Мама, папа, я и Перестройка (СИ) - Конфитюр Марципана
Димка был сын нянечки, второклассник. Несколько раз он околачивался у нас в группе, важно рассуждал про октябрятскую жизнь, а в стильной синей форме, с пиджаком повторяющим фасон джинсовой куртки, и будучи на голову выше среднестатистического из нас, смотрелся просто взрослым мужиком. Что я мог предсказать? Я не знал о нём ничего, кроме имени и того, что позавчера она принёс пятёрку по математике. И всё же...
– Димка будет жить неплохо. У него будет свой собственный компьютер. Ещё у него будет такой карманный микрокомпьютер, совмещённый с телефоном, позволяющий звонить и смотреть фильмы. Он будет ходить в супермаркеты и сможет выбирать колбасу из тридцати трёх сортов. Для него не будет дефицита. А ещё он сможет есть в Макдональдсе хоть каждый день...
– Ого! В Макдональдсе каждый день! – Нянечка просияла. – Ох, Андрюшка! Уж не знаю, врёшь ты или нет, но нравится мне твоё предсказание! Так что же, Димка, получается, будет жить не в СССР?
– Не в нём. И вы тоже.
– Слава богу! – Прошептала няня еле слышно. – Уедем с ним, стало быть! Лишь бы границы открыли! Ну и как там будет нам, в другой стране?
– Первые лет десять тяжело и даже очень, – сказал я. – А потом уж наступит стабильность.
– Десять лет не страшно! Мы потерпим! – Сказала нянечка.
После этого она подарила мне дополнительный бутерброд с маслом, уже размазанным по куску хлеба.
– Спасибо, тётя Нина, – сказал я, благосклонно приняв этот дар. А потом добавил громко: – В общем, у вас всё будет отлично! Хорошо, что Илиада Михайловна у меня ничего такого не спрашивает. А то как бы я сказал ей, что она ни разу в жизни не поедет за границу, не поест в Макдональдсе, а умрёт от струйного поноса одна дома!
Надеюсь, Илиада всё услышала, но точно я не понял. Было бы классно, если бы она поверила в моё предсказание и наделала от ужаса в штаны ещё сейчас. Вероятно, эта самая мерзкая женщина на земле была парализована ужасом, вследствие чего ни за предсказание, ни за вчерашний скандал отомстить не пыталась. Она лишь бросала на меня злобные взгляды, стараясь держаться подальше, не контактировать и, видимо, опасаясь, как бы я не превратил её в свинью. Честно, я бы это сделал, если мог бы. Однако моих заурядных детских возможностей хватало только на то, чтобы отбиваться от новоявленных друзей, тоже мрачно поглядывать на Илиаду, надеяться, что моё пророчество сделало должное впечатление, да ещё раздумывать, куда и как пожаловаться начальству на воспиталку.
***
Придя домой в тот день, я улучил момент и изложил на бумаге свои претензии к Илиаде. Оставалось только спрятать эту «заяву» в чуть-чуть отошедшей подкладке искусственной желтой шубы, в которую я уже успел перебраться из демисезонного пальто, и ждать момента, когда подвернётся адрес нужной конторы или чиновник, которому можно будет её подсунуть.
11.2
– А мне предскажешь будущее? – Спросила меня бабушкина соседка Любовь Егоровна.
В следующие после триумфального появления на телевидении выходные я опять гостил у старших предков – и опять был объектом повышенного внимания. Со мной уже погуляли и провели по всем точкам в округе, где бабушка хотела утереть кому-то нос или похвастаться. В галантерейном я был продемонстрирован продавцам как надёжный источник информации о том, когда в продажу выбросят тот или иной товар: уж с таким-то внуком её больше не смогут обдурить, спрятав какой-нибудь дефицит по прилавок и сказав, будто его не завозили, объявила торжественно бабушка. На рынке меня снова подвели к торговке книгами при Кришну, и ей было авторитетно заявлено, что, во-первых, её макулатура не стоит тех денег, какие за неё просят, а во-вторых, контактёру надёжно известно, что Иисус синим не был. Затем мы подошли к бабушкиной подруге, продававшей рыбу, водку и сигареты, и потрогали товар моей рукой для увеличения продаваемости. Да-да, я понимаю, как конченно это выглядело! Будь я взрослым сорокалетним мужиком, то поднял бы на смех двух бабок, которые прикладывают ребёнка к бутылке водке, считая это мистической процедурой. Но ведь я был шестилеткой и просто не мог противостоять двоим взрослым – особенно когда те после первого отказа принялись меня стыдить и обвинять в том, что я якобы зазнаюсь из-за передачи...
А теперь мы снова были дома и общались, как я уже рассказал, с бабушкиной соседкой. Они с бабушкой не очень-то дружили и не то, чтобы стремились друг у друга зависать: но не почтить визитом семейство известного экстрасенса Любовь Егоровна, разумеется, не могла.
– Ну надо же, какой вундеркинд! – Умилялась она, наблюдая как я уплетаю кусок принесённого ею пирога с черноплодной рябиной. – И даже про Германию предсказал! Мой-то внук в свои семь даже и знать не знает, где она, Германия...
– Да ты что, Андрейка умный, он все флаги уже знает! – Хвалилась бабушка. – А как сказал про Германию, дед сразу начал ругаться! А говорю: погоди ты, лапоть сталинистский, коней не гони! Нынче, говорю, политика партии изменилась! Нынче всё к тому идёт, чтоб стену снять! И точно! Я ведь тоже чуяла, что дверца-то скоро откроется!
– Точно! И я! – Поддержала соседка. А потом как раз ко мне и обратилась с теми самыми словами, с каких я начал: – А мне предскажешь будущее?
– Я не Нострадамус, – постарался отвертеться я.
– Смотри-ка, и Нострадамуса знает! Вот это ум! – Умилилась ещё раз Любовь Егоровна. – А мой семилетней ещё про такого и слыхом не слыхивал! Он, по-моему, даже Кашпировского не знает! Только всё машинки да машинки...
– А наш знает много, да вредный, – ответила бабушка, посмотрев на меня укоризненно-многозначительно. – Очень любит, чтоб его упрашивали!
– Не люблю я это вовсе.
– Любишь. Любишь!
– Не люблю.
– Не спорь! Знаешь, Андрюша, хоть ты и знаменитый у нас теперь, а правила хорошего тона никуда не девались! Спорить со взрослыми – очень невежливо! Вот смотри, Любовь Егоровна пришла к нам, время тратит, пирог испекла тебе... А ты ей даже будущее предсказать ленишься! Ну подумай, что люди-то скажут!
Я вздохнул. Деваться снова было некуда. К счастью, с семьёй Любови Егоровны я был знаком и в прошлой, взрослой жизни: её внук в следующем веке так и жил в её квартире. Жил он относительно неплохо, и о нём я что-то знал. Так что мог, не кривя душой, дать правдивое предсказание:
– Вы будете жить ещё долго, умрёте в глубокой старости. Ваш внук Ваня станет автослесарем. У него будет собственная автомастерская. Он разбогатеет.
– Ну надо же! Кооператором будет!
– А ты говоришь, мол, машинки, машинки...
– Ну я же не знала! А сын что?
– Разведётся...
– Славатебегосподи!
– Потом защитит диссертацию!
– Ой, ну надо же! – Соседка поразилась. – Я тебе не рассказывала: он же на днях как раз говорил мне, что хочет в аспирантуру!
– Вот! – Сказала бабушка. – А я что говорила! Настоящий пророк! Павел Глоба! Наградил нас Господь Бог и зелёные человечки!
Я сообщил Любови Егоровне ещё несколько деталей о будущей жизни её и её семьи, выбирая, конечно же, только хорошее или нейтральное. Та пребывала всё в большем и большем восторге: предсказания выглядели логично, понятно, закономерно. Потом вспомнила, что судя по тому, что говорили в телевизоре, я вроде как ещё и целитель. Пришлось сделать несколько пассов руками и погладить Любовь Егоровну по позвоночнику в районе грыжи под бабушкины рассказы о встрече с инопланетными существами, как будто бы даровавшими мне сверхспособности. Следом бабушка сама решила показать, как она лечится об меня и потребовала прижаться к больному боку. Эта деталь окончательно покорила Любовь Егоровну: она вытащила из кармана халата смятую трёшку и выложила на стол.
– Это вам за сеанс, за работу.
– Ой, да что ты, неудобно... – Начала отнекиваться бабушка.
Впрочем, отнекивалась она недолго и не особенно правдоподобно. Вскоре трёшка была принята нами. А когда Любовь Егоровна ушла, бабка сказала:
– Ты мой заинька! Уже и зарабатываешь.
