Андрей Посняков - Час новгородской славы
Ну, пускай Олексаха и устанавливает, ему вполне по силам будет — не то что испрашивать у самого посадника разрешения заглянуть в писцовую книгу. Епифан Власьевич и разговаривать бы с подобным мелким человечком не стал.
Вот Олег Иваныч самолично и приехал. А теперь надо бы к тысяцкому, Симеону Яковлевичу. Тот тоже на Олексаху даже смотреть не будет.
Какие хоть там, в церкви на Загородцкой, стражники были? Ах, да. Соседи, с проезжей башни, что на Славне. Один с усами обвислыми. Дядькой Кузьмой кличут. Другой — молодой, кругломордый, Онуфрий.
Министр обороны — так Олег Иваныч про себя именовал тысяцкого — Симеон Яковлевич Заовражский относился к тому довольно зажиточному и влиятельному слою боярства, что с давних пор селилось на улице Прусской и так и прозывалось — «прусским». Раньше, до того как Симеон Яковлевич был избран на пост тысяцкого, встречаться с ним Олегу Иванычу не приходилось. Ну, потом, конечно, виделись — и на вече, и на заседании Совета Господ, и на судебных тяжбах иногда встречались. В отличие от простоватого посадника, тысяцкий был себе на уме. Он и вид-то имел более подходящий какому-нибудь итальянскому жиголо, а не новгородскому вельможе. Маленький, чернявый, востроглазый, Симеон Яковлевич, однако, был весьма сведущ в военном деле, болтал на паре европейских языков — английском и датском — и, как сильно подозревал Олег Иваныч, юность свою провел в рядах британских корсаров.
Олега Иваныча тысяцкий — его приказные палаты располагались здесь же, на Ярославовом дворище, только чуть в стороне от посадничьих, ближе к Никольской церкви, — принял с распростертыми объятиями. Угощал сливянкой да все расспрашивал о приключившейся с Олегом Иванычем авентюре. Так и называл — «авентюра». Олег Иваныч тоже не лыком шит — рассказал далеко не все, только в общих чертах. Что не очень-то удовлетворило любознательного тысяцкого.
Симеон Яковлевич залпом выпил сливянку из высокого серебряного бокала и, хитро прищурившись, поинтересовался, не приходилось ли уважаемому гостю встречаться в Европах с неким голландцем по имени Хорн ван Зельде.
— Приходилось. Он умер.
— Как?! Хорн ван Зельде умер?! Ну, Олег Иваныч, за это стоит выпить! Не за упокой его черной души, конечно, а чтоб он вечно горел в аду. Наконец-то дьявол прибрал голландца!
— Ты, я вижу, неплохо знал его когда-то, Симеон Яковлевич?
— Что ты, душа моя! Так, слышал пару разов. Да пес с ним, с голландцем… Так, говоришь, англичане его достали?
— Да. Королевский флот под командованием адмирала сэра Генри Лосквита.
— Что? Как ты сказал? Сэра… Какого сэра?
— Сэра Генри Лосквита, если я правильно запомнил.
— Ха!!! Старый пират Лосквит стал адмиралом! Чудны дела твои, Господи! А леди Босуорт? Она с ним?
— Не знаю никакой леди. По крайней мере, не видел.
— Жаль, жаль… Ну, это так, к слову. Еще по одной? За торговое процветание Новгорода!
Выпили. Олег Иваныч приступил к основной части беседы, ради которой, собственно, сюда и явился. А именно — поинтересовался местом жительства стражников с проезжей Славенской башни.
— А, Кузьма Венедиктов и Елисеев Онуфрий, — тысяцкий и не заглянул ни в какие книги. — Есть такие. Бездельники, в общем-то, да где других взять? Живут… Живут… Кузьма Венедиктов — на Рогатице, за церковью Ипатия двор. С женой живет, деток нет. Так, это Кузьма. А Онуфрий… Онуфрий — рядом с ним, на Ильина, на той же стороне, что и церковь Спаса, только к стене ближе. А что, Олег Иваныч? Чай, натворили что?
— Да пока и сам не знаю. Проверяем.
— Ну, ну. Проверяйте. Могу, кстати, кой-чем поделиться.
— Рад буду выслушать, Симеон Яковлевич. Вижу, ты человек в житейских делах опытный.
— Ха! Опытный?! Ха! Ну, слушай, — тысяцкий оглянулся на дверь (это в собственной-то канцелярии!) и понизил голос: — Есть у меня сильные подозрения, что появились у моих стражничков — у этих двух, про которых ты спрашиваешь, — излишние денежки.
— Откуда?
— Вот и я гадаю.
— Нет, откуда видно, что появились?
— Знаешь, чем от них последние месяца два на разводе разит? Стоялым медом, а иногда и мальвазией! А раньше все больше корчемным переваром пахло — аж на версту.
— Не показалось тебе, Симеон Яковлевич?
— Ага, показалось, как же! Что я, мед от перевара не отличу? А по цене, между прочим, раз в пять отличие. Вот и смекай. Хотя по натуре — оба бездельники. Кстати, завтра они у меня петли на воротах дегтем смазать должны, чтоб не ржавели. Не знаю, уж и смажут ли. Хоть самолично иди проверяй.
— Деготь — это хорошо. Спасибо, Симеон Яковлевич, за сведения. Ежели в чем твоя нужда будет…
— Будет, будет! Но о том после поговорим. К зиме ближе.
«К зиме ближе». Тысяцкий явно намекал на выборы. А что хотел предложить? Ладно, поживем, увидим… Ну, стражнички, блин! Вытянуть бы вас в поруб да поспрошать. А даже и не в порубе. Просто допросить или даже поговорить малость. Только не на их башне, не на улице, не дома. Вырвать из привычной среды — очень уж это откровенности способствует.
Олегу Иванычу вспомнился случай еще из той, прошлой, жизни. Случай со старшим участковым Игорем Рощиным. Работал Рощин на селе и периодически, раза два в квартал, брал на борт отделенческого уазика двух участковых да детского инспектора и устраивал рейды по окрестным деревням — по «краю непуганых идиотов». И заехали они как-то в дальнюю-дальнюю волость. Первым делом — к клубу, поскольку суббота. В клубе «культурно отдыхало» человек двадцать. Все, конечно, пьяные. Некоторые, особо утомленные, отдыхали прямо у клуба, на травке. Покидав спящих в «клетку» уазика, участковые с детским инспектором зашли в клуб шугануть не в меру пьяных. Некоторые «танцоры» вылезали в окна. Кто не стоял на ногах, прятались под скамейки. Рощин в это время на переднем сиденье уазика рядом с водителем писал протоколы. Из соседней с клубом избы кубарем выкатились двое мужиков — изрядно нажрамшись. Оглашая местность отборным матом, встали перед клубом в поисках удобного для дальнейшего распития места. Захотелось продолжить праздник на природе. Ну, а раз скамейки вокруг все до единой поломаны, то другого подходящего места, кроме капота желто-синего милицейского уазика, поблизости не наблюдалось. А раз не наблюдалось… Сидящие в кабине Рощин и водитель просто офонарели, глядя, как мужики, не говоря худого слова, поставили на капот стаканы, разлили водку, выпили. Потом решили повторить. Водитель посигналил. Ноль внимания…
Уже потом, в отделении, утром, выписывая мужикам изрядный штраф, Рощин поинтересовался, чего это они так обнаглели?
— Да ты чо, начальник? — несказанно удивились задержанные. — Мы не обнаглели. А что водку пили — так мы ж дома!
Дома, как известно, и стены помогают. Потому и допрос подозреваемых все наставления для следователей предписывают проводить в кабинете. Чтоб чувствовалось давление казенного помещения. И еще как оно чувствовалось! Неоднократно проверено практикой.
Потому и беседовать со стражниками, Кузьмой и Онуфрием, Олег Иваныч решил в собственных казенных палатах, что пристроены к владычным. Осталось придумать, как выдернуть сюда стражников. Эх, в Москве оно бы, конечно, проще. Кинулся в ноги Великому князю, испросил разрешения. Да схватил, кого хотел, для государевой надобности. В Новгороде такой вариант не катил — значимый повод нужен. Свидетелем, а лучше подозреваемым вызвать. Вырвать из привычной среды, но только законно. Подставу сделать, как частенько практиковалось в родных милицейских органах.
Олег Иваныч не поленился, самолично зашел в келью к Гришане. А чего тут идти-то — рядом, через двор. Гриша в сером, с серебром, кафтане тонкого английского сукна, высунув язык, азартно водил пером по листу пергамента: переписывал какую-то книгу.
— Остромирово Евангелие, — пояснил. — Для боярыни Пистимеи Ивановны. Очень ей то Евангелие понравилось, вот и стараюсь. Бумагу боярыня терпеть не может. Вишь, по пергаменту работаю. Боярыня стара, да не прижимиста, деньжатами частью вперед уплатила.
— Да уж я вижу. Кафтанец-то на тебе, чай, не за медяки!
— Да уж… Серебришка отвалил изрядно. Рад тебя видеть, Олег Иваныч! Хотя… ты ведь теперь у нас человек важный, просто так не заходишь, — Гриша притворно вздохнул. — Понадобился зачем-то, так ведь?
Олег Иваныч взял с подоконника глиняный кувшин, принюхался. Вроде пиво…
Гриша кивнул: наливай. Сам тоже протянул кружку.
— У тебя, Гриша, с Ульянкой-то как? — утерев бороду рукавом, поинтересовался Олег Иваныч.
— Хорошо, слава богу. А чего спрашиваешь, будто не знаешь?
— Дело есть.
— Наверное, пакость какая-нибудь? Как там? «В порядке оперативно-розыскной деятельности». Угадал?
— Ну… Почти.
А ведь и вправду — пакость. То, во что намеревался Олег Иваныч втянуть Ульянку. А как иначе? Добровольцев на такое дело не сыщешь, вот и приходится выезжать на родных и близких. Софью на такое дело не пошлешь. Происхождение не позволяет, да и известна она в городе многим. Олексахина Настена больно простовата да на руку тяжела, для тонких дел не годится. Остается одна Ульянка. Умна, красива, обучаема. И к авантюрам склонная.
