков было три. Один с огромной башней, другие два — с двумя башнями, поставленными, согласно меткому народному слову, «цугом, по-линкорному». Машины, окрашенные в симпатичный молочный с разводами зимний «камуфляжный» цвет, одним своим видом символизировали мощь бронетанковых войск. Мужики из пехоты сначала с восторгом восприняли появление этих гигантов, появившихся внезапно на передовой с целой свитой меньших собратьев. Все считали, что уж эти железные горы, ощетинившиеся жерлами полковых калибров — разнесут в полчаса всю хитрую и неожиданно мощную оборону белофиннов. Но гигантам не везло. Сразу и по-крупному. Ничего кроме вминания в снег заграждений из колючей проволоки и сваливания гранитных надолбов, те пока хорошо делать не умели. Хотя по вражеским дотам стреляли знатно. Еще бы — благодаря толстой броне безнаказанно выходили на прямую наводку и просто глушили в пять стволов любое движение на финской стороне. Но стоило нашей пехоте вновь подняться в атаку по красной ракете, как финские пулеметы оживали и кинжальным огнем отбрасывали ее обратно. Финны давным-давно пристреляли всю местность перед своими позициями. Еще и родная артиллерия могла иногда «подсуропить» своей же пехоте с запоздавшим или неточным из-за неопытного корректировщика артобстрелом.

Неприятности у «секретных» танков начались с того, что сначала «большеголовому» прострелили ствол, и его после этого отправили на ремонт. Затем командование, имевшее приказ и настойчиво понукаемое руководителями свыше, решило пойти ва-банк. Поставив два оставшихся двухбашенных «секретных» танка во главе колонны, не нашло ничего лучше, как послать их по узкой лесной дороге в прорыв, следуя всем наставлениям по танковой тактике РККА, которые писались под действия на открытой местности, в поле, вроде Халхин-Гола или озера Хасан.

Красная Армия который день подряд безуспешно пыталась взять сильно укрепленный и глубоко эшелонированный финский рубеж обороны, желая во что бы то ни стало вписаться в казенную формулировку «взял сходу». Осознание того, что у финнов не хлипкие японские траншеи и что перед штурмом надо сначала вскрыть огневые точки, затем раздолбить их корпусной артиллерией, после чего выслать саперов, чтоб те разминировали подходы и расчистили проходы в надолбах, а уж потом запускать танки, к высшему командованию РККА придет только во второй половине этого конфликта, названного впоследствии Зимней войной, после пятидесятиградусных январских морозов.

Усиленный бронетанковый отряд пошел вперед без артподготовки и без сопровождения пехоты. Про поддержку авиации никто даже не заикался, хотя артиллерия и пехота могли бы и поддержать, если бы комдив отдал соответствующую команду. Но что взять с комдива, который еще два года назад ходил в капитанах, как и многие нынешние командиры полков, бригад и дивизий. Вдобавок, каждый свой приказ комдив должен был согласовывать с комиссаром, что существенно снижало скорость принятия решений. Красная Армия еще училась воевать, оплачивая свое обучение самой дорогой ценой из всех возможных — ценой жизней своих бойцов.

Сначала все было чудесно, буквально как в пропагандистских фильмах: повинуясь флажкам командиров, зычно взревев авиационными двигателями, танки мощно и неотвратимо, дыша силой и упрямой верой в свою стальную судьбу, пошли в атаку на финские позиции. Выломав очередные метры колючей проволоки, выворотив надолбы и преодолев неглубокий противотанковый ров, колонна танков, ведомая двумя гигантами, рванула вглубь вражеских укреплений по узкой, покрытой снегом лесной дороге. Казалось, вот он — прорыв, стальные хищники наконец нащупали брешь, и пехота, пройдя следом за прорвавшимися танками, закрепит долгожданный успех.

Но тут головной танк, то ли из-за невнимательности механика-водителя, а может, просто по судьбе своей, на лесной развилке наехал на груду каких-то ящиков. Никто потом так и не смог выяснить — были те ящики небольшим финским полевым складом боеприпасов или, что вернее, заранее заложенным фугасом на единственном направлении, куда могли направиться наши танки — но рвануло знатно. Нарвись на этот фугас легкая БТ-шка — порвало бы ее пополам, а так нашему новейшему супертанку только гусеницу сорвало, поломало ленивец, да днище погнулось. Колонна встала. Головной танк передней частью клюнул в воронку — мощный взрыв, несмотря на входящую в силу зиму, растопил и смел весь снег вокруг поврежденной машины. В тот день танкисты прокляли всех своих богов. Все попытки починить или отбуксировать горемычный танк не привели ни к какому результату. Пока чинили первый, чуть не сломался и второй «секретный» гигант. Финны тем временем стянули в этот район артиллерию и все возможные резервы, готовясь к неизбежному для наших застрявших в лесу танков ночному возмездию.

В результате, прикинув все за и против, расстроенное командование отдало приказ на отход, решив оставить сломавшийся «секретный» танк «на съедение». Тем более что финны уже и так, стреляя из леса по специально прорубленным фланкирующим узким просекам в борта наших танков, серьезно уменьшили их численность. Решение на отход пусть было и «соломоновым», но, тем не менее, грамотным приказом, так как оставь колонну в лесу на ночь — к утру от нее остались бы обгорелые рожки да ножки. Финны своими бутылками с «коктейлем Молотова» орудовали профессионально и совершенно бесстрашно. Танк — орудие прорыва. Ему простор для боя нужен, поле. Без маневра, без прикрытия пехотой, зажатый на лесной дороге танк в противостоянии с исступленным финном, у которого «зажигалки» сожгли родной дом в пригороде Хельсинки — обречен.

За ошибки «людей в черном», как за глаза называли танкистов за их внешний вид и постоянную, просто трубочистную чумазость, опять пришлось расплачиваться пехоте. На следующий день после этой неудавшейся танковой эскапады пришел приказ танк отбить и отбуксировать любой ценой. Для чего привлекались изрядные силы в составе двух усиленных рот — стрелковой и саперной, и взвода средних танков Т-28.

С учетом того, что за ходом боевых испытаний «секретных» танков следило самое высокое, обеспокоенное сейчас руководство, подчиненные всех рангов покоя не знали.

Степан не успел перекусить после проверки катушки, как ему приказали взять мотоцикл и быстрее ехать на батарею, чтобы передать пакет с приказом лично в руки комбату. Степан на гражданке имел лихой опыт мотогонок, поэтому быстро донесся до артпозиций на своем «Попробуй Меня Заведи» — ПМЗ-А-750 с коляской. Комбат принял пакет и, взглянув на посыльного недовольным невыспавшимся взглядом, разорался на ровном месте о нестроевом виде и недостаточно чётком отдании чести при приветствии старшего по званию. Затем он схватил Степана за рукав и отволок вглубь командирской землянки, где за ширмой сидел несчастный радист Юрка Шанский у раскуроченных коробов радиостанций.

— Раз связист, то чини, — гаркнул в ухо Степану раскрасневшийся комбат. — Не починишь, под трибунал пойдешь, вместе с этим…

— Товарищ капитан! Ну нет запасных ламп на нашем складе, я в корпусной отправил требование, но машину на дороге белофинны сожгли… — попытался, оправдываясь, встать со своего места Юрка.

— Молчать! Обоих теперь как диверсантов по суд отдам! Нет! Я вас лично расстреляю перед строем. — Капитан демонстративно цапнул темную кобуру с ТТ, висящей на его боку.

От возможного расстрела парней спас зашедший в землянку батальонный комиссар. Степан непроизвольно отметил разницу между вошедшим и комбатом. В отличие от пехотно-серого капитана, комиссар форсил в белом полушубке, и даже личное оружие, наган — и тот находился в светло-желтой кобуре.

— Виктор Геннадьевич! Надо поговорить. О…

— Не здесь товарищ Чости! — Тут же встрепенулся комбат. — Пройдемте к орудию еще раз. Еще раз надо осмотреть.

И они вместе вышли из землянки.

— … орудию, 152-мм гаубице-пушке, казенную часть при выстреле оторвало. Вот, забегали, ищут на батарее диверсантов и провокаторов, — шепотом, навалившись на стол грудью к Степану, пояснил Юрка ситуацию. — Дело на контроль сам маршал Кулик взял. Вчера с батареи всех к особисту таскали, тот уже чуть ли не пытает, ищет «контру». А сам комбат нервный еще и оттого, что у него жена в Ленинграде осталась. Вот-вот родить должна, а вестей никаких. Ко всем бедам и радиостанция сдохла.