Противофаза (СИ) - Раин Максимилиан
А вот это уже интересно. Народный певец Дагестана Йосик Кабздон неожиданно попал в поле моего зрения, сидящий за столом с куском мяса в руках, надеюсь, не кошерным. Есть ли такое место, куда бы не смогла прошмыгнуть эта пронырливая субстанция? Даже сортир Брежнева вряд ли будет от него неприступен. Молодой широколицый Юра Антонов улыбался рядом сидящей даме. Не ожидал, чесслово от него такого выкоблянса. Я о нахождение его здесь, а не про улыбку даме. Ого, и Микитка Михалков тут со своими идиотскими усами, увлечённо пожирающий салаты. Сложно найти ещё одного такого человека, которому решительно нельзя улыбаться. Сразу же тогда проявляется в облике чего-то мерзостное. Увидел этих красавчиков не сразу, потому что сидели почти в конце стола.
Музыканты на эстраде, нарядно одетые в бежевые пиджаки и тёмно-синие брюки, исполняли на эстраде цыганскую песню «О, песня звонкая». Зона бара находилась в аванзале, то есть в своеобразном зале ожидания. Или отдыха, смотря с какого ракурса посмотреть. Кроме стойки с высокими стульями и мягкими кожаными диванами вдоль стен, здесь отдельно располагалась пара столиков со стульями. Сюда заскакивали и приземлялись любители глотнуть холодненького и пенистого чешского пива в розлив, быкастые ребята из охраны почесать языками и сильно намарафеченные марухи, любительницы пососать коктелю через соломинку.
Я сосредоточенно зависал со своими коблерами, втайне завидуя Йосику, расправляющемуся с куском мяса. Никто не мешал моему одиночеству, если бы марухи не клеились на меня, как мухи на мёд. Миловидный скучающий кобелёк, в меру невинный, сидит свободным и неприкаянным. Случайно ляпнул, что меня женщины не интересуют. После чего девицы сразу же перестали меня замечать, зато Жорик как-то резко подобрел. Быстро же тут сарафанное радио работает, вернее, колготочное.
Позади меня оккупировала столик одна троица евреев-матершинников с благообразной профессорской внешностью лет под сорок, в составе Доси, Носа и Костика. К их столику часто подходили разные люди, здоровались, общались, вот и выяснились эти кликухи. На их столе образовались батарея из бутылок пива явно импортного, с закусью в виде сушёной вобляной икры. Евреи-матершинники так громко и характерно матерились, что мне даже уши порой закладывало от смущения.
Позднее выяснилось, что из евреев там был один только Дося, и что здешний именинник Боря Лупатый на самом деле тоже есть еврей Борух Гомин. Оказалось, что по программе кроме торжественного вечера в честь дня рождения уважаемого авторитета, в соседнем банкетном зале сейчас проходило совещание воров в законе, а по-простому говоря, сходка. На неё приехали авторитеты почти со всего Союза. Сидят там с полудня и неизвестно когда закончат.
Матершинники злословили о приглашённых на этот вечер знаменитостях. Йося Кабздон вроде бы как попал в передрягу. Недавно в газете «Вечерняя Москва» опубликовали о нём фельетон «Баритон разбушевался» о том, как он позволил себе оскорбления в адрес тружеников села на гастролях. Шьют ему дело по хулиганке. Костик, правда, яро возражал, что его могут посадить:
— С таким пипи умением влезать в пипи пипи пипи этот пипи деятель не пипи. Он даже к пипи Лапину, который ненавидит евреев пипи, так пипи, что теперь не пипи с экранов пипи телевизоров. Скоро пипи шумиха в пипи газетах по его поводу пипи и дело пипи накроется, а пипи письмами пипи трудящихся пипи. Я пипи с какого пипи дуба Сека рухнул, когда припипи его сюда.
— Говорят, что он сам сюда напипи, — авторитетно заметил Дося, — Насколько я знаю хозяина, официоз ему пипи до пипи.
Далее весёлая банда помыла косточки Юрику Антонову, вроде как тоже приглашённому сюда выступать. Михалков обещает повеселить криминал с их гостями байками из жизни актёров. А в основном придётся ишачить Костику с Носом со своими блатными куплетами, если Токарев не проявится. Обсуждали они ещё Высоцкого, Аркашу Северного и естественно меня, ака Виктора Токарева. Северного материли самозабвенно, потому что этого поца специально привезли ради этой днюхи из северной столицы, а он напился до положения риз. Даже в больницу пришлось его переть. Высоцкий просто отказался приезжать на воровской шабаш. Этот факт почему-то не вызвал никакого разочарования у матершинников, наоборот, только обрадовал. Витюху Токарева пока никто в глаза не видел, кроме Мини Пятницы, но парень имеет несомненный талант и далёко пойдёт, если правильно ему пособить. Много бобосов можно с него намыть.
— Не гони лошадей, Дося. Парень может не согласиться, — рассудительно высказался Костик, — Вдруг у него свои задвижки имеются.
— Ничего у него нет, — пыхнул сигаретиной Дося, — Записи лажовые, какие-то случайные пацаны толкали. Миня их тихонечко прижал, и они легко отвалились. Отвечаю, с этим парнем мы не прогадаем. Хорошо, что я Лупатого подсадил на Токарева, и днюха вовремя подвалила.
Затем профессора снова вернулись к обсуждению тех авторитетов, что прибыли на сходку и тех, кто не прибыл, и из каких регионов. Прибыло много кавказских авторитетов. Поскольку мусора озверели, и прошли многочисленные посадки, осталось много незанятых ниш. Лупатый положил глаз на основную их часть. Против активно возражают азеры и частично сибиряки. Среди залупатовцев оказались питерские, грузины и абхазы. Остальные пока принюхиваются.
— Не залупатовцы, а подзалуповцы, — поправил приятеля Костик.
— Не учи батьку пипи, — буркнул Дося и стряхнул пепел с папиросы в блюдце с рыбьей шелухой.
Костик даже высказал матерное сожаление, что виднейший специалист по вытеснению «чёрноты» из лакомых сфер Монгол и многие из его банды сейчас греют бока на киче. Ярый матершинник реально оказался преподавателем в вузе. В каком не расслышал. И его приятель Дося, у которого рыльник, как у учёной обезьянки, тоже. Короче, интеллигенция у нас на марше, и к коммунизму на пути.
Явился Миня и приволок с собой лысого и всего из себя круглого мужика, оказавшегося директором ресторана. Тот перебросился парой фраз с распорядителями и без всякого смущения, глядя куда-то мимо меня, высказался, что надо ещё часик-другой подождать. Ещё не все приглашённые прибыли. Места зарезервированы так, чтобы не вышло конфуза. Профессора-матершинники за спиной возмутились и заявили, что около них имеется масса незанятых мест и что малец может туда без проблем пока подгрузиться. Кругляш, однако, стоял на своём. Он даже сделал предупреждение своим людям, чтобы посторонних в банкетный зал не пропускали. Расклад понятен. Надо же работникам советского общепита тоже хорошенько нагреться на воровском празднике.
Миня приобрёл лицом определённый градус озадаченности и, изобразив непонятный жест рукой над головой, опять куда-то растворился. Профессора принялись зазывать меня за свой столик, обещая угостить таким пивом, которое я за всю свою недолгую жизнь даже близко не нюхал. А то я Хугардена никогда не употреблял. Нашли чем удивить, но приглашение профессоров не отклонил и с удовлетворением заметил, что материться они меньше не стали. Значит, я выгляжу далеко не малолеткой.
Познакомились человеческими именами. Отрекомендовался приятелем Мини. Сорокалетки оказались интересными собеседниками и известными в определённых кругах исполнителями блатных песен. Костик, он же Константин Беляев, прославился забористыми песенками про евреев. «Кругом одни евреи» из его репертуара. Цыганистый Нос, в миру Юра Морозов, также подвизался в этом амплуа с лёгким уклоном в фольклор. Дося, он же Давид Шендерович, не был исполнителем, но организовывал записи таких песен. Он же мне внушительно произнёс, указывая подбородком на своих приятелей:
— Не теряй времени, Мишка. Требуй с них автографы. Потом от этого поимеешь нехилый гешефт. Внукам будешь рассказывать, как пил пиво с такими глыбищами блатного творчества.
И тут же заработал шутливый удар кулаком в плечо от Костика.
— Адресок тогда оставьте, куда можно подъехать к блатным глыбищам за автографами с бутылочкой вкусного коньячка, — не растерялся я.
