Второй Шанс 2 - Аргус
— Почти. Такие блинчики с рисом да с изюмом. Закачаешься. А на днях голубцы приготовила. Мои любимые. Я один все и подчистил. Коллегам ничего не досталось.
— Сдается мне, что не коллегам она их и несла. Точнее коллеге, но одному единственному. Бать, а ты не теряйся. Не упускай свое. Ты у меня такой клевый! — Старик в Саше вспомнил давно забытое слово из своей далекой юности. — И совсем еще молодой. Уж поверь.
— Ну да… молодой, мне ведь за сороковник уже! Представляешь себе, если у нас с ней будут дети? Я приду на их выпускной, а мне скажут: — Дедушка, вы с кем тут? — еще более печально вздохнул отец.
— Держи себя в форме, и никто так не скажет! — ободрил его сын.
— А волосы? Седину ведь не скроешь?
— Ее можно закрасить!
— Я что же — женщина? Чтобы волосы красить? — возмутился папа.
— Многие седеют уже к тридцати годам! Так что не переживай, — утешил его сын. Они поговорили еще немного и легли спать.
Утром, едва Саша успел позавтракать, как в дверь позвонили. На пороге стояла Катя держа в одной руке коробку с ампулами гамма-глобулина, а в другой пробирку с кровью бабушки, которую ее мама набрала полчаса назад. Лицо девушки — без малейшего следа от макияжа — выдавало усталость и нехватку сна.
— Привет, Катенок! Что случилось? Проходи. Что-то с бабушкой или дедушкой? — встревоженно спросил ее кавалер.
— Здравствуй, Саша. Случилось, — сказала девушка входя в коридор квартиры. — Папу назначили на должность представителя СССР за границей — в международной организации. Через десять дней нужно вылетать. Сначала в Швейцарию, а потом в Америку.
— А ты? Летишь с ними или остаёшься тут? Как же твоя школа? А учеба в институте?
— Родители умоляют меня лететь с ними, и бабушка полностью их поддерживает!
«Еще бы ей не поддерживать! — подумал Саша. — Она, как всякая недорезанная большевиками дворянка, наверняка, ненавидит: и Советскую Власть, и нашу страну — всей своей благородной душой. Как же, была столбовою дворянкой, а тут среди простого быдла жить приходится. И, на удачу, внучке такой шанс выпадает. Снова попасть, в так называемый „Свободный мир“ за железный занавес».
— Это понятно, — Саша изо всех сил старался сделать вид, что ему абсолютно безразличен выбор Кати. Но распирающее любопытство взяло верх. — И что же ты решила?
— Саша! — глядя ему прямо в глаза произнесла Катя. — Одно твое слово и я никуда не поеду!
«Если бы мне было шестнадцать, я бы, наверняка, устроил истерику с соплями, слезами и криками призывающими тебе остаться! — мысли вихрем проносились в его голове. — Но ты хочешь, чтобы я принял это решение за тебя. Попросил остаться, хотя, вижу, что ты хочешь ехать. Возможно, ты и останешься, но всю жизнь будешь винить меня за то, что я не позволил тебе уехать. Если бы ты хотела остаться по- настоящему, ты бы меня не спрашивала! А осталась», — он вздохнул и сказал: — Катенок, этот вопрос ты должна решить сама, без всякого давления с чей-либо стороны. Потому что последствия этого решения определят всю твою дальнейшую жизнь и судьбу. Ты ведь очень хочешь поехать? Правда?
— Теперь я вижу, что ты действительно взрослый. Ты меня так понимаешь. Да, Саша, я очень хочу поехать! Я хочу увидеть весь мир! Это мой единственный шанс, который выпадает раз в жизни. И это всего на пять лет! А потом я вернусь и мы поженимся! Нам всего-то будет двадцать один год! Ты ведь будешь меня ждать? Вон, дедушку Сережу бабушка из лагерей пять лет ждала!
«Интересно, кто тебе такое сказал? Точнее, „любезно“ напомнил. Вряд ли ты до такого додумалась сама, — подумал Саша. Уж наверняка, твоя бабушка! Но она забыла тебе уточнить, что когда Сергея Порфирьевича посадили, они с супругой были много лет как женаты и у них, на тот момент, были их общие дети. Их очень многое связывало. А вот ты, Катюша, никуда не вернешься. Никогда. После нашей серой унылой жизни, с нашей относительной бытовой бедностью, там ты окунешься в разноцветный мир великого товарного изобилия и потребления со всеми его роскошными и яркими витринами и соблазнами. И этот яд отравит твою душу навсегда. А когда ты получишь там диплом врача, ты попадешь в их элиту среднего класса с очень высокими доходами. Вряд ли ты захочешь променять свой особняк, который ты сможешь иметь там, на свою нынешнюю квартиру!» — он улыбнулся и сказал:
— Конечно! Спокойно уезжай. Я буду тебя ждать!
— Спасибо, Сашенька! Я знала, что ты самый лучший! Извини, я не пойду с тобой в лабораторию и помочь не смогу. Нужно собирать вещи. Завтра утром мы уезжаем в Москву, и, наверное, сюда уже не вернемся! — взволнованная предстоящими сборами, Катя передала ему коробку и пробирку.
— Ничего страшного! Беги, я сам все сделаю. А вечером занесу готовые препараты к вам домой! — с готовностью ответил Саша.
— Тогда я побежала. До вечера! — она слегка прикоснулась губами к его губам, и, помахав рукой, убежала.
«Получила индульгенцию и довольная умчалась! Сущий ребенок!» — вздохнул Саша, про себя лишь усмехнувшись. Затем, взглянув на пробирки в своих руках, попытался взбодриться и настроиться на рабочий ритм.
Войдя в квартиру-лабораторию, он уныло осмотрелся по сторонам. Нет. Настроения не было. Но свои обещания он привык выполнять.
Он поставил откручиваться — на центрифуге — пробирку с кровью, и включил водяную баню, выставив на ней нужный температурный режим. Все процедуры он выполнял на автомате, а в это время голова его напряженно работала.
Новость, которую сообщила Катя, была катастрофическая. И не потому, что девушка, которая ему очень нравилась, которая как ему казалось, любила его по- настоящему, уезжала. То, что она любила не его, а свою любовь к нему, ему сейчас стало очевидно со всей ясностью. Он был знаком с таким людьми. Они упивались своими чувствами, но именно ими, а не тем человеком, на которых они вроде бы были направлены. И что было с объектом такой любви им было совершенно не важно. Главное, что они лично чувствовали, что такие замечательные и прекрасные, именно потому, что так любят.
«Если бы
