Вторая жизнь Арсения Коренева. Книга вторая (СИ) - Марченко Геннадий Борисович
— Владыка сам любит взять в руки лопату да покидать снег, хотя, казалось бы, и не по чину, — объяснил Андрей Николаевич. — Ему, кстати, 26 января 50 лет исполняется. От Патриарха Пимена наверняка придёт поздравление.
Секретарь был невысоким, юрким мужичком с постоянно бегающими маленькими глазками. Ему бы ещё козлиную бородку присобачить на гладко выбритое лицо — походил бы на дьяка Феофана из фильма «Иван Васильевич меняет профессию». Ну и крамаровского косоглазия добавить, чтобы смешнее было.
Справа от двери коричневым соском торчала кнопка звонка, на которую Андрей Николаевич надавил указательным пальцем. Держал секунды три, отпустил и повернулся ко мне с ободряющей улыбкой, при этом умудрившись подмигнуть двумя глазами одновременно.
Дверь без скрипа отворилась. На пороге стоял обладатель странного имени Мелхиседек. Архиепископ был худощав, окладистая борода с чуть наметившейся проседью спускалась до середины груди, густые брови нависают над удивительно живыми и молодыми глазами, будто бы не желающими стареть вместе с их обладателем. При этом одет Владыка был в банальный спортивный костюм с лампасами на штанах, а обут в тёплые, вязаные тапочки.
— Владыка, благословите! — склонился в поклоне Андрей Николаевич, норовя припасть губами к длани архиепископа.
Тот благосклонно протянул руку, ладонью второй словно погладил секретаря по маковке, однако всё это время не сводил с меня испытующего взгляда, под которым я почувствовал себя слегка неуютно, однако виду не показал. Вместо этого поздоровался:
— Долгих лет, Владыка!
— И вам не хворать, — чуть улыбнулся тот в бороду. — Проходите, гости дорогие. Негоже на пороге стоять, будто за милостыней пришли, да и холод в дом надувает. А у меня как раз самовар поспел, почаёвничаем.
Как я оказался здесь? Дело в том, что супруга этого самого епархиального секретаря Андрея Николаевича (так и не запомнил его фамилию) приходилась сестрой жене Семибратова. Как водится, Андрей Васильевич под натиском супруги сдался и рассказал ей про волшебные руки интерна из Сердобска. Та поделилась информацией с родственницей, ну а та — со своим мужем, то бишь Андреем Николаевичем. Тот устроил целое расследование, раскопав даже истории с моими чудесами в Куракино. Мало того, откуда-то узнал, что бесплодная Евдокия после моего совета снова провериться чудесным образом оказалась снова способной иметь детей. Сообразил, что этот Арсений Коренев если и не святой, исцеляющий прикосновением рук, то как минимум владеет какими-то хитрыми методиками, недоступными отечественной медицине. В общем, ему бы сыскарём в милиции работать, а не секретарём в епархии, цены бы товарищу не было.
И однажды Андрей Николаевич без лишней помпы субботним утром на машине архиепископа заявился в моё сердобское гнёздышко, где под чай с сушками и пряниками поведал о недуге, снедающем архиепископа. А именно о многолетней язве желудка. Соответственно, мне предлагалось наведаться домой к Владыке Мелхиседеку и попытаться его исцелить.
— Традиционная медицина предлагает только оперативное вмешательство и строгую диету, но Владыка под нож ложиться не хочет, уповает на Бога. Насилу его уговорил согласиться на вашу помощь.
И, предупреждая возможные возражения, тут же поспешно добавил:
— Я понимаю, вы можете отказаться, опасаясь, что вышестоящее руководство вас накажет, узнав о том, что вы занялись лечением духовного лица в частном порядке. Мы со своей стороны сделаем всё, чтобы об этом знали только я, вы и Владыка. Даже наш водитель не в курсе, к кому и зачем я сюда приехал. И для усиления мотивации… Вот!
Он как-то суетливо вытащил из портфеля перетянутую «венгеркой» пачку потрёпанных купюр и положил передо мной на стол, рядом с вазочкой с пряниками.
— Здесь ровно тысяча, можете пересчитать. Получится у вас или нет — деньги ваши. По-моему, неплохое предложение.
Я взял в руки пачку, пролистал большим пальцем разномастные купюры, как колоду карт, хотя, в отличие от карт, эти листались как-то вяло в силу своей изношенности. Видимо, что-то прочитав в моём взгляде, Андрей Николаевич торопливо добавил:
— Можем наскрести ещё рублей триста…
— Я так понимаю, это пожертвования прихожан? — прервал я его.
Гость замялся, смущённо улыбнулся:
— Собственно, какая разница, Арсений Ильич, откуда эти деньги? Ну да, не буду лукавить, это пожертвования, однако, как я считаю, главное, что они не ворованные, а переданные на добровольной основе на благо православной церкви… И её служителей, которые не получают от государства зарплату. Вот и получается, что церковь вынуждена сама себя содержать, а эти деньги прихожане пожертвовали, выходит, на спасение своего пастыря.
Повисла пауза, которую я нарушил первым:
— Неплохо вы оцениваете мои услуги, но я денег не возьму.
С этими словами я подвинул пачку к секретарю, и тот растеряно на неё уставился, а следом на меня.
— Вы отказываетесь от денег⁈ — спросил он с таким видом, будто я только что отказался от предложения вечной жизни.
— Представьте себе, — добродушно и вполне искренне улыбнулся я.
— Но… Но как же Владыка? Вы ему не поможете⁈
— Я этого не говорил. Попробую помочь, но безвозмездно. С вас доставка меня в Пензу и обратно в Сердобск. Готов ехать немедленно, всё равно в выходные нечем заняться. А по ходу дела тогда я ещё и домой заскочу. Не планировал в эти выходные, но раз уж представилась оказия… А деньги лучше передайте на нужды детского дома. Помочь сиротам — самое что ни на есть богоугодное дело.
Через двадцать минут мы уже мчались на чёрной «Волге» 24-й модели к выезду из города. Всю дорогу по пути в Пензу секретарь рассказывал, какой хороший человек архиепископ Мелхиседек, как он заботится о вверенной ему епархии, за каждого батюшку сутану на лоскуты порвёт и вообще при жизни стал чуть ли не святым. Я слушал и кивал с самым серьёзным видом. У меня был свой взгляд на религию и её адептов в частности, но в данном случае архиепископ являлся для меня обычным человеком со своими болячками.
Предложение выпить чаю я не поддержал.
— Вот Андрей Николаевич пусть попьёт, если он никуда уходить пока не собирается, а мы давайте с вашей язвой сначала разберёмся. Вы когда последний раз принимали пищу?
— В восемь утра легко позавтракал. Творог и некрепкий чай с сушками.
— В принципе, пять часов прошло, желудок должен быть относительно чист. А истории болезни нет случайно под рукой?
— У меня она, — встрял секретарь.
Тут же извлёк из портфельчика заветную книжицу и сунул мне в руки. Ознакомившись с её содержимым, я улыбнулся пациенту:
— Как настроение, не боязно?
Владыка тоже растянул губы в улыбке:
— Смотрю на вас, молодой человек, и такое ощущение, что вы гораздо старше своего возраста.
Надо же, и этот заметил… Ну ничего, казаться может всё, что угодно, а по паспорту мне 25. С этим фактом не поспоришь.
— Да, внутри меня сидит 70-летний старик, — вроде как шучу я, хотя это истинная правда. — И он сейчас займётся вашей язвой. Есть где уединиться, чтобы не мешать Андрею Николаевичу пить чай?
— Да я пока в машине посижу, — машет руками секретарь. — Не буду вам мешать.
И тут же испарился, благо что Мелхиседек его не задерживал. Когда за ним закрылась дверь, я повернулся к Владыке.
— Ну-с, теперь попрошу снять олимпийку и майку, и лечь на спину вот на этот диван.
Вообще-то я догадывался, что одежда, особенно если её на человеке не так много, не станет такой уж серьёзной преградой для моих «паутинок». Но лучше всё же не рисковать. Конечно, от пациента не убудет, если у меня что-то не пойдёт, и я попрошу его избавиться от одежды. Но зёрнышко сомнения в него упадёт, а оно мне надо?
— Крещёный? — неожиданно спросил Владыка.
Хм, что же сказать-то… Крестился я уже в Перестройку, жена уговорила сходить за компанию с ней. Тогда это было модно. И если считать, что сейчас в этом теле крещёная душа, то ответ — положительный.
