Андрей Гончаров - Яд для императора
— Планы? Какие еще планы? — недоверчиво спросила Катя.
— Понимаете, он сразу знал, что здесь, в деревне, меня не примут, всегда будут косо смотреть, — объяснила Аня. — А уж в Россию, ко мне на родину, и вовсе ехать нельзя — там я крепостная. И вот Петя задумал… Я, правда, ему обещала никому про то не говорить…
— Придется рассказать, — неумолимо заявила Катя.
— Петя задумал в Америку уехать, — сообщила Аня. — Там, говорит, всех беглых принимают. И там все равно, какой ты веры, какой нации. Там даже землю задаром раздают! Я, правда, в это поверить никак не могу, но Петя говорит, что слух верный. Так что мы свадьбу справим — и сразу туда отправимся. Одно плохо…
— Что? Что сначала ему надо в какую-то из столиц наведаться, отчет сдать? — спросила Катя. — И деньги, наверно, получить…
— Это вы про что? — не поняла Аня. — Нет, ни в какую столицу мы ехать не собирались. А препятствие у нас одно: денег нет. Ведь на пароход, который через океан перевозит, деньги нужны. Отец Петю, конечно, любит и поможет чем может. Только у него денег тоже нет. Так что мы будем, наверно, где-то работать. А как заработаем — так и поедем.
В это время за дверью послышались шаги, она распахнулась, и во флигель, держась бок о бок, как братья, ввалились Дружинин и не знакомый Кате парень. Очевидно, это и был Петр Возняк. Взглянув на него, Катя поняла, чем императорский денщик пленил сердце Анны Лоскутовой. Петр был высок, строен, черные волосы открывали широкий лоб, глаза смотрели твердо. В нарядном шелковом жилете, с красным бантом на шее он был очень красив.
— Вот, доставил жениха, — сообщил Дружинин. — Ему тут шепнули, что его Аню какая-то барыня допрашивает, так он на месте усидеть не мог, сразу к ней стал рваться. Что ж, я подумал, что можно их вместе допросить.
— А что он тебе успел сказать? — спросила Катя.
— Что-что! Все отрицает. Заявляет, что императора он почитал и даже привязался к нему, потому что Николай был к нему добр.
— Да, так и было! — твердо заявил Возняк. — Я почитал Его Величество императора Николая и никогда не покусился бы на его жизнь. Но я хотел сказать не это. Я хотел сказать вот что. Я знал, что меня будут искать, и, если найдут, дорога мне одна — на каторгу. А сейчас, от этого господина, я узнал и другое — что император не умер от болезни, а был убит, и вы ищете убийцу. Конечно, я очень подхожу, чтобы меня записать в убийцы. И что бы я ни говорил, мне не поверят. Ладно, пусть я попаду на каторгу или даже на виселицу. Но Аня-то точно ни в чем не виновата! Отпустите ее, и я во всем признаюсь. Напишу, как зарезал, или отравил, или задушил императора, от кого получил деньги. Все подпишу, только ее не троньте!
— Признаешься? — спросила Катя, подходя к жениху. — Все расскажешь?
— Сначала ее отпустите, — потребовал Возняк. — Я уговорю отца, он даст денег, сколько есть, даст лошадь, и Аня сможет уехать в Варшаву. А там… там не знаю.
Он бросил на невесту взгляд, полный любви и жалости, затем вновь твердо посмотрел на Половцеву.
— Все расскажешь, кто тебя научил убить Его Величество? — продолжала допрашивать Катя.
— Конечно, скажу, почему нет.
— И кто же это?
— Кто? Англичане, конечно.
— Почему же англичане? Ты встречался с их представителем? Кто это? Как он выглядит?
— Я же сказал: отпустите Аню, дадите ей уехать, тогда расскажу, — упорствовал жених. — Пока это не сделаете, никаких подробностей не будет.
— А деньги? Где деньги, которые ты получил за убийство? — не отставала Катя.
— Деньги… — протянул Возняк. — С деньгами хуже. Нету их, денег. Ну, вы напишите, что я их, мол, пропил. Или нет — отдал пану Гронскому, вот что! Он такой кровопийца, что его не жалко. Пускай он отвечает, куда деньги дел. Загонят его в Сибирь — деревня мне спасибо скажет. Так что, ваше благородие, договорились? Отпускаете Аню?
Половцева еще минуту сверлила его глазами, затем отвернулась, прошла по комнате. Остановившись перед Дружининым, она произнесла:
— Он не виноват.
— Что? — не сразу понял капитан. — Почему ты так решила?
— По его «признанию». Типичный самооговор. Никакого задания на убийство он не получал, яда не давал, и денег у него нет. Это, кстати, согласуется с показаниями его невесты — она мне сообщила, что основное препятствие в их планах — отсутствие денег. Нет, киллеры так себя не ведут…
— И какие же у них планы? — недоверчиво спросил капитан.
— В Америку податься. Но это сейчас неважно. Важно другое…
Половцева вернулась к Возняку, который продолжал стоять посреди комнаты, с удивлением прислушиваясь к разговору, ведшемуся на каком-то совсем другом русском языке, не том, к которому он привык. Вновь остановившись напротив жениха, она спросила:
— Хорошо, допустим, я поверю, что не ты убил императора. Тогда кто? Ты был с ним все последние дни, многое видел. Неужели ничто не показалось тебе подозрительным?
Трудно передать, как изменилось лицо юноши при этих словах. Было такое впечатление, что стоял человек, придавленный упавшей на него горой, — и вдруг эта гора исчезла и ничто больше его не давило.
— Так вы мне верите?! Верите, что я не убивал?! — воскликнул он. — Матерь Божья, как это отрадно слышать! Но… вы что-то спросили?
— Я спросила, кто в таком случае убил императора Николая? — повторила Половцева. — Неужели ты не заметил ничего подозрительного?
— Кто, кто… — в раздумье произнес Возняк. — Среди прислуги многие думали на лекаря Мандта. Но я не согласен. Лекарь он, мне кажется, неважный, человек очень упрямый, но не убийца. Он очень переживал, когда императору становилось все хуже и хуже.
— Может, другие врачи?
— Нет, они тоже… Хотя подождите! Енохин!
— Что Енохин? — спросил Дружинин.
— Он из всех врачей был самый умный, самый знающий, — принялся объяснять Возняк. — Но вот что странно. 11 февраля императору стало значительно лучше. Казалось, он начал выздоравливать. В тот день его, среди других врачей, посетил и Енохин. А потом, выйдя из дворца на площадь, он встретился с каким-то иностранцем и говорил с ним о болезни Его Величества. Я как раз в этот день получил увольнительную на три часа и шел мимо них. Енохин меня не заметил, а я слышал часть их разговора…
— Почему ты думаешь, что это был иностранец? — резко спросил Дружинин.
— Потому что они говорили по-английски!
— Откуда ты знаешь? Ты что, понимаешь английский?
— Уже немного понимаю, — отвечал Возняк. — Так я знаю три языка: польский, русский и французский. Последний я выучил, пока служил во дворце. А когда я решил, что нам с Аней надо бежать в Америку, стал учить английский. Книжку на развале купил и учил.
— И о чем же они говорили? — спросила Катя.
— Незнакомец спросил: «Как он?» А доктор ответил: «Очень плох, как я и говорил». Тот снова спрашивает: «Когда это произойдет?» А Енохин отвечает: «Дней через шесть-семь, не больше». А последний вопрос, который я услышал, был такой: «И когда вы приедете?»
— А ответ? Что он ответил? — с нетерпением спросила Катя.
— Вот этого я уже не слышал, — с сожалением признался Возняк. — Не мог же я возле них стоять и слушать! Я и так шел еле-еле, стараясь ничего не упустить.
— Что, ты уже тогда подумал, что речь идет об убийстве? — недоверчиво спросил Дружинин.
— Нет, ничего такого я тогда не подумал, — признался парень. — Просто мне было интересно послушать английскую речь. А потом я забыл об этом разговоре. У меня тогда голова другим была занята — я все время о нас с Аней думал. Только сейчас вспомнил, когда пани спросила.
Несколько минут прошли в молчании. Половцева о чем-то напряженно размышляла. Затем, повернувшись к Дружинину, сказала:
— Больше здесь делать нечего. Возвращаемся в имение. А вы…
Тут она повернулась к Анне, которая внимательно слушала их разговор, и закончила:
— А вы можете продолжать свадьбу. Больше вам никто, я думаю, не помешает.
С этими словами она вышла из флигеля и на секунду остановилась, поджидая Дружинина. И тут со стороны усадьбы вдруг донесся выстрел. За ним — еще один, а затем последовала целая череда выстрелов.
— Что это? — с тревогой спросил Дружинин. — Это не охота! Ночью никто не охотится…
Они стояли и напряженно прислушивались. Вскоре они услышали стук копыт — он доносился оттуда, со стороны усадьбы. Кто-то во весь опор гнал лошадь к деревне. Катя выбежала на улицу, и вовремя — всадник, который вел в поводу второго коня, уже готов был проскакать мимо. Увидев Катю, он резко затормозил. Это был Углов.
Глава 12
— Что случилось? Кто стрелял? — воскликнула Катя, обращаясь к нему.
— Потом расскажу! Нам надо бежать! — ответил статский советник. — Садитесь с Игорем на второго коня, на Бедуина.
Товарищи больше ни о чем не стали спрашивать своего руководителя. Дружинин быстро снял с себя пальто — в нем было неудобно сидеть на коне, — скатал, бросил на луку, затем сам взлетел в седло и наклонился, подавая руку Кате. Однако она почему-то замешкалась. Достала из пелерины кошелек, из него — несколько ассигнаций и протянула их Анне.
