Афганский рубеж (СИ) - Дорин Михаил
— Забирайте его! — слышу истошный крик Батырова.
Значит, живой. Выскакиваем из вертолёта и сразу падаем на землю.
По вертолёту продолжают стрелять. Несущий винт поднимает вверх пыль и камни. Разглядеть впереди себя, откуда стреляют сложно, из-за дымки.
Проползаем под фюзеляжем к передней стойке, но тут несколько попаданий в кабину над головой.
Если через несколько секунд нас не прикроют, нужно бежать к склону. Сбитого лётчика живым нам однозначно отдавать никто не будет.
— Готов? — крикнул я Кариму, и тот кивнул.
Страх есть, но он не сковывает. Приготовился ползти к склону.
Но тут послышался гул истребителей. Голову поднимать некогда. Резко вскакиваем на ноги и бежим к склону. У нас меньше минуты, пока самолёты будут бить по духам.
Подбегаем к склону и начинаем тянуть. Руки уже мокрые, стропы периодически проскальзывают, так что приходится наматывать их на предплечье.
Смотреть на противоположный склон некогда, но можно услышать, как МиГ-21е отрабатывают из пушки. Нормальное у нас прикрытие!
Следом ещё один «весёлый» наносит удар! И ещё! Дробят скалы из пушек здорово.
Отработали и уходят с набором в сторону заходящего солнца. Видно только, как на другой стороне ущелья поднимаются клубы пыли, и ветром их сносит в сторону.
Ещё стреляют. Теперь уже снизу. Смотрю в ущелье, а там по узкой тропе ещё одна «команда» в серых, синих и белых одеяниях.
— Прикрывай, Сабитыч! — кричу я, затягивая наверх стропы парашюта.
Карим дал несколько очередей по духам, подступающим по горным тропам. Одному тащить экипированного парня тяжело. Главное, чтобы он не зацепился за какой-то выступ.
Вот показалась голова лётчика. Белый шлем целый. Укладываем его на каменистую землю. Он изрядно исцарапался. Куртка рваная, а нога в крови. В сознание не приходит.
— Тащим. И рааз! — сказал я Кариму, и мы словно бобслеисты, устремились к вертолёту.
Только боб у нас сзади. На ходу закинули в грузовую кабину раненого лётчика.
Карим только успел оторвать ноги от каменистой поверхности, как Димон поднял вертолёт в воздух.
— Вправо не уходи! Там духи в ущелье, — успел я крикнуть Батырову, подсоединив «фишку» к кабелю связи.
Димон в последний момент удержал машину от схода в ущелье. Пошла плотная стрельба снизу. Только и слышно, что в фюзеляж будто кто-то гвозди забивает.
— Вперёд не пройдём, — сказал Батыров и начал разворачиваться влево.
Скорость набрал он быстро, но разворот очень медленно начал делать.
— Интенсивнее.
— Уже-уже! — выдыхает Батыров.
Димон разворачивает вертолёт влево. Увеличивает крен, но недостаточно.
— Ещё давай! — кричу я, дожимая ручку.
Скалы всё ближе, на авиагоризонт смотреть не хочется. Накренились так, что можем сейчас лопастями площадку зацепить. Я чуть было из сиденья не выпадаю.
Проносимся над горным плато и продолжаем снижаться.
— Держи прямо. Отойдём подальше и пройдём над хребтом, — сказал я, контролируя параметры двигателя.
Температура в пределах нормы и не превышает 920°.
Ущелье осталось позади, но высота уменьшается.
— Не снижайся. Рано ещё, — говорю я, но это не Димона вина.
С вертолётом что-то не так.
— Не могу… педали не работают! — сказал по внутренней связи Батыров.
В кабину врывается Карим.
— Мужики… там… рулевой винт…
Вертолёт продолжает крениться вправо. Снижаемся слишком быстро. Нос начинает вести влево. Хватаюсь сам за управление, но ничего не могу сделать.
— Спокойно. Высоты хватает, — ответил я и проконтролировал показания высотомера.
— 2750. Снижаемся быстро, — сказал Батыров.
— Но не падаем. Шаг не трогай. Гасим скорость, — ответил я, отклоняя ручку управления на себя.
Так я и снижение заторможу, и скорость сброшу.
— Автопилот? — спросил Батыров.
— Канал «Направление» выключи, — ответил я.
Ручку управления отклонил на себя. Димон передал мне управление, а сам контролировал параметры. Скорость на приборе 150 км/ч.
— Полёт будет долгим, — произнёс Карим, садясь на своё место.
— Что с рулевым?
— Он на месте, но с хвостовой балки течь. Фюзеляж в дырках. В любую секунду может рулевой винт оторваться и тогда всё.
Сабитович прав, но я даже и не думаю выпрыгивать с вертолёта. Посадить можно, но только на аэродроме. Здесь в горах, и с таким отказом мы не найдём достаточно большой площадки, чтобы сесть по самолётному.
Вертолёт продолжает болтать. Работаю только ручкой управления. Другой возможности сбалансировать его нет. Скорость нужно держать в пределах 140–160 км/ч и не дать ему снизиться раньше времени.
— До аэродрома 20 километров. Мы можем недотянуть, — сказал Батыров.
— По пути ровных мест я не видел.
— Значит, запрашиваем посадку в Баграме, — сказал Димон.
Тут в эфире появились и коллеги сбитого лётчика.
— 207й, 118му, как наш? — спросил ведущий группы.
Не самый удобный момент для разговоров. Чуть не так дёрнешь ручку управления и свалимся. Тут горы вокруг!
— Живой. Передайте на Окаб, у нас управление повреждено. Посадку с ходу рассчитываем. Пускай встречают, — ответил Батыров.
— Понял. Уже передаём, — ответил ведущий «весёлых».
Давно не было таких длинных минут. Рука постепенно устаёт. Димон перехватывает управление. Потеет, но управляет. Вижу, как он тяжело дышит, а капли пота скатываются с подбородка.
— Готов взять управление, командир, — сказал я.
— Будешь сажать ты. На пробеге мне нужно будет закрыть стоп-краны двигателей. Управление передаю тебе. Готовься, — разъяснил Батыров, продолжая задирать и опускать нос вертолёта.
Высота подходит к отметке 1700. Аэродром уже близко. Вертикальную скорость удерживать всё сложнее и сложнее.
— Окаб, 207й, давление установил. Посадка на полосу по самолётному, — доложил в эфир Батыров.
— Вас понял. Техсредства в готовности, — ответил руководитель полётами.
Тут же в эфире звучит чей-то голос. Начинает подсказывать, но советы совсем бессмысленные.
— Шагом поддерживай! Поддерживай! — громко говорят на рабочем канале.
Бред какой-то, но «советчик» не умолкает.
— Поддержи шагом! Поддержи шагом!
Ему кто-нибудь скажет, что он ерунду говорит.
— Карим, отсчёт высоты. Саня, сажай. Контроль на стоп-кранах у меня, — дал команду Батыров.
— Понял, — ответил я.
Начинаю гасить скорость. Указатель показывает 100 км/ч. Вертикальная скорость уменьшилась, но снова пошла вниз.
— Вертикальная 4, — подсказал Карим.
Подворачиваю на посадочный курс. Прошли ближний приводной радиомаяк.
— Высота 100.
— Вертикальная большая, — говорит Батыров, но 3 м/с некритично.
Тем более, можно ещё будет загасить скорость. Запас есть.
— Нормально. Сядем в центре полосы и выключимся.
Приближаемся. Вертолёт продолжает вибрировать. Тряска уже совсем «нездоровая». Кажется, что тросовая проводка на рулевом винте вот-вот оборвётся и нас закрутит.
— Готовимся, — сказал я.
Уже видны все трещины на бетоне. Скорость на указателе 80 км/ч. Продолжает трясти, вертолёт выравниваю.
— Касание! — громко сказал я и начал опускать рычаг шаг-газ, чтобы убрать мощность от несущего винта.
Димон резко выключает двигатели. В кабине становится тихо, а вертолёт начинает крутить. Нас несёт с полосы, но остановиться сложно.
Выкатываемся за пределы боковой полосы безопасности. Сбиваем фонарь, но и это нас не останавливает. Жму гашетку, и мы замедляемся. Упираемся разбитым блистером в какой-то ров и останавливаемся.
Несущий винт замедляется. Вижу, как к нам едут машины. Карим затормаживает винт и выключает оставшиеся энергопотребители.
— Сели, — выдыхает Димон и отклоняется назад.
Снимаю шлем и утираю рукавом пот с лица. По такой долгой глиссаде я на посадку ещё не заходил.
Карим что-то хотел сказать, но тут над ним появляется исцарапанное лицо лётчика МиГ-21.
