Лекарь Империи 7 - Александр Лиманский
— Боже мой, — потрясенно прошептал Киселев, следя за изображением на мониторе. — Он огромный!
Десять сантиметров… двенадцать… пятнадцать… Наконец, его хвостовой конец показался из разреза. Одним быстрым, но аккуратным движением я извлек его полностью и перебросил в металлический лоток с физраствором, который тут же подставила сестра.
Тварь отчаянно билась в лотке, сворачиваясь в тугой клубок и снова разворачиваясь. Пятнадцать сантиметров живого кошмара, который несколько месяцев убивал полковника изнутри.
— Как… — Киселев не мог оторвать взгляд от извивающегося монстра. — Как ты это сделал? Он же сам, он буквально прыгнул тебе в пинцет!
— Хирургическая интуиция, — я пожал плечами. — Иногда нужно просто выждать подходящий момент.
И иметь невидимого помощника. Фырк вынырнул из артерии и материализовался у меня на плече, брезгливо отряхиваясь.
— Фу! Больше никогда! Там такая гадость! Но мы его сделали!
— Десять минут ишемии, — напомнил Артем.
— Ревизия просвета, — скомандовал я, снова склоняясь к окулярам.
Я взял тончайший сосудистый зонд и осторожно ввел его в разрез артерии, проверяя, не осталось ли внутри яиц или более мелких особей.
— Чисто, — констатировал я через минуту. — Начинаем ушивание.
Два с половиной часа от начала операции. Паразит был извлечен, но это была лишь самая зрелищная часть дела. Теперь предстояло самое сложное — ушить восьмимиллиметровый продольный разрез на артерии диаметром в четыре миллиметра.
Это как зашить дырку в соломинке для коктейля, не сузив при этом ее просвет. С той лишь разницей, что эта «соломинка» была сделана из поврежденной, неэластичной живой ткани, и от качества каждого стежка зависела жизнь человека.
— Пролен семь-ноль, двойная игла, — я протянул руку, не отрывая взгляда от окуляров микроскопа.
Марина Сергеевна подала мне иглодержатель, в котором была зажата нить, на глаз — тоньше человеческого волоса.
Ее официальный диаметр — ноль целых семь десятых миллиметра. На обоих концах сияли крошечные атравматические иглы, изогнутые на три восьмых окружности, каждая длиной не более четырех миллиметров.
— Увеличение на максимум, — попросил я.
Я повернул ручку фокусировки. Сорокакратное увеличение.
Стенка артерии превратилась в детализированный ландшафт — была видна структура каждого коллагенового волокна, каждая клетка эндотелия на внутренней поверхности.
— Пятнадцать минут ишемии, — напомнил Артем. — Осталось максимум пять.
Восемь швов за пять минут. Меньше сорока секунд на один шов. Это включало вкол, выкол, протягивание нити и завязывание трех узлов.
Без права на ошибку, без права на переделку. Первый шов. Я подхватил иглу микропинцетом.
Прокол стенки снаружи внутрь, на расстоянии в один миллиметр от края разреза. Игла прошла через наружную адвентицию, мышечную медию и остановилась в долях миллиметра перед внутренней выстилкой, чтобы не повредить ее.
Легкий, выверенный поворот запястья — игла вышла в просвет сосуда. Я подхватил ее кончик, вывел через противоположный край изнутри наружу. Завязал первый узел — три оборота, плавная затяжка.
— Красиво, — прошептал Киселев, который, забыв о своей роли, с восхищением наблюдал за процессом в ассистентский окуляр микроскопа.
Второй шов. Третий. Четвертый. Я работал как автомат, полностью отключившись от внешнего мира.
За стеклом смотровой комнаты я краем глаза заметил движение. Журавлев подался вперед, практически прижавшись лбом к стеклу, пытаясь рассмотреть детали на мониторе.
Смотри, Журавлев. Смотри внимательно, как работает «неопытный» целитель третьего класса. Запоминай. Такого ты больше нигде не увидишь.
Пятый шов. Шестой.
— Ювелирная работа! — восхищенно пискнул Фырк. — Как Левша блоху подковывает!
Седьмой шов. Осталось два.
Я почувствовал, как мышцы предплечья начинают уставать. Сорок минут непрерывной работы под микроскопом давали о себе знать.
Появился микротремор — едва заметное дрожание, невидимое невооруженному глазу, но под сорокакратным увеличением кончик моего иглодержателя вибрировал, как крыло бабочки.
Спокойно. Дыхание ровное. Пульс под контроль.
Я использовал технику из прошлой жизни. Уперся локтем в специальную подставку на операционном столе, зафиксировал запястье, оставив подвижными только пальцы. Дрожь ушла.
Восьмой, последний шов.
Я аккуратно протянул нить и начал затягивать узел. Не слишком сильно, чтобы не прорезать ослабленную ткань. Не слишком слабо, чтобы обеспечить полную герметичность…
И в этот момент случилась катастрофа.
В момент финальной, самой плавной затяжки, истонченная, поврежденная паразитом и воспалением ткань не выдержала.
Нить, тонкая, но невероятно прочная, прорезала край стенки. На моих глазах, под чудовищным увеличением, по линии шва, прямо от последнего узелка, побежала трещина.
РАЗРЫВ
Алая артериальная кровь, даже при сниженном давлении, ударила тугим, пульсирующим фонтаном прямо мне в лицевой щиток. Теплые, липкие капли потекли по пластику.
— КРОВОТЕЧЕНИЕ! — заорал Артем. — Давление падает! Семьдесят на сорок!
— Зажимай! Быстрее зажим! — Киселев в панике бросился к ране с зажимом Сатинского в руке.
Зажим раздавит и так поврежденную стенку. Это конец. Нужно другое решение. Прямое пальцевое прижатие. Немедленно.
— СТОП! — рявкнул я. Мой голос, усиленный акустикой операционной, прозвучал как выстрел и заставил всех замереть. — НЕ ТРОГАТЬ!
Я молниеносно прижал разрыв подушечкой указательного пальца левой руки. Фонтан крови мгновенно иссяк.
Пульсация артерии теперь отдавалась прямо в мой палец. Я был пробкой в этой пробоине.
— Тихо, — сказал я уже спокойнее. — Всем тихо и слушать только меня.
Паника убивает пациентов быстрее, чем кровотечение. Первоочередная задача — восстановить управление командой. Дать каждому четкую, выполнимую задачу.
— Игнат Семенович, отсос в правую руку. Убирай кровь, мне нужен идеальный обзор. Артем, давление на минимум — шестьдесят систолическое. Держи на этой грани, но ни миллиметром ниже.
— Но это может вызвать ишемию мозга!
— Делай! Марина Сергеевна, заплатка из аутовены, которую мы заготовили. Срочно!
— Какого размера?
— Пять на три миллиметра. И пролен восемь-ноль, четыре нити на отдельных иглах.
Простой шов уже не сработает. Ткань не держит.
Нужна реконструкция, укрепление всей зоны с помощью аутовенозной пластики. Сложнее, дольше, но это единственный надежный вариант.
Пока сестра готовила заплатку, я, не отрывая взгляда от раны, аккуратно перехватил разрыв большим пальцем той же левой руки, освобождая указательный и средний для манипуляций.
— Семнадцать минут ишемии, — голос Артема дрожал.
— Знаю. Работаем быстро.
Марина Сергеевна подала мне на кончике пинцета крошечный, почти невесомый овальный лоскут вены.
А теперь самое сложное. Пришить заплатку одной рукой, в то время как другая рука прижимает артерию.
— Игнат Семенович, — я посмотрел на Киселева. — Сейчас вы будете моей второй рукой. Делайте в точности то, что я скажу.
— Готов, — он сглотнул, но в его
