А отличники сдохли первыми… 3 (СИ) - "R. Renton"

Даже сквозь собственный запах — сильный и не самый приятный после всей сегодняшней беготни — я почуял, как оттуда, куда уставился прыгун, потянуло тухлой гнилью.

Пока я следил за медленной поступью сутулой твари, поворачивая голову и передвигая по противоположной стене пятно света следом за его осторожными шагами на полусогнутых лапах, шлёпанье справа от меня замедлилось.

И в следующую секунду своды тоннеля сотрясли одновременные крики обеих существ. Хриплый визг прыгуна слился с протяжным булькающим воем в один оглушительный инфернальный ансамбль.

— Х-Р-Р-Р... — Прервав визг, гориллоподобный жора зарычал громче, присел поглубже и сиганул в темноту без разбега, оттолкнувшись всеми четырьмя лапами.

Проследив за его прыжком, я смог поймать в свет фонаря момент столкновения. Вставшая на дыбы многоножка растопырила тощие лапы и встретила противника во всеоружии...

Интермедия I.

-... И вот с тех пор там такой пиздец на Третьей! Студгородок опустел. В СЭПО — гнилятник. Там как эти черви везде по заводу расползлись, так, говорят, теперь даже дышать без маски нельзя. Всё их яйцами заражено! — Васёк старательно таращил глаза, пытаясь нагнать на друзей мерзкой жути. — И ленинские с тех пор боятся у себя рабов держать. Говорят, что если вдруг кто где чего такого замыслит... В клетку кого посадит, или на цепь... То там сразу появляются вонючие жоры. Или черви во сне прямо в рот залезают...

— Говорят — кур доят... Так это из-за него дачники теперь в толчок с охраной ходят? Нормас, хуль! — Макс заржал, неожиданно развеселившись от зловещей истории Васька. — Нормальный мужик-то этот твой Чёрный Жора. Всегда этих пидоров голуболенточных ненавидел! Они ж с универа почти все, такие дохуя важные... А теперь есть никто и звать никак — без своего базара.

— Они, к-конечно, те ещё м-мудилы... Н-но на т-третьей н-нормально можно было п-по... п-по...

— Побухать?

— П-поменяться! Всё б тебе п-побухать...— Жук отмахнулся от Васька и принялся нарезать палку дорогой сырокопчёной колбасы. — А т-теперь туда в-ваще н-не с-су... с-су... су-у...

— Жук, блядь! Когда ты уже говорить научишься!? Тебя чё, волки в детстве в лесу напугали? — Макс протянул приятелю новую кружку с коньяком и обратным движением ловко подцепил себе крупный кусок ароматной копчёности. — Или может приставал кто? Физрук домогался, да?

Захмелевший Васёк заржал, а заикающийся приятель с недовольным мычанием отмахнулся. С наслаждением прожёвывая редкий деликатес, он не желал отвлекаться от этого процесса на подколы старшего товарища.

Отсмеявшись, растрёпанный рассказчик тоже выбрал себе кусок нарезки пожирней и закинул в рот. Но тут же что-то припомнив, нетерпеливо захлопал ладонью по коленке и немедленно продолжил свою страшную историю прямо с набитым ртом:

— М! М-м! Кфафи про леф! Про Кумыфку флышали? Его вэ там товэ недавно видели, гововят!

— Кого? Физрука? — Макс поднял перед глазами бутылку, чтобы оценить количество оставшейся жидкости и, не уловив собственную остро̀ту, озадаченно перевёл немного осовелый взгляд на Жука, который так и прыснул со смеху. — Чё ты ржёшь?

Давясь со смеху, заика снова замахал на него руками, совсем как перевёрнутое жёсткокрылое насекомое.

— Да не-е-е! — Васёк спешно прожевал и проглотил колбасу. — Чёрного Жору же! Там у него, говорят, целая стая мертвецов своя. Он же, помните, некоторых не просто мочит, а прям душу выпивает. И они тогда встают чуть позже и сами собой идут через весь город на Кумыску, в самую густую чащу! И там молча бродят и днём и ночью... Тоже все в балахонах каких-то чёрно-белых... И если кто теперь в лес зайдёт — похуй кто — то сразу набегают со всех сторон, ловят за руки за ноги и потрошат заживо. И на твоих же кишках вешают на каком-нибудь дубе! Это тоже Диман мне рассказывал. А ему брат двоюродный, с Поливановки. Она ж там рядом совсем...

Сделав паузу, растрёпанный пацан выразительно пошевелил бровями, наблюдая за реакцией аудитории.

Оба друга заинтересованно прислушались, отхлебнув из своих кружек и ожидая продолжения. И, обрадованный таким вниманием Васёк, продолжил уже менее торопливо. Подняв руки в таинственном жесте, он приблизился к кострищу. И отсветы тлеющих углей демонически заблестели в его широко открытых глазах.

— И вот, значит, как-то раз кто-то из ленинских, кто поближе к Кумыске живёт, решили всё-таки лес зачистить. Там же в нём лагеря, санатории... Ни разу не тронутые до сих пор! Кто зимой в лес-то попрётся, когда весь город под рукой! А значит, там до сих пор хавка, бенз, лекарства...

Глава 11. Тайна Кумысной Поляны

Многоножка явно проигрывала сутулому собрату в скорости. Но никак не во взаимной ненависти.

После того, как прыгун схватил передний сегмент гнилого существа за глотку и упёрся ногами ему в живот, потеря головы была вопросом секунды. Раскрыв пасть с чёрными осколками зубов, она взвилась к потолку, как только «солдат» натужно хрюкнул и выпрямился, задрав когтистые лапы вверх.

И в этот же момент остальные части длинного жоры обвились вокруг обезьяноподобного монстра, схватив того за обрывки одежды, руки и ноги — так, что существо теперь почти не могло пошевелиться. И лишь оглушительно визжало, отчаянно извиваясь под многочисленными хваткими лапами.

А разорванная шея головного сегмента, брызгая тёмной кровью, неторопливо приблизилась к безносому лицу и резко воткнула этот обрывок прямо в раскрытую визжащую пасть.

Впервые я увидел выражение ужаса на лице существа, которое, казалось, вообще было не способно на какие-либо эмоции, кроме ярости и ненависти. Распахнув поросячьи глаза, прыгун замотал было головой, глухо рыча и пытаясь избавиться от отвратительного кляпа. Но низколобую голову тут же надёжно зафиксировали сразу две пары серых рук от ближайших сросшихся тел. И кляп продолжил прокачивать сквозь себя какое-то дерьмо прямо в глотку пленника.

Пока два монстра были заняты собой, я уже собирался дать сигнал к дальнейшему отступлению. Но, как выяснилось через миг, всё только начиналось.

В то время, как шум от развернувшейся борьбы немного стих — визги и булькающий клёкот сменились приглушённым рычанием и бормотанием — с обеих сторон бетонного тоннеля послышалось приближение новых особей. Спустя пару секунд, в течение которых я всё же постарался попятиться вдоль стены немного дальше от места встречи двух разных жор, в освещённое пространство ворвались новые бойцы.

Первыми подоспели трое обезьяноподобных «солдат». Подскочив из темноты к свернувшейся многоножке, они похватали могучими лапами разные сегменты и одновременно рванули их в разные стороны, всё с теми же натужными хрюками.

Существо порвалось только в одном месте — и растерянно вращающее жёлтыми глазами серое тело отлетело к стенке, выпуская сквозь обрывки губ непрерывную цепочку толстых белесых червей. И точно такие же сейчас выпадали из противоположного конца того сегмента, к которому раньше эти губы были прикреплены.

Остальные части либо разжали лапы, либо оторвали от тела пленника куски одежды. И он, получив свободу, тут же выдернул из своей пасти горло головного сегмента, вытошнив вслед за этим клубок извивающейся белесой мерзости.

А его собратья увлечённо превращали останки многоножки в крупный фарш, ломая у сросшихся тел рёбра, выкручивая и отрывая конечности, топча опустившиеся на бетон головы и шеи. Но ни один не пытался использовать в качестве оружия зубастую пасть. Бетонный пол быстро покрылся слоем тёмной крови и редкими раздавленными червями, извивающимися в предсмертных конвульсиях.

От этого увлекательного процесса их отвлёк множественный нарастающий булькающий клёкот, послышавшийся сквозь звуки борьбы из темноты слева. Повернув туда голову вслед за сутулыми «солдатами», я успел заметить в свете фонарика сразу двух новых противников. Вставшие на дыбы многоножки уже накачали себя воздухом — и в тот же миг извергли на прыгунов потоки мутной слизи вперемешку с гроздями извивающихся паразитов.