Ревизор: возвращение в СССР 21 (СИ) - Винтеркей Серж
— Плёнку, надеюсь, привёз? — спросила она.
— Да, конечно.
— Правильно всё написал, — серьёзно взглянула она на меня. — Молодец. А откуда ты про это письмо узнал?
— Друзья в Комитете по миру работают, — объяснил я.
— Везёт же, — покачала она головой. — Хорошие у тебя друзья.
— Я и сам там начинал, — улыбнулся я.
— Как понять «начинал»? — с недоверчивым прищуром взглянула она на меня. — А сейчас, тогда, ты где работаешь?
Думал, доставать кремлёвскую корочку или не стоит? Решил, что, всё-таки, не стоит. Относится она ко мне хорошо, пирожки своё дело делают, статьи выходят. Что ещё надо? Чтобы она напряглась из-за моей работы в Верховном Совете? Ни к чему это, поэтому ответил:
— А теперь я внештатный корреспондент газеты «Труд»!
Она рассмеялась и одобрительно похлопала меня по плечу.
* * *Святославль. У дома Алироевых.
Аполлинария возвращалась домой с работы. Немного задержалась, прошлась по магазинам, продуктов подкупила, хотела к завтрашнему дню вкусненького чего-нибудь приготовить. Ахмад на работу звонил, сегодня вечером выезжает домой. Вопрос с подарком Паше родня решила.
— Такой подарок, Поля! Закачаешься! — хвастался довольный муж. — Возьмешь на работе пару отгулов, надо нам с тобой в Москву съездить.
Улыбаясь своим мыслям, Аполлинария не сразу заметила людей у своих ворот.
Подойдя ближе, она узнала Веру Бондарь, ту девушку, что приходила просить её о помощи своему мужу. А это, по всей видимости, он и есть, — догадалась Аполлинария, разглядывая худощавого парня с малышом на руках.
— Ну что, всё получилось? — радостно спросила она у них, подойдя к своему дому.
— Спасибо огромное! — произнёс Бондарь.
— Спасибо вам! — вдруг бросилась ей в ноги его жена и расплакалась. Малыш на руках у отца тоже тут же заревел, испугавшись непонятной ситуации.
— Ну что ты, что ты, — заволновалась Аполлинария. Вдруг, кто увидит. Разговоры пойдут. И поднять бы ее, да руки авоськами заняты с покупками, — Всё хорошо. Уже всё хорошо. Вставай, вставай…
— Как нам вас отблагодарить? — спросил Бондарь.
— Лучшая благодарность, это если вы забудете, кто вам помог, — умоляюще посмотрела на них Аполлинария. — Не говорите никому об этом, пожалуйста.
Бондари удивлённо переглянулись между собой и одновременно кивнули.
— Удачи вам, ребята. Пусть всё у вас будет хорошо, — благословила она их, и попрощалась, открывая калитку.
Они ещё постояли немного у ворот. Аполлинария видела с крыльца, как они нерешительно пошли вдоль по улице.
* * *После редакции поехал на Щербаковскую проверить ремонт. Ну и если Иван на месте, то надо с ним переговорить насчёт экспедиции.
Только свернул во двор, как Родька, гулявший у своего второго подъезда, увидев меня, бросился со всех ног с криком: «Паша!».
Вышедшая в это время из нашего подъезда молоденькая почтальонша не успела среагировать, и он снёс ей почтовую сумку с плеча. В тот же миг письма и телеграммы, как карточная колода, взлетели вверх и рассыпались по асфальту. На лице Родьки отразился ужас.
Журналы почтальонша успела подхватить, и стояла, растерянно глядя на всё это безобразие.
— Родька, блин! — подбежал я к ней и наклонился, собирая все это бумажное богатство. — Помогай давай! Что стоишь столбом?
Он опомнился и принялся мне помогать. Пока она уложила в сумку журналы, мы вдвоём быстро собрали все конверты, листочки и телеграммы и подали ей.
— Спасибо, — взглянула она на меня и поправила синий форменный берет, съехавший на затылок. — Что ж ты несёшься, как угорелый? — упрекнула она Родьку.
— Хорошо ещё, что сухо, — добавил я. — А то сейчас вся почта в грязи была бы.
— Я больше не буду, — заныл пацан.
— Больше и не надо, — улыбнулся я почтальонше, и она пошла дальше по своим делам. А я обнял Родьку за плечи и успокаивающе сказал: — Хорошо всё, что хорошо кончается. Сегодня тебе повезло. Но вообще, смотри, куда бежишь.
Хорошее настроение вернулось к нему, и он забросал меня кучей новостей из своей жизни, провожая меня до квартиры.
На квартире работы шли полным ходом, уже залили полы в нашей спальне. Полы в коридоре, как я понял, они будут делать в последнюю очередь. Прораб уточнил у меня высоту для выключателей света, ещё несколько рабочих моментов и я пошёл к Ивану, прикинув, что он уже должен быть дома после работы.
Иван, в отсутствии Ирины Леонидовны, сам готовил себе ужин. Бесподобно пахло жареной картошечкой с луком. Нарезал ее тонкими ломтями, и очень грамотно поджарил в масле, не спалив.
— А ты, я смотрю, неплохо сам справляешься, — заметил я.
— Так у меня стаж экспедиционной жизни знаешь, какой? — улыбнулся он, накладывая мне тарелку картофана. — Я из топора суп могу сварить! Так что один спокойно проживу. И постираю, и приготовлю, и носки заштопаю.
Ещё бы полы мыл иногда и цены бы тебе вообще не было, — подумал я, осматриваясь вокруг.
Договорились с ним в среду поехать одним днём в Городню. Записал себе в ежедневник назавтра связаться с председателями сельсовета и колхоза, предупредить о нашем приезде, на память уже совсем не рассчитываю.
Пока ехал на Котельническую набережную, вспоминал свою холостяцкую жизнь в первой попытке. В общем-то, да, нормально я справлялся один с хозяйством, и готовил, и убирался, и стирал, и в магазины ходил… И вдруг я осознал, что не помню, когда последний раз ходил с женой по магазинам. Похоже, эту обязанность взял на себя Загит. Сейчас приеду, надо поблагодарить его за это.
Дома меня ждал ужин, ел и думал, а ведь я же и мусор уже сколько времени не выношу. Посмотрел на Загита, который прошёл на чёрную лестницу курить, и удивился сам себе. Почти полтора месяца за меня делают всю домашнюю работу, а я это только сегодня заметил. Решил вопрос с посещением занятий, свободное время впервые появилось, вот и начал рефлексировать…
— Что я без вас делать буду? — спросил я, когда Загит вернулся.
— Если совсем трудно станет, Марата зови, — серьёзно ответил тесть. — Он поможет.
— Да у него у самого — учёба, работа, тренировки, курсы арабского, — махнул рукой я.
— Жизнь такая настала сумасшедшая, — на полном серьёзе заметил Загит. — Удивляюсь, как вы всё успеваете?
Тут раздался междугородний звонок. Звонила мама, радостная. Вот совсем другое дело.
— Приходил сегодня Бондарь с женой, — сообщила она. — Его отпустили. Очень благодарили, что ты его спас и семью. Скоро Ахмад приедет, он сейчас у родственников в Грозном. Ему отпуск дали в себя прийти. Мы хотим через пару дней к вам приехать.
— Конечно! Будем рады, — заверил я её. — Что там Шанцев? Ирину Викторовну ещё не уволил?
— Она на бюллетень села, — хихикнула мама.
— И это правильно, — улыбнулся я. Прислушалась, значит.
Мы поговорили ещё немного об их с Ахмадом планах на поездку и время разговора вышло. Мы не стали продлевать, скоро всё равно увидимся.
* * *Москва. Общежитие МИИТа.
Миша Кузнецов получил письмо от Натальи, своей соседки по Святославлю. Они виделись последний раз летом перед его отъездом в Москву. Миша, вдруг, поймал себя на мысли, что в этот раз уже не ждал от неё письма с нетерпением, как в прошлом году в Брянске. Учёба, работа, нервотрёпка с отчислением, тренировки по самбо три раза в неделю не оставили места никаким другим переживаниям.
Мише стало стыдно, что он совсем не вспоминал о подруге. В своё время её письма здорово помогли ему адаптироваться в Брянске, когда он уехал из семьи и долго привыкал к общажной жизни.
Наташа писала, что они с мамой на ноябрьские приедут в Москву. Остановятся у маминой родни и написала их телефон. Подразумевалось, что Миша должен позвонить, чтобы встретиться, потому что ему-то позвонить некуда.
Удивившись отсутствию у себя энтузиазма от предстоящей встречи, Миша спрятал письмо к себе в портфель, намереваясь обязательно позвонить. Надо встретиться, — думал он. — А то ещё обидятся… Будут, потом, моей матери высказывать.
