Андрей Гончаров - Яд для императора
Глава 12
— Что случилось? Кто стрелял? — воскликнула Катя, обращаясь к нему.
— Потом расскажу! Нам надо бежать! — ответил статский советник. — Садитесь с Игорем на второго коня, на Бедуина.
Товарищи больше ни о чем не стали спрашивать своего руководителя. Дружинин быстро снял с себя пальто — в нем было неудобно сидеть на коне, — скатал, бросил на луку, затем сам взлетел в седло и наклонился, подавая руку Кате. Однако она почему-то замешкалась. Достала из пелерины кошелек, из него — несколько ассигнаций и протянула их Анне.
— На, возьми, — сказала она. — Чтобы добраться, куда вы решили, много денег надо. Да бери скорее, видишь, времени нет! А, черт, бери все!
Она сунула в руку невесте весь кошелек, после чего сама легко села на лошадь позади Дружинина. Углов уже тронул поводья, когда Петр Возняк неожиданно произнес:
— Погодите, панове! Не езжайте на мост — там вас догонят! Езжайте лучше этим берегом, там есть тропка. Версты две проедете, тропка свернет к реке. Вы езжайте, не бойтесь — там брод. Выйдете на шлях — а там можете ехать до самого города.
— Кто этот парень? — спросил Углов у Кати. — Ему можно верить?
— Можно, можно! — ответила Половцева. — Он дело говорит! Поехали!
И всадники, набирая скорость, поскакали в указанном юношей направлении.
Ночь была темная. Иногда ветер разгонял тучи, показывалась половинка шедшей на ущерб луны, и тогда беглецы различали слева от себя гладь реки, а справа — цепочку холмов. Они прислушивались, но погони не было слышно.
Когда проехали обещанные две версты, тропа действительно свернула к реке. Всадники вошли в воду и спустя несколько минут выбрались на западный берег. Перед ними белела дорога, по которой несколько часов назад они ехали в коляске. И здесь, на дороге, они отчетливо услышали стук копыт и различили группу своих преследователей — они находились менее чем в полукилометре.
— Ходу, ходу! — крикнул Углов, пришпоривая своего коня. Дружинин поступил так же с Бедуином, и они понеслись во весь опор.
Бешеная скачка продолжалась почти час, и Бедуин, несший двойной груз, начал отставать. Но в это же время впереди показался огонек, потом еще несколько — это был Радом. Стало понятно, что они успеют доехать до города, прежде чем их настигнет погоня. Видимо, это же поняли и преследователи. Обернувшись, друзья убедились, что сзади на дороге больше никого нет. Тогда они дали отдохнуть своим коням и поехали шагом. Теперь наконец Катя и Игорь могли расспросить Углова о том, что произошло в имении.
— Так почему ты бежал? — спросила Половцева. — И кто стрелял?
— Это все тот самый сюрприз, о котором говорил почтенный пан Гронский, — отвечал Углов. — Я, как вы помните, разок спросил про этот сюрприз, а потом и забыл о нем. И вот мы сидим, ужинаем, одно блюдо сменяет другое, я слегка расслабился… И тут входит слуга, склоняется к уху хозяина и что-то ему шепотом докладывает. Хозяин расплывается в улыбке, вскакивает и спешит к двери. И уже на бегу говорит: «Вот, господин граф, приехал тот самый сюрприз, который я вам обещал! Сейчас увидите!»
И тут я соображаю, что «сюрприз» — это, очевидно, человек, раз он сам приехал. И как-то мне становится тревожно, и я начинаю вспоминать, где я оставил пистолеты и сколько времени прошло с тех пор, как вы ушли, и где вы сейчас находитесь. Но не успел я обо всем этом подумать, как дверь отворяется, и входит хозяин, а за ним — невысокий такой человек, плохо одетый, лет около пятидесяти. И пан Гронский торжественно говорит: «Вот, пан Рогинский, ваш боевой товарищ граф Пшибельский! Вот та самая долгожданная встреча, которую я вам обещал!» Этот самый Рогинский смотрит на меня, и я вижу, как на лице у него сменяют друг друга совсем разные выражения: вначале ожидание, потом недоумение и растерянность, а затем и гнев…
— То есть Гронский где-то нашел старого боевого соратника графа Пшибельского! — воскликнула Катя, не утерпев до конца рассказа. — Так вот в чем заключался «сюрприз», о котором он говорил…
— Ну да! И сюрприз, надо сказать, удался! Правда, не с тем результатом… Я сразу понял, что разоблачен, и никакие объяснения невозможны: надо бежать. Я встал и, не говоря ни слова, двинулся вокруг стола к двери. Я стремился воспользоваться тем, что хозяин и Рогинский уже сделали несколько шагов к столу и проход был свободен.
Гронский был в растерянности: он не понимал, что происходит, почему «старые боевые друзья» не обнимаются, не приветствуют друг друга, а вместо этого «граф Пшибельский» собирается куда-то идти. Тут Рогинский воскликнул: «Но это не граф! Кто этот человек?! Это самозванец!»
Дальше изображать, будто ничего не происходит, уже не имело смысла. Я бросился бежать со всех ног. Рогинский попытался меня перехватить, но я ударил его по руке, и он отлетел в сторону. Я сбежал вниз, схватил свое пальто. Потом сообразил, что оно будет мне мешать, и бросил его — только пистолеты из кармана взял. Позади хлопнула дверь, раздался голос Гронского: он призывал слуг, требовал меня задержать.
Но я опять оказался быстрее их. Я уже выскочил на улицу и помчался к конюшне. Я вспомнил обход поместья, который мы совершали перед обедом, и рассказ хозяина о его замечательных лошадях Арабе и Бедуине, быстрее которых нет во всей округе. Лошади были необходимы: иначе я не мог бы вывезти вас и скрыться от погони. А что погоня за нами будет, я не сомневался.
Я подбежал к конюшне. Ворота были закрыты, но я пару раз ударил по засову рукояткой пистолета и сбил его. В конюшне было темно, но из окон дома падал свет, и это было мне на руку — кое-что можно было разглядеть. Я помнил, где стояли Араб и Бедуин, и сразу отыскал их. Со стороны дома ко мне бежали несколько человек; я выстрелил два раза. Один упал, остальные отступили. Это дало мне возможность оседлать коней. Но когда я попробовал вывести их за ворота, меня встретили выстрелами: слуги Гронского окружили конюшню. Я уже не знал, что делать, когда внезапно с противоположной стороны, из кустов, кто-то начал стрелять по полякам. А потом оттуда раздался крик: «Казаки, в атаку, вашу мать!» Мои противники поспешно отступили к дому. Я воспользовался этим моментом, быстро вывел лошадей за ворота и поскакал в сторону деревни, ведя Бедуина в поводу. Сзади раздались выстрелы, несколько пуль просвистело у меня над головой, но ни одна не попала. Ну, а дальнейшее вы знаете.
— Подожди, а казаки? — спросила Катя. — Разве они не пошли в атаку?
— Нет, никаких казаков я не видел, — покачал головой Углов.
— Вот загадочная история! — воскликнул Дружинин. — У нас появился таинственный покровитель, который приходит на выручку в решающую минуту. Кто бы это мог быть?
— Понятия не имею, — признался руководитель группы. — В ту минуту я подумал, что это ты, Игорь, но потом понял, что голос у кричавшего был совершенно другой.
— Может, это губернатор Радома приставил к нам своего человека? — предположила Катя. — Ведь ты же ему представился, верно? Раскрыл свое инкогнито?
— Да, представился, и письмо Орлова показал, но у меня было впечатление, что он вряд ли что-то понял, — ответил Углов. — И вообще он показался мне человеком глуповатым и безынициативным.
— Да, странная история! — сказал Дружинин. — Что еще раз подтверждает, что весь этот план с «графом Пшибельским» был чересчур рискованным. Помните, я предупреждал, что что-то подобное может случиться?
— Да, что-то такое могло случиться, — согласилась Катя. — Но я согласна с Кириллом, что риск был оправдан. Ведь мы узнали все, что хотели.
— Так вы узнали?! — воскликнул Углов. — Что? Вы встретились с Возняком?
— Да, встретились, — ответила Катя.
И она пересказала начальнику разговор с Аней, а затем с Петром.
— Я пришла к убеждению, что Возняк непричастен к смерти императора Николая, — завершила она свой рассказ. — Его рассказ не противоречит тому, что рассказала его невеста. А когда люди лгут, противоречия обязательно вылезут. И потом, у него нет денег! Если он убил за вознаграждение, то где оно? Если убил по заданию националистического подполья, без вознаграждения, то почему подполье ничего о нем не знает? В общем, от этой версии придется отказаться. Зато Возняк дал нам другую…
— Вот как? Интересно, какую? — спросил Углов, которому было жаль расставаться с «польским следом».
— Он пересказал странный разговор, который профессор Енохин имел с каким-то англичанином, — отвечала Катя. — Этот разговор состоялся как раз накануне смерти императора.
И она передала рассказ Возняка о разговоре на Дворцовой площади.
— Да, действительно странно… — пробормотал Углов, выслушав ее рассказ. — Скажи… — он повернулся к Дружинину, — Енохин тебе ничего не говорил о каких-либо контактах с английскими коллегами? Может, он у них консультируется?
