Десятое Блаженство - Валерий Петрович Большаков
— Я тебе займу! — нервно хихикнула Наташа. Прихватив двумя пальцами подвеску, женщина качнула ее, посылая высверки.
— Так это… они⁈ — выдохнул Изя. Расширенные зрачки отразили стылые искры.
— Они… — протянула Талия, скашивая глаза на граненые камушки.
— Завтра вечером затеем видеоконференцию, — бодро объявил я. — Речь пойдет как раз об этих серых камнях. Придешь?
— Строго обязательно… — пробормотал Динавицер, словно зачарованный холодным блеском кристаллов.
— Ой, Изя, и шо ты так внимательно изучаешь? — послышался насмешливый голос Альбины. — Размер груди?
— Шобы да, так нет, — буркнул Исраэль Аркадьевич, с неудовольствием следя за женой, занимающей место «в партере», и демонстративно уставился на Талию. — Это те самые, что нарыл Ивернев? Максимилиан, который?
— Те самые, — кивнула Наташа. — Он открыл древний рудник, еще до революции… То ли в предгорьях Копетдага, то ли в гористой части плато Бадхыз… Это там, на юге, в Туркмении.
— Подожди… — нахмурилась Инна. — Так он же был геолог?
— Ну-у… Не совсем. Максимилиан Федорович занимал должность «инженера для командировок и разведок» Горного Департамента Российской Империи…
— Всё равно! — тряхнула челкой Дворская. — Получается, что он эти серые камни… слямзил?
— Не думаю, что четыре невзрачных камешка представляли интерес для начальства Департамента, — послышался насмешливый голос Видова, еле заметного в темноте.
— Да, но ювелиру-то он их продал! — настаивала Инна, и приложила ладонь к груди. — Наташенька, ты извини, пожалуйста, что я так о твоем деде, просто помню, как папа носился с каким-то, там, ярозитом! А тут… Вместо того, чтобы описать новый минерал, Максимилиан Федорович продает его Денисову-Уральскому!
— Инночка, — примирительно заговорил я, — вполне возможно, что Денисов-Уральский сам выпросил серые камни у Ивернева. И ювелир, кстати, был гениальный, не хуже расхваленного Фаберже. Видать, сразу нарисовал себе в голове подвеску из мурзинского гелиодора, каратов на десять, с четырьмя серыми кристаллами — и всё обрамленное в набиравшую тогда моду платину. А вот почему Ивернев-старший согласился… Я немного покопался в делах тех лет. Максимилиану Федоровичу предстояла женитьба, а еще он купил квартиру по 16-й линии Васильевского острова…
— … В «Доме Шкляревича», — стесненно пробормотала Наташа.
— Совершенно верно! И инженер для командировок и разведок влез в долги ради невесты.
— Ну, если ради, тогда ладно, — смилостивилась Инна.
В потемках захихикали, а я подбросил дровишек в гаснувший костер. Притухший огонь снова разгорелся, бросая отсветы вокруг. А народу-то… Люди занимали камни и ящики, сидели на корточках или терпеливо стояли на втором плане.
— Ой, а я не поняла, — заерзала Аля. — Если уж тот рудник открыли, ну так и накопали бы серых камней!
— Отец… — трудно выговорила Наташа. — Он как раз и хотел найти рудник, но… Пропал без вести.
— Как мой дед… — загрустила «стряпуха».
— Дед Илларион на войне сгинул, — проворчал Динавицер, — а Мстислав Максимилианович — в мирное время.
— Помню, мама переживала, что и тут без Дерагази не обошлось, — негромко молвила Талия. — Этот гипнотизер с повадками уголовника реально разбирался в истории и археологии, а между Бадхызом и Копетдагом… там раскопали древние развалины у кишлака Анау — Дерагази считал их мостиком между Критом и Северной Индией, связывая море и горы…
— Как ни странно, он был прав, — усмехнулся Изя. — Под Анау сложился необычайной мощности культурный слой — тридцать два метра! Там нашли самый древний в мире меч, изящные женские статуэтки, схожие с прославленными критскими; оттуда тянутся связи с древнейшими культурами Междуречья, а протоиндийская культура Мохенджо-Даро и Хараппы получила через Анау связь с Критом…
— Ой, время уже! — огорченно вздохнула Альбина. — Хорошо с вами, интересно, но пора голодных кормить!
— А что у нас на ужин? — промурлыкала Марина-Сильва, подлащиваясь.
— Да так… — небрежно пожала плечами «завстоловой». — Местный перекус! Стейки из страусятины с гуакамоле.
— Алька не меняется! — Изя влюбленно глянул жене вслед.
— Гука… куака… Как? — послышалось в потьмах.
— Гуакамоле, — подсказал я со знанием дела, и бросил в костер последние дровишки. — Это такая закуска из авокадо.
— Ух, ты! — восхитились потемки.
Пламя поднялось, выхватывая из вечерней черноты лица — задумчивые, рассеянные, светившиеся отражением огня и мысли. Изя легко вздохнул.
— Хорошо! Что-то сейчас вспомнилось… Я, когда в Стамбуле был, чуть в историю не попал. Вечером уже возвращаюсь в отель, а ко мне в фойе подходит вежливый, такой, турок в дорогом костюмчике, и просит, как эксперта, оценить некий древний артефакт. «Вы, говорит, эфенди, подтвердите только, что не новодел, а мы хорошо заплатим!» А мне как раз деньги нужны были — край! Хочется же и Соньке привезти что-нибудь, и Альке, а командировочных еле на шаурму хватает… И повез меня турок куда-то на восточный берег. Я уже и
