Любовь дракона (СИ) - Леденцовская Анна
В целом жизнь текла своим чередом. Сама остроухая попаданка еще совершенно неожиданно переехала в новый дом до возвращения Эндерка.
Переездом руководила Гертруда. Пока Любашу гоняла на полосе препятствий Шейсэли, корпулентная дама собрала свободных воев, многочисленную родню и организовала все лучше некуда.
Можно было бы с переездом не торопиться, дождаться черного дракона, только было одно неучтенное и крайне неприятное обстоятельство. Если сама Любовь Михайловна являлась дамой замужней, хоть и теоретически, то телохранительница при всех своих боевых навыках в казарме была словно бельмо на глазу.
Кареглазая красотка устала отбиваться от настойчивых поклонников, причем иногда отбиваться в прямом смысле слова.
Молодые вои в отсутствие командира немного подраспустились, гормоны брали свое. Казарма не место для девиц, а тут свободная, да еще и не драконица, за которую вступятся отец с матерью, братья, тетки и прочая родня.
Конечно, скоро парочка особо ретивых щеголяла щербатыми ртами, разбитыми губами, носами и красивыми фиолетовыми метками на всех частях тела. Шейсэли на приставания и попытки облапать отвечала всерьез.
Потом еще и Гертруда своим половником оприходовала. Только напряженность росла, а масленые взгляды на телохранительницу и перешептывания за ее спиной возникали все чаще.
Ликая уже таскала с собой засапожные ножи, прическу закрепляла острыми длинными шпильками, а странный пояс, что ранее приметила Люба, был кожаным кнутом с плетеной гибкой рукоятью и свинчаткой-крючком на конце.
Но окончательное решение трех женщин о срочном переезде было принято после того, как к ним на ставшие уже традиционными посиделки влетел встрепанный Кройтек и, выпучив голубые глазищи и отчаянно размахивая руками, поведал увиденное, а потом и подслушанное. Конечно, драконенок не все понял, да и его эмоциональные крики было сложно назвать внятным рассказом.
— Я там видел! — завопил он возбужденно, подпрыгнув и дернув эльфийку за рукав блузки. От этого Люба чуть не облилась чаем из чашки, которую держала в руке. — Брельху видел с нашими! Там Захрем был и Тимбок, а еще Митад.
Эти молодые драконы больше всего досаждали ликае.
— Брельха им бутылку с вином дала и смеялась. А еще так странно говорила, что втроем они, если вместе, с тобой, Шейсэли, справятся. Она их на поединок с тобой хочет уговорить? Ты ведь их побьешь? А хочешь, я бате скажу и он с тобой против них на поединок выйдет?
Женщины, услышав такое, переглянулись.
— Она еще сказала, что раз ты не дракон, то должна радоваться, что тебе такую честь сразу трое окажут, и на коленях перед ними ползать! А Захрем… — Люба вспомнила дракона, который пытался клеиться к ней в едовой, когда она притащила туда дракота, — он заржал и сказал, что и ползать, и умолять повторить будет, а они будут играть, пока не надоест. А потом еще добавил, что можно будет денег подзаработать, если купцам перед отъездом отдать. А что за игра, где ползать надо? Это на тренировочной площадке в яме?
Хорошо, что наивный одуван ничего не понял.
Тетушка Гертруда велела ему позвать отца и, потемнев лицом, развернулась к женщинам.
— Сдается мне, и вино там непростое, и нашептывает эта помойная сколопендра уже давно. То-то я смотрю, обнаглели вконец эти куцекрылые облезлые выползни из последнего набора.
— Может, старшие вои с ними разберутся? — пыталась что-нибудь придумать Люба.
На это Шейсэли только фыркнула.
— Я не драконица. Скажут, дело молодое. Пока они ничего вроде как не сделали…
— А когда сделают, будет поздно, — понимая, о чем речь, кивнула Любовь Михайловна. — Возможно, их потом накажут, но тебе-то легче не будет.
— Да и накажут ли? — отвернулась к окну ликая. — Говорю тебе: я не драконица. Жила в трактире, теперь в казарме. Одинокая. Брельха сильно постаралась, да и мой бывший наниматель наверняка тоже приложил к этому руку. Уж очень бесился рыжий скупердяй, что потерял почти дармового работника.
— Но ты ведь можешь с ними справиться? — Люба верила в боевые навыки подруги, но ликая подняла на нее глаза, в которых зрачок расплавленной тьмой залил всю радужку.
— Я могу их убить! Тогда меня казнят. Честь бродяжки ликаи не стоит жизни трех драконов-оболтусов. Думаю, еще и «свидетели» найдутся, что я их сама завлекла, опоила, а потом убила. По-другому справиться не выйдет, они рано или поздно меня поймают где-нибудь в коридорах и скрутят, втроем-то. Или я, или они.
Кухарка, рявкнув так, что посуда на полках зазвенела, звонко хлопнула ладонью по столу.
— А ну, хватит! Сейчас я сама с этим разберусь! — Тетушка Гертруда и так была внушительной дамой, а сейчас казалось, что за ее спиной раскрылись драконьи крылья. Любови Михайловне стало тяжело дышать, словно аура драконицы прижала ее к стене, выбивая воздух из легких.
Рядом так же хватала ртом воздух Шейсэли.
Постучавшись, в кухню заглянул отец Кройтека. Гертруда немного успокоилась, а спустя минуту Люба изо всех сил пыталась успокоить в голос рыдающую ликаю.
Плакала девушка не потому, что ее кто-то обидел. Совсем нет.
Просто казарменная повариха, гордо выставив колесом внушительные достоинства верхних далеко за девяносто, велела пришедшему дракону довести до всех молодых охламонов, что она принимает Шейсэли к себе в семью.
— Муж у меня против не будет, да и дочь, полагаю, с зятем тоже. Если замуж надумаешь, приданое справим. Вот наследовать после нас, кроме имени рода, не обессудь, не сможешь. А в остальном будешь как родная дочь! Сегодня же в храм богини сходим. И переезжать вам надо. К себе забрать бы хотела, но не могу. У тебя клятва и работа — Милюбэль охранять, значит, переедете вместе. Наследник так вроде бы и планировал. А там, рядом с храмом, под крылом создательницы никто тронуть не посмеет. Ну и род наш весь за тебя встанет.
Вот тут-то ликая и не выдержала. Разревелась. Потом обнимала кухарку, обнимала Любу, опять ревела. Видимо, испытания на прочность в последние дни совсем не легко дались обычно спокойной и невозмутимой девушке.
Папаша Кройтека — Люба так и не запомнила имя угрюмого дракона — ушел выполнять просьбу, от себя пообещав всыпать одному из троицы. Митад оказался его племянником. Потому Гертруда мужчину и позвала, считая, что на родню повлиять легче.
Позже, уже в храме, оглядев трех пришедших к нему женщин, старый Ворт только крякнул. Но спорить или отговаривать Гертруду, решительно настроенную взять чужачку ликаю под свою опеку, у него желания не было.
Состоялась скромная церемония, над Шейсэли от алтаря Дирайи распростерлись призрачные драконьи крылья, а от виска по щеке девушки засеребрились рисунки чешуек. Словно тоненькие ниточки, они стекали на шею и исчезали в вороте рубашки.
— Теперь каждый дракон знает, что ты птенец рода Латгоф. Носи имя с честью. — Завершив обряд, волхв драконов опять тут же ушел куда-то в темные глубины храма, а наши дамы развили бурную деятельность.
Все же переезд — дело непростое.
Новый дом Любе понравился. Просторные светлые комнаты, стены без украшений, полы без ковров, нет лишних, не принадлежащих ей вещей. Две умывальни на втором этаже рядом со спальнями. Внизу кухня, несколько кладовых, одна пустая комната непонятного назначения и просторная гостиная с камином.
Вот кухня, в отличие от всего остального, была просто набита под завязку. Если бы не размеры, то наша остроухая решила бы, что они опять в казарме.
Рука Гертруды в этом помещении прослеживалась в каждом полотенчике и чайной ложечке. Обставляя кухню, драконица проявила всю широту своей души, считая, что лучше молоденьких девчонок знает, как и что тут должно быть.
Сердиться или кидаться все менять было глупо, тем более, как потом выяснилось, делать там нашей эльфийке и вовсе было нечего.
Готовить Люба умела и любила, но, когда твой день начинается с того, что в тебя вливают стакан непонятного пойла, а потом, стоя над душой, требуют съесть кучу всего и при этом в определенном порядке, приготовить самой что-нибудь эдакое вряд ли захочется.
