Гость из будущего. Том 3 (СИ) - Порошин Влад
И мы пулей вылетели со сцены. В гримёрке я захватил коробку с киноплёнкой, которая так и не пригодилась и, пробурчав: «за мной сводные дети Лидии Руслановой», сам первым выбежал в коридор.
— Куда⁈ Без чая не пущу! — директриса местного ДК грудью преградила отход нашему творческому трио.
И тут в приоткрывшуюся дверь директорского кабинета мне удалось рассмотреть коньяк, закуски, чай с конфетами и тех самых симпатичных сотрудниц дома культуры, которые к праздничному застолью уже успели сделать причёски и уложить макияж. «Задержимся хоть на секунду, потеряю на несколько дней и Высоцкого, и Крамарова», — пронеслось в моей голове. Поэтому я резко обнял директрису и, пока она недоумённо хлопала ресницами, поцеловал её в губы, как товарищ Брежнев руководителя ГДР товарища Хонеккера.
— Быстро в машину! — скомандовал я, не давая никому опомниться. — Где водитель⁈ Где его черти носят⁈ — заголосил, выбежав в переполненное фойе.
— Я здесь! — поднял руку водитель, которого толпа затёрла куда-то в угол.
— Мужики, давайте с нами по сто грамм, — предложил какой-то краснолицый детина, преграждая выход на улицу.
— Или по сто пятьдесят? — хохотнул кто-то из-за спин и народ весело и беззлобно загоготал.
— Товарищи, партия — наш рулевой! Поэтому первый секретарь товарищ Толстиков нас уже ждёт! Дайте артистам пройти! — заревел я, прорываясь на выход. — Да здравствует Великая Октябрьская Социалистическая революция! Урааа!
— Урааа! — ответили мне, вышедшие из зала зрители.
И пока народ кричал и радовался, нам каким-то чудом удалось выскочить на крыльцо. И лишь когда автомобиль тронулся в обратный путь в посёлок Комарово, я облегчённо выдохнул. Естественно, как только за окнами замелькали улицы Сестрорецка, Крамаров и Высоцкий, озадачено переглянулись, и потребовали объяснений, почему не выступили на бис, почему не остались на ужин.
— Объясняю в сотый раз, — проворчал я.
— В первый, — поправил меня Владимир Семёнович.
— Сегодня в первый, а так в сотый, — упёрся я. — Во-первых, хорошего должно быть помаленьку, иначе всё хорошее перестаёт цениться. У нас был договор на часовое выступление, мы отработали час десять. Баста, карапузики! Второе, распитие алкогольных напитков в обществе женщин приятной внешности, чревато весёлыми приключениями и фатальными последствиями.
— Так нас же пригласили на чай, — усмехнулся Высоцкий.
— Чай был только для разминки, — прорычал я. — Или кому-то не хватило сегодняшних ночных похождений, порванной рубашки и синяка под левым глазом?
— Хе-хе-хе, — захихикал Крамаров и тут же возразил, — да, но я-то не пью!
— Тебе, Сава, накостыляли бы за компанию, — рыкнул я. — Только не надо спрашивать — кто? На чужой территории это может сделать кто угодно.
— Строго, но справедливо, — поддержал меня водитель такси. — А концерт, товарищи артисты, был сегодня что надо. Я сначала подумал, ну, сейчас начнётся — Тургенев «Му-му». А вы как дали с самого начала, просто нет слов.
— Кстати, творческая встреча прошла на высочайшем профессиональном уровне, — кивнул я. — Спасибо, мужики. Благодарю тебя, Сава, и тебя, Володя, от всей души. Не зря прожит день.
* * *После ужина вечером того же дня на нашу дачу словно мотыльки на свет слетелась разношёрстная и многочисленная компания, среди которой была не только молодёжь. Например, нас посетили режиссёр Владимир Басов и Валентина Титова, а так же очень странная компания в составе: Иван Пырьев, Лионелла Пырьева-Скирда, Олег Стриженов и Люда Марченко. Ещё на «рюмочку чая» заглянули наши неизменные соседи: Юрий Чулюкин и две Натальи — Фатеева и Кустинская. А где-то ближе к половине десятого подошли: Василий Шукшин, Белла Ахмадулина, Андрей Тарковский, Валентина Малявина и поэт-сценарист Геннадий Шпаликов.
К тому времени на крыльце уже вовсю звучала гитара и пелись песни. Солировал главным образом Владимир Высоцкий. На летней веранде играл магнитофон, и все желающие танцевали шейк, твист, рок-н-ролл и кружились под медленные лирические мелодии. А в гостиной за большим столом отчаянно спорили на самые разные темы, начиная от большой мировой политики и заканчивая кино и перипетиями жизни известных писателей и поэтов. Привычка перемывать косточки Льву Толстому, Достоевскому, Пушкину, Есенину и Маяковскому началась задолго до малаховского ток-шоу на ТВ.
— А я Наташку Гончарову понимаю, — с жаром высказалась Ахмадулина. — Вышла замуж за гуляку, за картёжника, за бабника, который на неё внимания не обращал. А тут красавец мужчина, кавалергард, француз. Многие бы на её месте закрутили бы маленькую интрижку.
— Ерунда, — отмахнулся Басов, — она знала за кого выходила! Пушкин был гений. К сожалению, у многих гениев есть свои маленькие и большие недостатки. Да и потом по последним данным, ваш Дантес был из этих самых, ха-ха-ха.
— Из каких? — отчего-то перепугался дядя Йося и тут же перекрестился.
— Владимир Павлович намекает, что Дантес и усыновивший его барон Геккерн жили не как сын и отец, а как муж и жена, — пробурчал я.
— Свят-свят, — пробормотал дядя Йося.
— Враньё! — с чувством выкрикнула Белла Ахмадулина. — И я была о вас, Феллини, лучшего мнения.
— Об этом есть воспоминания князя Александра Трубецкого, — проворчал я, обругав себя, что вмешался в этот бесполезный спор.
— Беллочка! — вдруг вступился за меня Иван Пырьев. — Поверь мне, что это очень запутанная история. Когда по распоряжению товарища Сталина здесь в Ленинграде на «Совкино» в 1927 году стали снимать фильм про Александра Сергеевича, то сценаристы, подняв архивы, за голову схватились. Выходило так, что сам царь Николай Первый добивался Натальи Гончаровой. А Дантеса в этом любовном треугольнике сделали просто разменной монетой. Тогда об этом весь Санкт-Петербург говорил.
— А я помню! — загудел Владимир Басов. — Я это кино ещё пацаном посмотрел. Кстати, фильм так и назывался «Поэт и царь»! Умели раньше снимать, не то, что сейчас.
И сразу после этих слов в гостиной поднялся невообразимый шум. Женская половина кинулась отчаянно отстаивать честь беззащитной Наташи. Мужчины же настаивали, что «бедная» Гончарова сама во всём виновата, ибо нечего было крутить хвостом, и думать нужно было, прежде всего, головой. Хорошо, что в этот момент на веранде зазвучала лирическая композиция «Besame mucho» в исполнении Сары Монтьель, и мы с Нонной не сговариваясь, поспешили на танцпол. Спорить об Александре Пушкине, жизнь которого без обнародованных архивов являлась тайной за семью печатями, не было никакого желания.
— Как прошла ваша творческая встреча? — прошептал я на ухо своей милой подруги, когда мы обнялись в танце.
— Хотела об этом поговорить наедине, — буркнула она.
— Это сейчас самое укромное место в доме, — улыбнулся я, кивнув на мирно танцующие пары.
— Ты же знаешь, что я ездила с Настей Вертинской, с Кешей Смоктуновским и с режиссёрами Хейфицем и Козинцевым? — задала риторический вопрос Нонна. — И поначалу встреча шла очень хорошо. Григорий Козинцев много рассказывал о том, как снимался «Гамлет», хвалил Кешу и Настю. И вдруг кто-то из зала прислал записку с вопросом для меня. Спрашивали про нашу короткометражку. И я всё как на духу рассказала, а в конце добавила, что скоро на экраны выйдет детектив, который станет логическим продолжением этой работы. И ты просто не представляешь, что тут началось: аплодисменты, крики с требованием рассказать подробности. А когда я спела несколько песен и из нашего детектива и из «Зайчика», то зал аплодировал стоя.
— Это же хорошо, — шепнул я, вспомнив, что нас сегодня провожали примерно так же.
— Хорошо-то хорошо, — помрачнела Нонна. — Только я случайно стала свидетельницей разговора Хейфица и Козинцева, которые за кулисами, после творческой встречи, говорили о тебе. Я не уверена, но, кажется, Козинцев сказал, что с тобой пора что-то решать. И не плохо бы тебя, выскочку, убрать с киностудии вообще. Сердцем чувствую, не дадут они спокойно работать. Давай переедем в Москву. Тебе ведь сегодня сам Пырьев предложил перебраться на «Мосфильм».
