СССР-2012 Здравствуй, юность в сапогах! - Алексей Викторович Широков

За завтраком следовало общее построение на плацу с исполнением гимна и поднятием флага. Против чего я не имел никаких возражений. Патриотизм это не только любовь к родным осинкам, вздохи над берёзкой, листиком или ещё чем-то, это и уважение к символам родного государства. А то взяли моду любить страну и ненавидеть государство. Нет, дорогие мои, это так не работает. Каждый достоин той власти, которая у него есть. А если хотите жить лучше, то за это надо бороться, как наши предки в семнадцатом. И никто за бугром вас не ждёт с распростёртыми объятьями. Я больше скажу, вы вообще кроме родины никому не нужны. Дай слабину и сожрут, как уже пытались это сделать неоднократно. Поэтому любить и уважать свою страну нужно учиться с детства, а уж солдатам сам Бог велел.

Ну а после начиналась учёба. И нет, пока ещё нас не допустили до настоящих занятий. Считалось, что в данный момент мы проходим Курс Молодого Бойца, поэтому следующие пять часов мы учили Устав, точнее Общевойсковые Уставы Вооружённых Сил СССР, как назывался учебник и где были собраны все уставы, включая внутренней службы, строевой, и даже дисциплинарный. Что как бы логично, стоило знать, за что может прилететь и что именно повлечёт за собой тот или иной косяк. Ведь как говориться, это незнание закона не избавляет от ответственности, а знание очень даже может.

После обеда, тоже сытного и вкусного, мы возвращались к занятиям, но на этот раз практическим, а именно строевой. Вот где офицерам было раздолье. Кандидаты и Мастера отличались повышенной выносливостью, поэтому можно было не стесняться, вбивая в нас премудрости шагистики. Впрочем, капитан Пронин и так особой чувствительностью не отличался, так что маршировали мы что называется от обеда и до забора. А потом обратно до ужина. По идее где-то в этот момент должны были проводиться спортивные занятия, но командование справедливо решило не устраивать цирк с конями, поскольку на Кандидатах можно было бетонные блоки таскать, что уж говорить о Мастерах, поэтому это время тоже отвели на строевую подготовку. И лишь когда все научаться тянуть носок, чётко отрабатывать подходы к старшему по званию, и не путаться в строевых маневрах, планировалось начать учить нас обращению с оружием и прочим военным премудростям.

Пока же мы уже который день топтали плац, а вечерами притирались с товарищами по роте, с которыми предстояло два года тянуть лямку. Хотя было у меня подозрение, что после годичного курса нас всё же разделят, но год тоже немало, особенно когда живёшь в тесной казарме, где сосед находится на расстоянии вытянутой руки и вас шесть десятков человек. Радовало, что это были уже взрослые мужики, которым ничего и никому не надо было доказывать. Огорчало, что и их не минула неизбежное становление иерархии, благо проходило оно в куда более щадящем режиме, чем это бывает в обычных условиях. Ну как минимум по голове табуретом меня никто бить не пробовал. Однако это не исключило попыток прогнуть самого молодого в роте.

— Ты же в мойку? — окликнул меня вечером парень из другого отделения о котором я знал только имя и что он киргиз. — Захвати мои берцы, закинь в сушилку, по-братски.

— Нет, — я даже не раздумывал перед ответом, тем более уже заметил, что за нами наблюдают.

— Тебе чего, сложно что ли? — тут же приподнялся с табурета киргиз. — я тебя по-человечески попросил.

— И что? — я пожал плечами. — всё равно нет. Не хочу.

— Погоди, — в разговор вмешался сам Эмилс Кепитис, Мастер которого назначили командиром отделения. — Так дело не пойдёт. Тебя попросили сделать что-то, а ты сразу в позу встал. Как-то это не по-товарищески. Или ты нас своими товарищами не считаешь? Недостойны мы рядом стоять с орденоносцем и лауреатом?

— Я разве об этом хоть слово сказал? — вот сейчас я действительно удивился, хоть и ожидал чего-то подобного. — В принципе, здесь кто-то может меня упрекнуть в том, что я хоть раз похвастался своими наградами? Или может быть семьёй?

— Да не было такого, — поднялся с места Роман, мой «комод», — чего к парню прицепились?

— Я просто хотел узнать, почему он не хочет помочь товарищу, — улыбнулся латыш, но глаза у него остались холодными. — ведь мы все в одной лодке, все комсомольцы, что такого выполнить небольшую просьбу.

— А потом ещё одну, и ещё, — не дал я вставить слово Сафину. — погоди, я сам. Ты мне тут за товарищество затирал, что мол, чего такого, это же не сложно. А что ж ты сам двадцать минут назад, когда понёс в сушилку обувь не помог своим товарищам. Мог бы прихватить ещё чьи-нибудь берцы. Так почему не сделал? Или не считаешь нас своими товарищами?

— Меня не просили. — пожал плечами Кепитис, но вот улыбка с лица сползла. — Навязываться — это тоже плохо.

— О как! — я в притворном удивлении распахнул глаза. — А почему тогда вы мне навязываете что я обязательно должен помогать?

— Тебя попросили, — покачал головой Эмилс. — ты разницу что-ли не видишь?

— Не особо, — я нагло усмехнулся. — не говоря уже о том, что вся эта мулька с помощью полный бред. Вот скажи, что будет если вдруг я всё же унесу его берцы в сушилку?

— Ничего, просто поможешь товарищу, — латыш снова улыбнулся, но как-то неуверенно, понимая, что ему готовят ловушку, да и киргиз вдруг встревоженно покосился на своего командира. — Для настоящего комсомольца в этом нет ничего зазорного.

— Я бы мог сейчас сказать, что раз так, давай ты мне будешь каждый вечер помогать форму стирать, но не буду, потому что это мало того, что пошло, так ещё и вредит мне самому. Как и его просьба, — я кивнул, а киргиза. — Что он будет делать, если ночью вдруг объявят тревогу? Все побегут одеваться, будут хватать свои вещи там, где они их оставили. Подчёркиваю, они, у нас, энергетов, память хорошая, и вряд ли кто запутается.