Помощник ездового (СИ) - Башибузук Александр
Лексу немедленно замутило, желудок подкатил к горлу. Как он уже успел убедиться, древние «этажерки» держались в воздухе уверенно, но жуткое дребезжание и вибрация всех составных частей аэроплана спокойствию и самочувствию не способствовали.
Было хорошо видно, как от земли отделился и ушел на круг второй самолет, потом третий и четвертый. Пятый «Сопвич», в котором находились недавние нарушители устава Модя и Федот, пошел на взлет, но…
Но, в самом конце полосы, вдруг припал на левое крыло и сразу закрутился волчком, скрывшись в облаке пыли…
— Минус один, епта… — заорал Спиваков, повернув голову. — Решай пацан, что делать. Летим али садимся? Живее!
Алексей стиснул зубы, немного помедлил и стукнул рукой по обшивке.
— Летим!!!
Он подсознательно ожидал чего-то подобного, поэтому особо не удивился. Оставшихся восемь человек должно было хватить для выполнения задачи. Теоретически. На практике, как давно уже давно убедился Лекса, все происходит совсем по-другому.
— Наш человек! — заржал пилот и качнул крыльями, приказывая остальным выстраиваться в летный ордер.
— Сто тама командила? — завозился внизу Жень.
— Летим дальше.
— Не падаем? Холосо! — уточнил китаец и опять затих.
Через несколько минут Алексей совсем успокоился и даже начал наслаждаться полетом. Зубчатая линия гор отчетливо выделялась в лазоревом небе, внизу медленно проплывали почему-то разноцветные поля — сверху оказалось неожиданно красиво.
'Может летчиком стать? — подумал он и улыбнулся сам себе. — Все же не лошадям хвосты крутить. Но и падать… того, гораздо выше, чем с коня. Так что, вряд ли. Быстрей бы уже выбиться в Москву…
— Командила, дай посмотлеть! — Жень высунул голову и сразу охнул. — Ойее… класиво!!! Моя не летал есе в восдуха!!! Никто не повелит, что Жень летал! Ойее… класиво…
Самолет вдруг дернулся, рыскнул, провалился и задрожал крупной дрожью.
— Ой, биля, биля… — китаец мгновенно нырнул обратно.
Алешка невольно засмеялся, но уже через минуту ему стало совсем не до смеха. Хрупкий аэроплан стало выворачивать так, что он жалобно заскрипел и даже жалобно завыл. Лекса вцепился в борта обеими руками, с трудом удерживаясь, чтобы не проблеваться, а пилот Спиваков только ржал и бешено матерился.
К счастью, болтанка скоро закончилась, но когда Алексей обернулся, то нашел за хвостом только…
Только два аэроплана.
Третий исчез.
Совсем.
Алексей едва не вылез из кабины на крыло, но найти третий самолет так и не смог.
Спиваков заложил крен влево, потом вправо и мрачно сообщил:
— Сопвича Череваткина нет. Хрен его знает, может назад повернул, а может гробанулся. Летим?
Алексей в голос выругался, недолго поколебался и скомандовал:
— Летим, кобылья сиська!
Дальше ни о чем не думал, просто молился, прося, чтобы оставшиеся самолеты долетели. А когда надоело молиться, начал думать, как помочь стране.
'Советская армия слегка уступала вермахту в техническом плане, но лишь слегка, — размышлял Лекса. — А в количественном уверенно превосходила, так что, по большей части роковую роль в провале первых дней войны сыграли организационные, в том числе организационно-штатные недостатки. На эту тему я много читал, так что могу считаться, в некотором роде, конечно, специалистом. А еще, гребанная слабая механизация — едва ли не самая главная причина проблем. Сравнить штатный состав немецкого танкового подразделения и нашего, сразу все понятно становится. Но как ее решить? А никак, индустриализация страны шла полным ходом, вряд ли ее можно ускорить, но, все равно, к началу войны не справились. Вся страна жилы рвала. Что я один могу сделать? Построить десяток машиностроительных заводов и выпустить десятки тысяч артиллерийских тягачей? Хрен там. На такое даже двадцати лет не хватит. Разве что перепрофилировать кучу легких, почти ненужных танков в тягачи и носители зенитных установок. Но хрен разрешат. И так почти во всем. Конечно, можно что-то сделать тактически, попробовать, как вариант, организованно отвести войска в первые дни войны на подготовленные позиции, на ту же линию Сталина, да еще модернизировать ее, но… опять же, кто меня послушает?
Как там Борух говорил? В цепочке нужно правильное звено, которое вытащит всех? То есть, найти кого-то влиятельного, кто меня поймет и действовать через него? Хрен его знает, все очень сомнительно, но пытаться буду. Больше ничего не остается…'
— Летим, командила? — снова забеспокоился Жень.
— Летим, летим, — успокоил его Лешка, быстро оглянулся и, увидев, что аэропланов меньше не стало, облегченно выругался. — Кобылья срака…
— Ага, слака! — подтвердил китаец, попытался снова высунуть голову, не смог и опять замолчал.
Через полчаса Лешка окончательно задубел, зубы весело и бодро выбивали дробь, но, к счастью, немецкая «этажерка» исправно тарахтела движком и падать не собралась, а за хвостом маячили все те же два самолета — никто не потерялся.
Когда величественные громадины гор закрыли весь горизонт, Спиваков, наконец, сообщил:
— Заходим на посадку, епта!
После посадки предстоял трехкилометровый марш на место засады, затем оборудование позиций, но все это должно было происходить на привычной земной тверди, так что Алексей об этом этапе почти не беспокоился. Но сначала предстояло сесть.
Колеса гулко хлопнули об землю, «Эльфауг» подскочил на пару метров вверх, взвыл движком, снова упал и снова подскочил, а потом, трясясь как припадочный, покатился по мелкой щебенке, пока не остановился совсем.
— Кобылья срака! — восхищенно завопил Лешка и рывком вылетел из аэроплана, но сразу же с болезненным воплем завалился на бок — свело ноги. К тому времени, как он вскочил, Жень уже стаскивал с крыльев контейнеры с оружием. Потом они схватили самолет за крылья и развернули.
— Бывайте, епта!!! — замахал рукой Спиваков, поддал газу и, после короткого разбега, взмыл в воздух.
Из второго аэроплана выскочили бледные как мел Костик с Фролом. После того как их «Авро» взлетел, последний самолет с чоновцами красиво зашел на посадку, но… неожиданно провалился и клюнул носом.
С грохотом и визгом по сторонам полетели куски винта, аэроплан стал на двигатель, на мгновение замер, а потом, в клубах пыли завалился на землю вниз кабиной и сразу загорелся…
Глава 14
Глава 14
На войне, в своей прошлой жизни, Алексей видел очень много того, что можно назвать чудесами. Когда подряд три дрона взрываются под ногами, а четвертый попадает прямо в шлем, но человек остается целехоньким, хотя и слегка пришибленным, когда прямым попаданием разваливает блиндаж, но обитатели этого блиндажа выкарабкиваются из-под развалин без единой царапины. И вот сейчас он снова оказался свидетелем настоящего чуда. Клятая «этажерка» превратилась в горящие обломки, но экипаж…
Чудом уцелел!
— Мыы-уоу… — военлет Алексей Попович надрывно мычал, закатывая глаза, пускал слюни на свою кожаную тужурку и ожесточенно крестился, почему-то левой рукой. Выглядел он забавно, но на труп уж точно похож не был.
Чоновцы, Никитка Клюев и Серега Балабан, ошарашено таращась друг на друга, одновременно ощупывали себя и оттирали кровь с разбитых физиономий. Но опять же, выглядели живехонькими.
Жень подобрался к военлету и ехидненько продекламировал:
— Лелигия опиум для налода!
— Иди нахер, обезьяна косоглазая! — Попович перепугано шарахнулся в сторону.
— Сама обесяна! — обиделся китаец. — Я китаися!
Все радостно заржали, в том числе Жень и военлет.
— Отставить! — сухо скомандовал Алешка. — Жень, ты на пост с пулеметом, прикрывать… — Лекса показал рукой на пригорок неподалеку. — Остальным разобрать оружие с боеприпасами и приготовиться к маршу. Дым может кого-нибудь привлечь. Шевелите булками…
Через десять минут все оружие и боеприпасы разобрали. На каждого, кроме военлета, пришлось по пулемету, а Лешка вооружился своим Мадсеном. Несмотря на свою архаичность, творение датских оружейников оказалось на удивление точным, удобным и надежным оружием. На Поповича вместо ствола навьючили сумки с дисками и магазинами. В итоге получалось тяжеловато, не меньше чем по сорок кило на брата, но от количества патронов прямо зависело выживание и все это прекрасно понимали. Лекса немного побаивался, что резкое сокращение состава отряда вызовет сомнение в целесообразности проведения операции, но никто даже словом не обмолвился. Попович что-то уныло бурчал себе под нос, но, как оказалось, просто жаловался сам себе на несправедливость жизни.
