Деньги пахнут кровью (СИ) - Шу Алекс

— Раз надо, сейчас придём, — вздохнул бригадир, — пошли парни.

Домой я возвращался усталым и довольным. В карманах лежали «нечестно заработанные» две пятерки и десятка, в сумке, кроме пустой посуды с остатками обеда — бутылка «кагора» и туалетная вода «Красная Москва». В наборе ещё духи были, но их забрал бригадир по праву старшего.

Дома быстро перекусил яичницей с парой кусков колбасы, оставшейся в холодильнике, запил трапезу чаем и пошёл к себе в комнату. Повалялся полчасика, отдыхая от рабочего дня и прислушиваясь к ощущениям тела. Мышцы немного ныли с непривычки, но в целом всё было нормально. Вздохнул и пошёл переодеваться для пробежки.

Когда вышел из подъезда, на город чернильной кляксой опустилась вечерняя тьма. Но теплый, желтый свет фонарей развеивал мглу, даря ощущение уюта и покоя. Кроссовки негромко шлепали по асфальту. Чуть остывший от жары прохладный воздух бодрил. Не обращая внимания на взгляды окружающих я бежал трусцой, разрабатывая дыхалку и думая о своих проблемах.

В пятницу должна пройти встреча с Ашотом. Парень произвел на меня хорошее впечатление, но я ничего не помнил и не знал о нём. И даже не представлял о чём говорить с новоявленным «братом».

«Вот зачем меня надо было загонять в тело уголовника и при этом не дать никакой информации о его прошлой жизни? И теперь я как новорожденный младенец, ничего не понимаю и не помню. И даже не знаю, как себя вести с кучей знакомых и друзей. Приходится двигаться как слепой, на ощупь. Это неправильно», — с горечью констатировал я, — «Мастер, если ты меня слышишь, так нельзя! Дай мне хотя бы минимум сведений о прежней личности».

Прохладный ветерок игриво потеребил футболку, пробежался по начинающему отрастать ежику волос, ударил в грудь и внезапно пропал. Затем взметнулся новым порывом, поднимая пыль и снова бессильно оседая. И в этом завывании ветра мне послышалось довольное хихиканье и тихое слово «хорошо», отпечатавшееся в мозгу.

«Черт, уже слуховые галлюцинации начинаются, надо заканчивать бегать и идти отдыхать домой, так и загнать себя можно», — решил я.

После пробежки вырубился сразу, как только прилег на кровать.

И яркая картинка из прошлой жизни ворвалась в спящее сознание:

Толстая железная дверь с грохотом захлопнулась, оставляя смуглого паренька на пороге помещения.

Обитатели камеры знаменитого Московского СИЗО № 2, называемого в народе «Бутыркой», с интересом рассматривали новичка. Я тоже приподнялся на локте, глянув на новоприбывшего. В тюрьме развлечений мало и каждый новичок, повод устроить очередное шоу — «прописку» или проверить его «на вшивость».

Под прицелом десятков глаз уголовников, парень чувствовал себя неуютно и нервно топтался на входе.

— Ну, чего стал как не родной, проходи, — татуированный лысый детина махнул рукой, приглашая заходить. — Обзовись для начала.

— Обозвать? — не понял паренек, — кого и зачем?

— Ха-ха-ха, — заржал лысый. Парочка «расписных» шестерок похлипче угодливо захихикала, поддерживая вожака.

— Первоход что ли? Ты обществу за себя поясни. Погоняло какое?

— Погоняло? — Смуглый паренек задумался. — Это имя что ли? Ашот — я.

— По статье какой залетел? — деловито поинтересовался сидевший рядом с лысым невысокий коренастый мужик в серой футболке.

— 206-ая, ещё и 119-ую, часть первую предъявляют, — вздохнул Ашот.

— О, так ты у нас баклан, — развеселился лысый, — хулиганишь, ещё и особо опасный. Мусорам сопротивление оказываешь?

— Случайно всё получилось, — понурился парень, — в ресторане гулял с родственниками. День рождения Карена праздновали. Дядя Баграм, когда выпивает, дурной становится. Начал к официанту претензии предъявлять. Потом с какими-то ребятами зацепился. Тарелки разбил, бутылкой посетителя ударил. А когда менты появилась, сопротивлялся. Мы просто оттаскивали милиционеров от него, и одного я случайно ударил в возне. Не хотел, просто отмахнулся в горячке, когда он меня за плечо сзади схватил. Даже не видел, что это сержант был. Вот всех нас в участок и повезли. Могли вопрос на месте решить, но дядя Баграм пьяным много чего наговорил и наделал. Менты пошли на принцип, его, меня и ещё пару человек по статьям оформили. А я просто сержанту тем ударом губу разбил, поэтому, дополнительно, к 206 статье 199-ую часть первую прилепили.

— Складно базаришь, — ухмыльнулся лысый. — А кто ты по жизни?

— У нас несколько мест на разных рынках, фруктами торгуем, овощами, — ответил парень.

— Барыга, значит, — недобро оскалился уголовник, — а ты знаешь, что барыг здесь у нас не очень любят. Или, наоборот, очень. Кидают вялого на клык или долбят в очко всем хором. Будешь Маруськой, сладкий? Соглашайся, тема для тебя хорошая. Петухи в шоколаде живут, хоть и отдельно от правильных арестантов. Подарочки получают, хавкой снабжаются.

— Не буду, — сверкнул глазами парень. — Умру лучше.

«Молоток», — я почувствовал симпатию к смуглому. — «Все правильно сказал».

— Да ладно тебе, Гвоздь, — с дальнего угла поднялся худой чернявый мужичок. Суетливые дерганные движения, хитрые масляные глазки, наколотая точка в уголке рта — опытный арестант сразу бы всё понял об этом персонаже — местный петух, ещё и плотно сидящий на тяжёлой наркоте.

— Зря на парнягу наезжаешь. Я зырю, он нормальный пацан, честный фраер, — продолжил чернявый. — Дай краба, братан.

Неожиданный защитник вихлястой походкой пошёл к парню, протягивая руку.

Лысый, ухмыляясь, наблюдал за разворачивающимся «цирком».

— Анка, стоять сука, — рычу я, спрыгивая со шконки. — Урою.

Петух испуганно замер с протянутой рукой.

— Ты чего лезешь? — злобно оскаливается лысый. — Рамсы попутал?

— За базаром следи, Гвоздь, — огрызаюсь я. — По беспределу зашкварить парня хотите? Так вас за этот косяк спросят по-серьезному.

— Кто? — потише, и уже не так борзо спрашивает лысый.

— То, что вчера Потапыча от нас забрали, и ты, с понтом, сразу смотрящим стал, пока кто-то из авторитетных арестантов в камере не появился, ничего не значит, — объясняю ему расклад. — Ты своим беспределом на мусоров работаешь, недовольных и обиженных плодишь, пацанов от воровского отталкиваешь, куму стучать вынуждаешь. А за это спросят обязательно.

— По ушам ездишь, — бурчит татуированный. — Ничего такого я не делаю.

— Да? — усмехаюсь я. — За базар отвечаешь?

Лысый молчит.

— Я тебе, Гвоздь, напомню, на всякий случай, — продолжаю я, — недавно по хатам маляву от воров кинули. Японец подписал, Дато Ташкентский, Авоська, Паша Цируль и ещё ряд не менее авторитетных людей. Забыл, что в ней было сказано?

Лицо Гвоздя смурнеет. По виску ползет, оставляя прозрачную дорожку, капля пота. Но уголовник продолжает хранить молчание.

— Так я тебе напомню, ещё раз, — насмешливо смотрю на стушевавшегося лысого. — «Привет всем бродягам и путевым пацанам. В первый раз попавшим объясните уклад и правильный образ жизни Дома нашего. Не допускайте беспредела. За него придется держать ответ. Каждый опущенный или зашкваренный по беспределу, это пятно на деле воровском и работа на оперчасть». Всё понял?

— Я не беспредельничал, — бормочет лысый, — и…

— Ты именно беспредельничал, — обрываю его. — Пацан на хате в первый раз. Ничего не знает. А вы, вместо того, чтобы уклад ему объяснить, как жить нужно в доме, сразу зашкварить и опустить попытались. Ты прямо с порога начал его в петухи определять и Анку не остановил, когда она грабли свои дырявые к нему тянула. Но если хочешь, можем спросить у людей, что маляву подписали. Изложим ситуацию, и попросим рассудить по понятиям.

— Не надо, — выдавливает Гвоздь. — Я всё понял. Косяк упорол.

— Вот и ладушки, — покладисто соглашаюсь я, — Эй, парень, как тебя кличут, Ашот? Чего у входа встал? Сюда иди. Здесь недалеко место свободное есть.

В зал успеваю попасть только вечером в четверг. Василий Петрович, держащий на лапах здоровенного мужика, останавливается. Делает движение рукой «отдохни, мол». И подходит ко мне.