Витязь на перепутье - Алексей Птица
Наверняка станут обыскивать, а уж если найдут, то отберут всё равно или сживут со света при первом удобном случае, и даже монахи не помогут. Тут моральных тормозов может не оказаться. Смутное время, что поделать.
Семён Лыков, поместный правитель вышел к монахам, когда тех привели в село, и сразу упёрся взглядом в Вадима.
— О, литвин! Какими судьбами? Ты же бежал от нас сломя голову, а теперь сам пришёл, да не один.
— Не трогай сего воина, он нам жизнь спас и троих бесов упокоил, что могли на твою деревню напасть, — тут же вмешался отец Пафнутий, предполагая подобное.
— То хорошо, но хорошо для вас. А от меня этот литвин посмел сбежать, и ведь убёг же, даже на лошади оказалось не догнать. Человек бы так не смог.
— Я же смог, — спокойно сказал Вадим. — Просто прятаться надо уметь.
— Ну, сейчас от нас ты не спрячешься. Взять его!
Трое молодцев тут же подскочили к Вадиму и начали его разоружать. Перед Лыковом лёг мешок с остатками продуктов, клыч, фламберг в ножнах и потрёпанный пистоль с узким кинжалом. Повертев в руках всё оружие, Лыков достал фламберг из ножен и уставился на его блестящую чёрную поверхность.
— Всё, больше ничего у него нет?
— Только монет немного, — и на мешок лёг небольшой кошель с серебряными и медными монетами, в основном мелкими.
Вадим молча наблюдал за происходящим, думая, что прав оказался призрак, всё равно его тянуло в это, блин, село. Он вроде бы уходил и совсем не собирался вступать в ряды поселкового отряда, но что-то мешало уйти из него навсегда. Странное совпадение слов и дела. Видно, в том есть глубинный смысл, иначе бы этого не случилось.
Отец Пафнутий, к его чести, стал увещевать боярина, но тот пока не обращал внимания на просьбы, только прислушивался к тому, что рассказывал монах о бое с бесами. Особенно заинтересовал его тот факт, что Вадим проснулся сам и на него не подействовал морок, да и дальше смог один сражаться, правда, с помощью отца Пафнутия.
— А откуда у тебя такой интересный меч?
— Из-под Козельска.
— Угу, и где взял?
— У мертвеца подобрал, кровь мертвецов застыла на нём и каждый, кто прикоснётся к его лезвию, умрёт.
— Что? — невольно вздрогнул Лыков, а Вадим внутренне усмехнулся.
— То, что только я знаю, как с ним управляться. Непростой клинок оказался, проклятый. Им я убил много мертвяков, мстя за его прежнего хозяина, оттого он и служит мне.
— Врёшь, поди?
— Вру, — не стал спорить Вадим, — а ты проверь, возьмись за лезвие.
Лыков искоса посмотрел на Вадима и бросил фламберг обратно в ножны, не обратив на них никакого внимания.
— Интересный ты, отрок. И воин уже бывалый, и молодость еле пробивается на твоём лице и немногословен, как старец, и монахов спас, и от меня сбежал. Мыслишь что-то нехорошее, и опять к нам в который раз вернулся. Зачем, спрашивается? Ммм?
— Сон мне был пророческий. Сказали, чтобы я присоединился к вашему отряду, мол, если буду с вами, то до Москвы живым дойду, а если нет, то пропаду. Я вот не поверил и ушёл один раз, а потом и второй, и всё равно к вам опять попал. Как думаешь, боярин, сон в руку будет?
Уж насколько Лыков не лыком шит был, а не сдержавшись, повторно вздрогнул, это почувствовали другие и зябко повели плечами. Да и ветерок тут подул холодный, словно в подтверждение слов Вадима.
— Не знаю я ничего про твой сон, но люди нам нужны. Побудешь с нами два дня, если не растворишься в ночи в очередной раз, то пойдёшь с нами. Тебя накормят, напоят и в сарай под охрану отведут, чтобы не сбежал раньше времени, а завтра с утра выпустят. Мы и монахов расспросим о тебе подробно, и тогда уж точно решим, что с тобой делать. Оружие я тоже им твоё бесовское отдам. Пусть с ним делают, что хотят. Захотят выкинуть — выкинут, нет, так тебе обратно отдадут. Понял?
— Понял.
— Ну, тогда отведите его, парни, в сарай, да смотрите за ним в оба.
Когда Вадима увели, Лыков повернулся к отцу Пафнутию.
— Скажи мне, святой отец, а не ошибаешься ли ты, к слову? Может быть, это настоящий бес в человеческом обличье, сейчас не удивишься уже ничему.
— Неужели ты думаешь, боярин, что я не проверил его⁈ Мне доступна святая сила, и она ясно указала, что парубок — человек. А то, что он не боится нечисти или, как ты думаешь, даже знается с ней, то враки всё и твои придумки. Есть в нём много непонятного, он просто сильно отличается от нас. Что тому виною, то мне неведомо, да и тебе не советую вникать. Он на нашей, светлой стороне, и воюет с теми, кто на противоположной. Думается мне, что поможет он нам дойти до Москвы. Да и не врёт он, то братия мои почувствовали, есть среди нас один, что ложь чувствует любую.
— Ну, тогда лады, только раньше завтрашнего утра я его не выпущу, пусть посидит один, раз бегал от нас два раза. А утром посмотрим.
— Как знаешь, но я бы посоветовал тебе не держать его так долго.
— Я понял тебя, настоятель, но и ты должен понять, что проверить я его должен, а не то каяться бы потом за свою глупость и милосердие не пришлось.
— Он нам жизнь спас. Если бы не он, то уже другие люди перед тобой стояли, да и людьми мы уже не были.
— Я своего решения менять не буду.
Монах вздохнул.
— Хорошо, тогда разреши одному из нас дежурить вместе с твоим человеком и фламберг мне оставь.
— Хорошо. Забирай, но помни, он не должен оказаться до времени в руках литвина.
— Хорошо, я выполню уговор, но ты разве боишься его?
— Нет, но бережёного и Бог бережёт!
— То так, то так, — качнул головой отец Пафнутий и последовал в местную небольшую церквушку, чтобы помолиться.
