Ротмистр Гордеев - Дмитрий Николаевич Дашко
У полустанка выстроился взвод японских пехотинцев, подводы с мобилизованными местными грузчиками и мобилизованные же носильщики-кули. Состав замедлил ход и остановился, окутавшись отработанным паром. Плотный майор-японец в круглых очочках со списком в руках в сопровождении лейтенанта идёт вдоль вагонов, пока кули мастерят их досок самодельные пандусы, чтобы скатить с платформ пушки. Лейтенант снимает пломбы с вагонов, откатывает вбок двери, а майор заглядывает внутрь, сверяясь со списком. Они доходят до очередного вагона. Лейтенант снимает пломбы, откатывает дверь вбок. Майор поднимет глаза от своего списка на содержимое вагона. Что за непорядок? Прямо посреди проёма открытый снарядный ящик. Громкий стук – сверху на снаряды падает граната.
Грохот взрывов на полустанке был слышен даже в нашем укрытии на краю леса. Громыхало с четверть часа, не меньше. Думаю, что железнодорожный путь разрушен. И на его ремонт японцам понадобится время, да и взорвавшиеся боеприпасы они уже не получат, не говоря уже о том, что какое-то количество японских военных попали под взрыв.
Ждём ночи, но не дожидаемся. Троекратно свистит сойка. Тревога. Мы уже на ногах, ждём только караульных из секретов. Постепенно появляются все. Сорока, свистевший сойкой, кратко докладывает: несколько тэнгу и до взвода японских солдат в предела визуального контакта прочесывают лес. Движутся в нашем направлении. Если тэнгу, то, скорее всего, это наши преследователи. Неужели, мы себя выдали взрывом на состава на полустанке?
- Уходим! – командую.
Рассредоточившись, движемся вдоль края леса. Двое в боковом охранении, ещё двое в авангарде и арьергарде. Справа и спереди свист соек от передовых дозоров. Первым докладывает Егоров, бывший в передовом дозоре: Взвод японцев прочесывает лес нам навстречу. Демонов среди них нет. Окружают? Метрах в ста от леса какая-то заброшенная халупа: не то кумирня, не то постоялый двор. Мчим туда. За спиной стучат от леса выстрелы. Бегущий рядом со мной справа Рощин спотыкается и кубарем валится на землю. Оглядываюсь, присев на колено – на границе леса мелькают японские стрелки, сухо трещат выстрелы их «арисак». Командует ими молоденький лейтенант, истерично размахивая офицерской катаной.
Выхватываю наган, тщательно целюсь. Выстрел, второй, третий… Лейтенант падает. Несколько солдат кидаются к нему. Остальные продолжают палить по нам уже без всякой команды.
Перекатываюсь к упавшему Рощину. Тот стонет, на спине на гимнастёрке расплывается кровавое пятно, в углу рта при каждом выдохе пузырится кровавая пена. Плохо дело, ему, по ходу, лёгкое зацепило. Взваливаю стонущего бойца на себя. Пули свистят вокруг. Мои бойцы, добежав до укрытия, прикрывают меня огнём. Молодец Бубнов, вовремя отдал приказ. Стрельба со стороны японцев не то, чтобы стихает, но редеет. Хриплю, добегаю до дверного проёма, втаскиваю Рощина внутрь.
Он стонет, и с каждым стоном всё сильнее пузырится кровавая пена на его губах, в груди его страшно хрипит. Пневмоторекс. И в моё время в моём мире помочь ему было непросто, тем более на поле боя, а уж здесь.
Положение у нас не ахти. Патронов в обрез, по паре обойм на каждого. Граната одна единственная. Приказываю беречь патроны и подзываю к себе Тимофея. Киваю на Рощина.
- Можешь ему помочь?
- Тяжко будет, вашбродь… Но попробую.
Тимофей положил руки на грудь Рощина. Закрыл глаза. На лбу его вздулись жилы, лицо побледнело. Хрип в груди Рощина стал стихать. Он закашлялся и выплюнул пулю в сгустке тёмной крови. Дыхание Рощина выровнялось, хотя он был очень бледен.
Тимофей неожиданно стал оседать, заваливаясь на бок, я кое-как успел его подхватить и уложит рядом с Рощиным.
Характерник крепко спал. Когда проснётся, надо будет срочно его накормить, и как можно обильнее. Легко сказать, вот только сделать… Провизии у нас собой не осталось от слова совсем.
- Вашбродь, япошки… - окликает меня Бубнов, выглядывающий в пустой оконный проём. Пригнувшись подбегаю к нему, выглядываю.
Чёрт! У противника явное пополнение. Три взвода, рассыпавшись в тройную цепь, идут в атаку на наше укрытие. А нас осталось одиннадцать: Рощин и Лукашин-старший пока не в счёт.
- Савельич, разъясни всем, по моей команде делаем три залпа. Дальше палим одиночными, старайтесь выцеливать офицеров и ихних унтеров.
Унтер кивает. Занимаем позиции у щелей и окон.
- Пли!
Залп.
- Пли!
Залп.
- Пли!
Залп.
Выглядываю в окно. Два взвода, оставшись без офицеров и потеряв товарищей, смешались и замерли на месте. Командир третьего взвода, размахивая пистолетом и катаной, что-то кричит, пытаясь восстановить порядок в рядах. Целюсь в него из нагана. Выстрел. Мимо… Н-да, далековато пока для револьверной стрельбы. Подтягиваю винтовку Лукашина, вскидываю к плечу, передёргиваю затвор. Навожу мушку на японского офицера.
Ба-бах!
Перекрывший траекторию стрельбы японский пехотинец, падает, нелепо взмахнув руками и роняя винтовку с примкнутым штыком. Офицер отходит за строй солдат. Ему удаётся восстановить. Строй оставшихся без командиров двух взводов. Поредевшие шеренги японцев идут на нас во весь рост, через пару шагов останавливаясь для очередного залпа, а затем снова продолжают движение.
Жму на спусковой крючок. Сухо щёлкает боёк. Кончились патроны. Откладываю винтовку в сторону, вскидываю наган. Бах! Бах! Барабан пуст. Шарю по вещмешку, нахожу горсть патронов, набиваю барабан. Ещё на полтора барабана хватит. А что потом?
Стреляю прицельно, стараясь, чтобы ни один выстрел не пропал без цели. Японцы падают. Но их всё ещё больше чем нас. Наша стрельба смолкает. Патроны всё. Значит, остаётся рукопашная – шашку в правую руку, вакидзаси в левую.
Неожиданно слышны частые беспорядочные выстрелы и взрывы. Японский офицер падает. Солдаты смешивают строй и пускаются наутёк в сторону леса, откуда вышли. Выглядываю в окно – откуда-то сбоку скачут с дикими криками, и стреляя на скаку около двух десятков китайцев. Японцы улепётывают к лесу, китайцы гонятся за ними. Один из них, с сигарой во рту, то и дело подносит к ней динамитные шашки с короткими запальными шнурами, и швыряет динамит в японцев. Остатки японцев скрываются в лесу. Китаец с сигарой отдаёт приказ –
