Генерал-адъютант его величества (СИ) - Михаил Леккор
— Хм, — усомнился Макурин в ее словах, но комментировать не стал. Может быть, они уже подошли к санкам, а жена, как он убедился, на всякое его слово находит нескольких своих. Так что, если муж не собирается вечно оставаться около дома и мерзнуть на морозе, то ему лучше помолчать.
Молчал он и в санках, видимо рассерженный настойчивостью жены. Впрочем, недолго. Настойчивость Настеньки и оживленность многолюдной улицы, а ему приходилось постоянно отвечать на приветствия, сделали свое действие, к трактиру он приехал спокойный и деловитый, будто его еще только что не пилили тупой пилой.
— Рассказывай, — предложил он Мишке с Урала, — поделись опытом, как тебе удалось на пустом месте увеличить доходы?
Макурин, собственно, и сам представлял, как, но парень, да просто подросток, должен был разговориться, а заодно расхвастаться. Ему же слушать будет не сложно. Потом, попаданец уже неоднократно убеждался — самые обычные и до нельзя знакомые факты, переработанные в чужом сознании, оказываются вдруг в совершенно ином свете.
— Как скажете, господин, — немедленно отреагировал Михаил Уральский таким подобострастным тоном, что сразу становилось ясно — играет, шельмец. А прозвище ему пошло с подачи иностранцев, которым он представлялся, как Мищка с Урала и которым его соответственно называли, — тот час же скажу!
Вот ведь как! Обычно его собеседники сразу же вступали в тупик, не зная, как его чинопочитать. По светскому званию — его высокопревосходительство, а по светскому? А какое выше и, главное, какой он злит? А то ведь обидится, у-у-у! а этот плутоватый постреленок сразу выпутался. Правда, с невнятными ошибками, так ведь никто не знает (и он не ведает), как называть святого в рамках николаевского чинопочитания. И потом, ему и не важно, по большому счету, особенно если сравнит с чинами других исторических эпох. Так что по пословице — пусть хоть горшком назовут, лишь бы в печку не клали!
То есть, конечно, не совсем так. Чинопочитание он тоже не может отменить, особенно в официальных эпизодах. А вот так вот, в своих трактирах да со своими же ребятами, которыми он симпатизирует.
— Так что ваше высокопревосходительство, — уже нормально сказал Мишка, — дело все в двух весчах — во-первых, в вежливом обращении, всякого иностранца мы обиходим на его же языке, во-вторых, у нас сейчас все готовится на колодезной воде.
— Ага! — одобрительно обратил внимание Макурин на важный фактор международных отношений, — добил-таки воду!
С точки зрения всех обычных хотя бы немного понимающих людей, например, тех же мужчин, второй фактор будет гораздо важнее. Но Настю, как типичную легкомысленную женщину, особо обратил другой факт, не такой важный, зато красочный — языки.
— Parle veau france, Mishel? — весело перебила она мужчин, занимающих своим скучным и серьезным.
Мишка осклабился. Трактир в Санкт-Петербурге было такое общепитовское учреждение, где все могли быть — от простонародных крестьян, уважающих водочку, до представителей высшего света, желающих заесть морской поход в Западную Европу вкусным обедом. И он уже знал, что у господ женщинам много что позволяется не в пример у простого народа.
Посмотрел на всякий случай на Макурина, тот не возражает. Пусть жена повеселится по пустякам, всяко не злится. Полюбопытствует, а потом и он посмотрит. У него дело, разумеется, много серьезное, чем просто женское любопытство, но не срочное. Если немного промедлится, хуже не будет.
— Oui madame, — свободно произнес Мишка, на всякий случай уточнил: — Un peu.
Ничего себе немного, — озадачилась Настя, — всем бы господам из высшего света так суметь. Откуда он у тебя, — обратилась уже к мужу, — из Сибири привез?
— Из Урала, — уточнил Андрей Георгиевич. Дождался, когда жена отвернутся, лихо и легкомысленно подморгнул. Дескать, перед женщинами высшего света не тужуйся, но и для себя ничего не ожидай. Все это пустяки.
И ведь позорно промахнулся, ладно хоть ничего не сказал, а жестами мало что можно придумывать. Во-первых, Настя за хорошее знание французского наградила Мишку красненькой (10 руб. ассигнациями). И ничего, что у нее не было денег, она легко взяла из кармана мужа, даже не спросив у того — ни жестом, ни словом. Во-вторых, как бы вспоминая, спросила у него: — К тебе же в министерство должны прибыть послы? Вот и переводчик нашелся!
Настя торжествующе посмотрела на мужа. Действительно, в министерство религий России на недели должны прибыть послы нескольких европейских стран. При чем не просто так, а по приглашению российского императора. Николай I, по сути, решал похвастаться, — Мол, вот у нас какая свобода! Крепостничество есть, это мы не скрываем. Зато всякий может, даже мусульманин и еврей, верить своего Бога беспрепятственно. И Андрей Георгиевич совсем не возражал против их с визитом, но ведь он не знает столько языков! Только французский с нижегородским отливом и матерный и все! А министерство иностранных дел даже не пошевелилось. Не нашего министерства сфера, пусть и сами мучаются.
Об этом Макурин сегодня жаловался императору Николаю I в присутствии женщин, вот Настя, как не во время, и вспомнила. И что она все лезет не в свое дело? Он и сам помнил про молодого полиглота, память еще не сдает. А вот, что монарх, увидев такое чудо, скорее всего, опять безвозместно возьмет его себе, жена, конечно, не подумала. Женский разум, чем длиньше волос, тем глупее ум. Семья-то будет в убытке, ты это понимаешь? И, более того, ты сама проиграешь, как ты до этого не дойдешь, моя милая, но глупая?
Они, кстати, об этом говорили вскоре после венчания. Не про переводчика Мишку, разумеется, а про более разумную трату средств. Нет, он не был Плюшкиным и не считал необходимым подсчитывать каждую копеечку. Но и разбрасывать деньги просто так он не считал нужным. И тут уж был не гендерный подход, а разный уровень жизни. Попаданец был вынужден с детства считать каждую копеечку (XXI века, когда с них уже почти ничего не купишь). А Настя, пусть и была сиротинушка, рублей совсем не считала, в лучшем случае сотни рублей (полновесных рублей XIX века). И как тут с ней поговоришь? Он, в общем-то, не возражал против выдачи Мишке ассигнации, сам этим грешил. Но зачем провоцировать Самодержца на конфискацию их человека? А ведь он точно возьмет, или он совсем не знает императора?
А вот скажи ей все про это, сразу пойдут слезы, сопли, вопли — ты меня не любишь, тебе почему то не хочется верить про дворянскую честь. Короче говоря, женщине, а тем более,
