Совок 9 (СИ) - Агарев Вадим
Но напрягало то, что сиженный и опытный в таких делах Лунёв эту убойную для себя улику не выбросил и по сей день держал при себе. Исходя из этого обстоятельства, я сделал неприятный для себя вывод. Что свою, уже оплаченную работу, он намеревался довести до логического завершеня. И этот вывод лишний раз и со всей объективностью подтвердил профессиональную правильность моего решения. Принятого еще вчера относительно судьбы, покалечившего Стаса Лунёва. Который, кстати, ко всему прочему исковеркал мою машину. И пусть девяностые еще не наступили, но в отличие от нынешних ментов-вегитарианцев, боящихся произвести даже предупредительный выстрел, я буду действовать по уже проверенной и отработанной процедуре. Имитация мастурбации в отношениях с организованной преступностью, которая, как и секс, в СССР отсутствует, это точно, не мой метод.
Спрыгнув с гусеницы, я шагнул к болезненно шевелящемуся, как свернувшийся перед рыбалкой червяк, гражданину Лунёву. Он уже отошел от первоначального шока и теперь, испытывал только боль и утроившуюся ко мне ненависть. И надо полагать, что боль он испытывал очень сильную. Если судить по не только его белому лицу, но и по губам такого же бескровного цвета. Тем не менее, выводы из произошедшего, этот ушлёпок сделал неправильные. Наверное, он всё еще воспринимал меня недостаточно серьёзно. И оттого ждал от меня привычных для него цивилизованных поступков. Поступков, охолощенного совковой пропагандой молодого мента-комсомольца. Который непременно станет действовать сообразно служебной инструкции и идеям гуманизма. Да еще в рамках социалистической законности. Н-да…
— Чего ты стоишь, мент⁈ — стараясь быть услышанным, шевеля мертвенными губами, прохрипел, лежащий на боку в позе эмбриона Лунёв, — Вези меня быстрее на больничку, гад! Чего ты вылупился, тебя же, дурака посадят, если я после твоей стрельбы окочурюсь! В больничку меня быстрей вези, сука!
Я оказался прав в своих предположениях. Гражданин не понимал происходящего и потому, наша с ним полемика могла затянуться. А мне это было ни к чему, потому что время сейчас работало против меня. Хорошо еще, что со стороны свинарников нас за трактором не было видно. И выстрел, я уверен, тоже остался никем не услышанным. Я даже имел некоторые основания полагать, что до вечерней раздачи корма, ни в самих свинарниках, ни поблизости никого из людей, кроме нас с наёмным мокрушником, нет.
Но, тем не менее! Всё это ни разу не повод нарушать незыблемые правила оперативной работы. Я наклонился над презренным наймитом.
— Заткнись, урод, и слушай меня! Ты отвечаешь на мои вопросы и только тогда, возможно, я подумаю, везти мне тебя в больницу или нет! — высказал я простые и понятные условия корчившемуся в дерьме упырю.
— Сука! В больничку меня вези! — продолжал кобениться Лунёв, демонстрируя свою босяцкую духовитость и из последних сил пытаясь настоять на своём перед милицейским салабоном. — Вези, пока я тут не загнулся! У меня все кишки порваны! Ты же за меня сядешь, дурак! Надолго сядешь, падла!
Достав из старой ЗИПовской раскладки отвёртку покрупнее, я шагнул к недострелённому киллеру. Бандюк, почувствовав что-то недоброе, насторожился и кроме поскуливания, почти неслышного из-за работающего движка, больше ничего из себя не выдавал.
Я покрепче ухватил за локоть Лунёва и, оторвав его правую руку от дырки в животе, поднёс к пропитавшейся кровью рубахе длинный штырь отвёртки.
— Я тебе, рыло козлиное, эту железяку сейчас в пузо через дырку засуну и пошурую там, как кочергой в печке! — не чинясь, ткнул я для пущего форсу во вторую злодейскую руку отвёрткой. — Тогда тебе уже никакая больничка не поможет! И подыхать ты, харя петушиная, будешь в говне и адских муках!
По тому, как панически дёрнулся от меня Лунёв и, увидев его исказившееся от ужаса лицо, я понял, что до него начало доходить, что милиционер ему нынче достался неправильный. И что вовсе не факт, что в ближайшей перспективе ему светит хоть какая-то больничка. А затем, пусть и не шибко приятные, но зато такие привычные, и, главное, живые лагерные будни.
— Ты чего, начальник⁈ — из «гада» и «суки» перевел меня сразу в начальники труханувший Лунёв, — Ты, если что-то узнать хочешь, то спрашивай! Что знаю, я тебе отвечу. Ты только давай, побыстрей со своими вопросами! У меня гореть в животе начинает, мне в больничку надо, пока антонов огонь не начался! — теперь уже просительно-жалобным голосом разговаривал со мной злодей, трепетно хранивший у самого своего сердца моё фото.
Минут десять я расспрашивал своего несостоявшегося убийцу. Махнув рукой на сохранение каких-либо преступных секретов, колхозный наёмный мокрушник, не задумываясь над моими вопросами, торопливо вываливал любую инфу, какой я интересовался. Несмотря на то, что был он в лево-водочном синдикате практически пехотинцем, в силу его природной хитрости и тяге к знаниям, кое-что ему было известно. И этим кое-чем Лунёв меня порадовал.
— Вези уже начальник меня на больничку! — между словами, стискивая от боли челюсти, молил тракторист, — Подохну я! Сил нет терпеть, как печет в животе!
Дальнейшие мучения Лунёва мне были ни к чему. Поэтому, с усилием уперев ему под левую лопатку ствол нагана, я нажал на тугой спуск самовзвода. Выстрел получился негромким, так как большая часть сгоревших пороховых газов ушла в раневой канал и тело жулика сработало, как ПБС. Прибор для бесшумной стрельбы, то есть.
Злодей дёрнулся и расслабленно разогнулся в обратную сторону, после чего застыл, неровно вытянувшись.
Оглядевшись по сторонам и ничего, что могло бы меня насторожить, не заметив, я взялся за плечи покойника. Перетащить его и устроить перед отвалом бульдозерного ножа оказалось не так уж и легко. Лезть на кучу осклизлого дерьма и тащить на её верх мертвеца мне не хотелось. Для этого пришлось бы по колено и насквозь измазаться. Поэтому я оставил труп перед кучей, которую Лунёв уже нагрёб, для того, чтобы свалить её в овраг.
Когда-то, еще во время первой чеченской командировки, жизнь заставила меня освоить «мотолыгу». Другими словами, многоцелевой транспортёр-тягач легкобронированный. МТЛБ, если уж совсем официально. Уповая на давние свои навыки управления «мотолыгой», я снова полез в кабину ДТ. Нож-отвал находился в нейтральном положении и рычаг гидроусилителя, стоявший в среднем положении, я трогать не стал. Оглядевшись, я убедился, что управление ДТ-75 мало чем отличается от МТЛБ. Выжав сцепление, включив скорость и не прикасаясь к фрикционам, я нажал на ручку газа. Трактор заурчал громче, дёрнулся и медленно пополз вперёд к оврагу.
Из кабины не было видно трупа. Но и по бокам движения, он тоже отсутствовал. Это означало, что вместе с идеологическим и антирелигиозным оружием совка он в едином порыве движется к своему закономерному финалу.
Спихнув сдвигаемую кучу в овраг, я остановил ДТ на краю. Следовало убедиться, что бренные останки душегуба сверзились вниз. Стараясь не касаться одеждой лоснящихся внутренностей кабины, я выбрался на гусеницу и, поискав глазами свободное от свинячьего навоза место, спрыгнул. Подойдя к краю, заглянул вниз.
Различить, где среди желто-зелёных масс находится мертвец, было невозможно. Оно и понятно. За десяток метров, пока жмур сдвигался вместе с полу-жидкой массой к своему последнему пристанищу, всё стало одного цвета. Одежда обнулённого злодея насквозь пропиталась тем, что вместо земли теперь будет ему пухом. Разглядеть что-то инородное среди зловонного свиного дерьма, на треть заполнившего овраг, я, как ни вглядывался, но так и не смог.
Всё получилось быстрее и даже лучше, чем я планировал. Свиной навоз потому и не используют в качестве удобрения в отличие от любого другого. Потому как он ядовит, токсичен и ненамного уступает кислоте. Пройдёт совсем немного времени и даже отвёртка с гаечным ключом, которые Лунёв сунул себе в карман, растворятся. Что касается трупного материала и одежды, то их агрессивная среда уничтожит гораздо быстрее. А далее будет работать неписанная, но неоспоримая догма. Нет тела, значит, нет и дела.
