Иероглиф судьбы или нежная попа комсомолки. Часть 2 (СИ) - Хренов Алексей
Хватов посмотрел на него, потом грустно вздохнул.
— Так и напиши в отчёте комиссару: «Командир Хренов психически устойчив», — усмехнулся Лёха, — «но его периодически тянется к подвигам героического идиотизма».
Хватов снова вздохнул.
— Саша! Я не скромная беременная школьница, прекрасно понимаю, как наша жизнь устроена. Лучше я буду знать, что про меня подчинённые пишут. А если серьёзно — шансы вломить этим гадам есть и очень приличные.
Хватов хмыкнул, поднял кружку и добавил уже серьёзно::
— Лёш, давай обсудим технику — нам же попасть как-то нужно в этот авианосец…
— Лады, — сказал Лёха, улыбаясь.
Середина мая 1938 года. Аэродром Байюнь в пригороде Гуанчжоу. Южно-Китайское море недалеко от побережья Гонконга.
Местная авиация произвела на Лёху двойственное впечатление. Если на севере и в центре, под Наньчаном и Уханем, советские самолёты и лётчики составляли основу китайских ВВС, то здесь, на юге, их СБ был единственным представителем родной техники.
Наш герой, в сопровождении взятого для повышения артистизма Хватова, решительным шагом обошёл коллекцию совсем уж музейных аппаратов — вроде потрёпанных Avro 504 или Fokker C. V.
— Музей экспонатов имени братьев Райт, — произнёс Лёха.
Он прошёлся вдоль стоянки и на мгновение остановился у особенно древнего экземпляра — какого-то облезлого «Виккерса», на крыле которого впрочем сидел китайский механик с деревянной киянкой. Тот стучал по фюзеляжус видом хирурга, правящего перелом.
— Да уж… — вздохнул Лёха, оглядывая это ожившее кладбище авиации.
Последователи Станиславского направились к ряду выстроившихся на другом конце поля бипланов — американские «Хоки» второй и третьей серий и несколько достаточно новых британских «Гладиаторов».
Надо признать, по меркам этого времени «Хоки» были неплохими машинами. Тот же двигатель «Райт», что стоял и у наших И-15 и И-16, только в более позднем и американском исполнении. Сами самолёты по сравнению с И-15 выглядели массивнее, с плавными, даже вальяжными обводами. У третьей серии шасси уже убирались — словно огромные глаза, втягивающиеся по бокам машины. Лёха прикинул, что тут стоит штук тридцать пять таких аппаратов, не меньше.
Вокруг них, как бароны на сахарных плантациях, важно разгуливали трое американских инструкторов — в выгоревших касках и шортах цвета хаки. Лёха мысленно хмыкнул: плантатор обходит владения. Белый господин раздаёт указания, китайцы бегают, тянут шланги, что-то записывают в блокноты, а господин-инструктор стоит, как памятник авиационной демократии.
Британские «Гладиаторы» стояли чуть в стороне — четыре самолёта, чистые, словно отполированные. Видно, за ними ухаживали, как за живыми, будто готовились к параду, а не к бою.
Сколько из этих машин вообще способно подняться в воздух — ещё предстояло выяснить. Но даже если взлетит хотя бы половина, уже будет праздник. Лёха хмыкнул, глянул на свой СБ, гордо торчащий на другой стороне поля, заметил товарища Чжана, кивнул Хватову — мол, за мной, и решительно направился к китайскому представителю.
Следующим пунктом в Лёхиной программе стала… вирусная атака на китайское патриотическое сознание.
Коротко рассказав Чжану о замеченной японской эскадре, он посетовал, что японцы совсем обнаглели, и… дальше оба советских воина стали вспоминать, как они атаковали корабли на учениях во Владивостоке. От определения «старая баржа» оба деятеля разумно воздержались. Рассказывали эмоционально, с подробностями захода, сброса бомб, попадания и непременно с последующим утоплением.
В какой-то момент блеск китайских глаз затмил блики от солнца, и Чжан поинтересовался, может ли их СБ бомбить корабли таким продвинутым способом. Нахально пользуясь тем, что Чжан понимал по-русски, оба советских авиатора углубились в обсуждение возможности подвески бомб и вариантов попадания в авианосец, что вызвало у китайца заметное возбуждение и усиленное слюноотделение.
Закончил Лёха словами:
— Это всё теория, товарищ Чжан, можно даже не рассуждать об этом!
— Как не рассуждать! — аж подпрыгнул китайский мститель, мысленно уже утопивший весь японский флот.
— Чжан! — продолжил Лёха. — Мы бы даже рискнули, но, ты понимаешь, у нас всего один самолёт. Один. Не сумеем мы даже близко подойти к эскадре — там же вся авиагруппа будет кружиться, как мухи вокруг туалета. Вот если бы их как-то отвлечь…
Чжан изумлённо посмотрел на Хренова — видимо, гениальный план, старательно инициируемый двумя советскими лётчиками, всё-таки захватил возбужденное китайское сознание.
— Никуда не уходите! — буквально выкрикнул Чжан и исчез в местном штабе китайской авиации.
Хватов достал сигарету Camel, закурил и спросил спокойно:
— На что замажем, сколько ему потребуется времени, чтобы он созрел и сагитировал остальных?
— Ставлю минут на двадцать пять — тридцать, — произнёс наш попаданец.
— Час! На фофан! — принял подачу советский штурман, и оба рассмеялись, чувствуя, что дело сдвинулось с мёртвой точки.
Через двадцать восемь минут, когда Хватов уже стал разминать пальцы, из штаба показалась значительная делегация китайских военных.
Хренов, ловко влепив щелбан штурману, изобразил крайнюю задумчивость на лице.
— АЛЕКСЕЙ! — Чжан начал работать переводчиком, — завтра утром мы двумя группами пойдём в атаку на японские корабли. Старым, вторым «Хокам» подвесим по 50-фунтовой бомбе, и они проведут атаку со стороны Макао, а новые «Хоки» и «Гладиаторы» свяжут атакой японские самолёты. А вы…
Видя развитие событий, Лёха подстраховался и приложил палец к губам, указав на здание штаба. Китайцы согласно закивали. В результате совещания Лёха, после больших уговоров и обещания некоторых плюшек, позволил себя убедить китайскому начальству.
— Ну, товарищ Чжан, собирай лётчиков на инструктаж! — и уже через минуту вокруг попаданца развернулась суета очередного лёхиного «блудняка».
Перед этим, безусловно гениальным деянием, в программе нашего попаданца значилось знакомство с американскими инструкторами.
— Халлоу бразеры! — Лёха ввёл в шок старшего из американцев. — Still alive, old ass? (Ещё жив, старая задница⁈)
— Fancy a little spin up there — and a good kicking for those fuc***ng monkeys, what d’you say? (Как насчёт прошвырнуться по небу и хорошо вломить этим ёб***ым макакам, что скажешь?)
В прошлой жизни наш герой провёл в Лондоне пару лет, работая на софтверный стартап. Стартап загнулся, скорее всего не по Лёхиной вине, но будучи молодым и совершенно холостым, наш попаданец знатно подтянул свой английский в пабах и… в кроватях таких же отвязанных англичанок. Правда речь его обогатилась весьма характерным лексиконом.
На Лёхин призыв откликнулся только один инструктор, лет под сорок пять, с морем морщин на загорелом лице и со шрамом, тянущимся от уха к губе, как дорожная карта его жизни. Он встал, заржал, как лошадь, убитая каплей никотина, и грубым, хрипловатым голосом выплюнул слова, которые тут же стали крылатыми:
— Я из Техаса, в отличии от этих! — проговорил он и ткнул пальцем в сторону остальной команды, — Майор Клер Шеннолт, в отставке. Но ты, русский, зови меня Leatherface. Да я стар, глуховат и кашляю, как паровоз под парами, но поведу наших обезь… — он замялся, уголки губ дрогнули, — поведу наших азиатов, вломить не нашим!
Американские инструкторы, выслушав Лёху, переглянулись, помолчали и, как по команде, заявили, что участвовать в таком безумии не будут. Один из них сказал с каменным лицом: — Мистер, это самоубийство, мы не подписывались на такую идею. Остальные кивнули — ни спора, ни сомнений.
А вот китайцы — наоборот. Китайскую часть аэродрома будто подменили. В одно мгновение её охватил энтузиазм, суета и восторженное оживление. Едва Чжан собрал пилотов и озвучил план, как лица вокруг засветились, будто им выдали карточки на бесплатное пиво на месяц. Начался спор, постепенно переходивший в потасовку. Лётчиков оказалось больше, чем самолётов, и они выясняли таким действенным способом, кто именно полетит.
