Меченый. Том 2. На переломе истории (СИ) - Савинков Андрей Николаевич Funt izuma
Я тряхнул головой, сбрасывая секундное наваждение, и вмешался.
— Товарищи, — прерывая этот бесплатный цирк с конями, подал голос я. — Вам не кажется, что сейчас не время ругаться? Давайте быстро обсудим, что, собственно, происходит, после чего я хотел бы лично переговорить с «трудящимися».
Хоть я и пытался сгладить личное отношение к работникам КАЗа, кажется, сарказм всё равно прорвался сквозь маску беспристрастности. Называть этих дармоедов трудящимися, то есть ставить на одну полку с, например, металлургами условного Магнитогорского комбината, было просто неприлично. Когда ты вместо полезного дела перерабатываешь ценное сырьё в дерьмо и получаешь за это деньги, называть тебя трудящимся достаточно сложно. Гораздо лучше тут подходит слово «дармоед». А ещё лучше — «вредитель». Где там у нас была такая статья в Уголовном кодексе?
В результате объяснений картина чуть прояснилась. «Бунт» возник не стихийно, имелась вокруг завода — интересно, это у нас вокруг каждого предприятия подобная «инфраструктура» вырастает или местная специфика дала о себе знать — прослойка автомобильной мафии, которая занималась торговлей запчастями и прочими изделиями, изготовленными в «обход кассы». Переход на хозрасчёт с оплатой каждого отдельного принятого госприёмкой грузовика заставил руководство попытаться напрячься и надавить на работяг. Те-то фактически ничем не рисковали, оставить их без зарплаты советское законодательство не позволяло, за такие игры можно было и тюрьму заехать легче лёгкого. А вот дирекция, у которой план начал не то что гореть, а пылать синим пламенем, в таких раскладах рисковала очень быстро потерять должности и уехать куда-нибудь на БАМ, демонстрировать там трудовые подвиги во славу Великого Октября. Менять тёплую Грузию на голые сопки Хабаровского края дураков не водилось, так что энтузиазм руководства в моменте пробил все возможные рамки.
А вот теневиков вокруг завода закручивание гаек не устроило тотально. Вот они-то через своих родственников и знакомых — ну не на пустом же месте канал сбыта ворованного возник — и внедрили идею устроить небольшой «скандал». Ещё и время выбрали такое «удачное»: у нас как раз через неделю планировалась большая встреча лидеров СЭВ в Будапеште, где я собирался наконец озвучить нашим друзьям условия, на которых мы будем — благо взлетевшая цена на нефть позволила нам немного вздохнуть в плане поступления валютной выручки — сосуществовать далее. Хорош был бы советский генсек, поехавший нагибать партнёров и при этом имеющий «пылающий» тыл за спиной.
— Так, всё понятно, — я махнул рукой, обрывая льющийся на меня поток слов. Достал из кармана платок, промокнул лысину, а ничего так октябрьское солнышко прижаривает, даже жарковато стало. Или это у меня так «перед дракой» температура повысилась? — У этой забастовки есть какие-то лидеры? С кем разговаривать? Стачком выбрали?
— Не хотят, — отрицательно качнул головой Харебава. — Боятся, что лидеров потом люди из комитета заметут. Как бы дело ни закончилось.
— Правильно боятся, — согласился я. — Это несколько усложняет ситуацию, но не принципиально. Давайте что ли двигать, время не резиновое.
К заводоуправлению мы подъехали ещё минут через десять. Тут я сразу из автомобиля вылезать не стал: сначала охрана вместе с местными товарищами из МВД изобразила оцепление, позволив мне спокойно проскочить мимо толпы. Впрочем, сбегать от волнующихся людей я не собирался, не для того летел аж в Грузию, чтобы прятаться от пролетариата. Ну и нужно было подождать, пока телевизионщики расставятся, займут выгодные позиции, быстро пообщаются с местными, запишут десяток-другой экспресс-интервью с «протестующими».
Это тоже была часть плана — сначала записываем на видео мнение «обиженных» грузин, которые очевидно будут рассказывать телевизионщикам точку зрения со своей колокольни. О том, что они такие хорошие и работящие, а злые русские из Москвы над ними издеваются как могут. А потом выхожу я и на контрасте разношу все их аргументы, выставляя криворукими лентяями и объявляю о закрытии завода. Уверен, после показа этого ролика по ящику большинство водителей-эксплуатантов «Колхид» вознесут благодарственную молитву своему автомобильному богу. Закрытие завода будет означать возможность списать к чёртовой матери ненавистную технику и забыть о ней как о страшном сне.
— Товарищи! — Откуда-то местные притащили стойку с микрофоном, сделав из гранитного порога заводоуправления такую себе импровизированную трибуну, так что голосовые связки надрывать мне необходимости не было. Ну хоть какая-то радость. Стоящий чуть в стороне режиссёр с первого канала поднял вверх большой палец, показывая, что запись идёт. — Для начала хочу обратиться к разумным и честным людям, коммунистам по велению сердца, а не по следованию конъюнктуре; уверен, что среди собравшихся таких большинство. Прекращайте этот цирк, никаких повышений зарплат вне плана не будет, просто потому что это невозможно. Тем более что при хозрасчётном методе каждый из вас своим трудом может самостоятельно определять размер получаемого за работу вознаграждения. Идите в цеха, собирайте больше машин и получите больше денег — всё просто и справедливо!
Очевидно, это был глас вопиющего в пустыне. В данном случае я обращался не к работникам завода, а к миллионам телезрителей, которые увидят это выступление в вечернем выпуске новостей. Именно для них я подбирал слова, именно к их чувству справедливости апеллировал, а в том, что мне не удастся переубедить зажравшихся бракоделов, я, в общем-то, не сомневался с самого начала.
— Что за херь ты нам втираешь⁈ Мы два месяца минималку получаем! — раздался выкрик откуда-то из толпы; судя по одобрительному гулу, большинство заводчан неизвестного крикуна поддерживали. — Поди выживи на сто двадцать рублей!
О том, сколько неизвестный заработал мимо кассы, упоминать он, конечно, не торопился.
— Пропустите человека, он хочет высказать своё мнение, давайте ему позволим, я уступлю микрофон, это будет справедливо, я полностью готов к диалогу… Нет? Ну ладно, в таком случае я продолжу… — Неизвестный «оратор» проявить себя в открытую, выйти вперёд и взять ответственность за всех коллег почему-то не пожелал, поэтому я только улыбнулся, махнул рукой и продолжил: — А я вам скажу, почему вы получаете минималку. Возможно, для некоторых из работающих на КАЗе это станет открытием, но вы выпускаете бракованную продукцию. Пока приёмка была заводской, как-то так получалось, что «Колхиды» её проходили без проблем. Когда мы организовали внешнюю приёмку, оказалось, что девять из десяти выпускаемых грузовиков находятся в непригодном для эксплуатации виде, а две машины из десяти вообще не могут ехать. Завод производит тотальный брак. Расскажите мне и всем остальным гражданам Советского Союза, почему такая работа вообще должна вознаграждаться хоть как-то? Почему органы государственной безопасности не должны прямо сейчас начать расследование о растрате? Ваш завод нанёс ущерба стране на миллионы рублей!
— Дайте нам спокойно работать! Мы хотим работать, мы хотим работать! — Толпа начала заводиться, моя охрана, ранее стоявшая достаточно расслабленно, потихоньку начала приближаться ко мне, явно ожидая неприятностей.
— Долой плановую экономику!
— Нет командному социализму!
— Ликвидировать план!
— Хватит кормить Москву!
Крики были разные, но ни один из них не сулил нам ничего хорошего. Градус напряжения неожиданно скаканул вверх, мгновенно переходя в «красную зону».
Что делать? Спустить на толпу силовиков? Выход, конечно, вот только с точки зрения телевизионной картинки это будет проигрышным решением. Получится, что я не только зря прилетел, но ещё и только хуже сделал, а этого нам не нужно. Придётся продолжать гнуть выбранную линию.
— Друзья мои, — обращаюсь уже чуть громче, стараясь придать голосу твёрдости, — у нас, согласно решениям последних Пленумов, взят курс на реформы в экономике, часть из них уже увидела свет, закон об индивидуальной трудовой деятельности уже работает. Но любая обновлённая система предполагает труд. Труд продуктивный! А иначе, извините, это всё профанация. Сказать по правде, мы и хотим-то одного: чтобы деньги шли за реальным производством, чтобы было ясно, кто и что вкладывает в общее дело. Наша экономика, товарищи, давно нуждается в оздоровлении.
