Поворот (СИ) - Номен Квинтус
Начиная уже с конца февраля возобновились «грандиозные стройки» на бывших удельных землях, и в основном там строились крупные зернохранилища. Иногда места этих строек выглядели довольно неразумно: вдали от нормальных дорог, иногда вообще в жуткой глуши, где и народу-то почти не было — однако был в России один человек, который выбор мест под строительства неразумными не считал. То есть он тоже считал, что «можно было бы и поудобнее землю под строительство изыскать», но определенные доводы госпожи Старостиной он тоже считал весьма вескими — а Катя, которая теперь занималась руководством всей этой «активностью», на недоуменный вопрос Эдуарда Брониславовича ответила кратко и совершенно исчерпывающе:
— мало народу вокруг — значит охрану можно ставить небольшую. А если места будут людные, то охрана даже с пулеметами может не отбиться от желающих хранилища пограбить. Мужик — он от природы дик и жесток, а в случае голода он еще становится и необузданным. Но мужик ленив, далеко он склады грабить не пойдет — а железные дороги, которые вы к этим складам выстроите, и одни войска железнодорожные сохранить в неприкосновенности сумеют.
Понятно, что дороги «в места не столь отдаленные» строились узкоколейные: на них и металла куда как меньше уходит, и пути прокладывать невпример легче — а возить по ним нужно было крайне немного и вообще недолго. Поэтому даже с паровозами для этих дорог возиться не стали, для них изготовили маленькие локомотивчики с «тракторными» моторами по восемьдесят всего лошадиных сил. Такой локомотивчик, конечно, с трудом и пять вагонов по дороге протащить может (а на большинстве этих дорог вообще не больше трех), но при верном управлении движением на такой дороге за сутки можно было перевезти от узловой станции (или в обратном направлении) более пятисот тонн зерна, а на отдельных, «показательных» дорогах и тысяча не покажется величиной возможной.
А строить эти дороги стало просто — с точки зрения доступности рельсов: в Царицыне на бывшем заводе ДЮМО поставили мартеновскую печь, в которой переплавляли старые рельсы — и весь металл сразу шел на рельсобалочный стан, катавший рельсы уже новые, как раз шестнадцатифунтовые для узкоколеек. А на дорогах широкой колеи вместо старых рельсов теперь клались новые, «тяжелые», тридцатишестифунтовые (которые по новым правилам назывались «Р-45»). И рельсы меняли не красоты ради, а для того, чтобы дороги выдерживали и новые товарные вагоны, строящиеся по «американскому образцу»: с двухосными тележками и способные груза брать свыше пятидесяти тонн. Под эти же рельсы были закуплены в Америке и могучие паровозы-«декаподы», пятьсот штук было закуплено — а теперь их производство налаживалось и на Харьковском заводе, а в планах было их выпуск наладить и в Луганске. Вполне осуществимых планах: после того, как паровозные заводы были переданы под управление МПС, все планы министерства выглядели осуществимыми. И вообще министр путей сообщения господин Кригер-Войновский считал, что планы он себе слишком уж скромные ставит — но пока многие свои мечты он считал преждевременным воплощать. Просто потому, что сначала требовалось привести в порядок то, что было порушено за время войны…
Алексей Евграфович с этой удивительной дамой уже встречался, и снова удивился, насколько начальница секретариата господина Лаврова разбирается в очень непростой науке. Хотя в первый раз он счел, что дама (очень молодая, но какая-то… элегантная) просто выучила кем-то ей написанные слова — а теперь мнение свое изменил. Сильно изменил, просто потому что она не просто изложила ему новую задачу, но весьма подробно рассказала, как ее решать нужно будет. Сама рассказала, когда Алексей Евграфович поинтересовался:
— А вы уверены, что сие вообще возможно? Насколько мне известно, подобную задачу уже пытались в Германии лучшие специалисты решить, но не сказать, что сыскали на этом поприще заметных успехов.
— Ну так это германские, русские-то их всяко на голову превосходят. Достаточно на вас посмотреть, или на генерала Ипатьева… а задачка-то с точки зрения химии вообще тривиальна, тут не химия уже работать должна, а технология. Химию я и сама, мне кажется, воплотить сумею — но стране не граммы каучука нужны, а сотни, тысячи тонн. Поэтому здесь потребуются именно химики-технологи, а реакции все потребные я им распишу.
— И что именно вы им распишите? Мне об этом сказать сейчас можете?
— Конечно. Тут все не просто просто, а до изумления просто, тем более что те же немцы как раз последовательность процессов подробно расписали. Значит так, скачала берем спирт…
Выслушав Наталию Федоровну, по виду которой Алексей Евграфович никогда бы не сказал, что она в химии разбираться может и хочет, уж больно модницей она представала, он задал ей еще один вопрос:
— Однако если вы говорите, что потребны будут многие тысячи тонн, то ведь и спирта нужны будут…
— Для начала мы бы хотели выстроить завод, выпускающий сотню тысяч тонн каучука в год. Стране этого, конечно, маловато будет, но, как говорится, лиха беда начало. А сто тысяч тонн продукта — это, как вы сами видите, примерно двести тысяч тонн сырья. То есть спирта.
— А в переводе на водку ведь выходит пятьсот миллионов бутылок… я не о водке сейчас беспокоюсь, но ведь в России и водки как бы не меньше выделывалось.
— Ну, крахмальных заводов мы уже понастроили довольно много, картошку мужики выращивать с урожаями приличными тоже научились, так что со спиртом поначалу проблем не будет. А потом мы дивинил попробуем вообще из угля добывать… уже добывали бы, да специалистов, готовых за задачу такую взяться, у нас нет. Кстати, а может вы кого посоветуете? Картошка ведь и на столе у людей лишней не покажется.
— А что же вы не желаете сразу из угля производство налаживать?
— Не не желаем, а не можем. Про специалистов я уже сказала, а спирт у нас в закромах уже есть, его уже хватит на год-другой работы такого завода… а для производства именно каучука спирт можно вообще гидролизный выделывать, из целлюлозы древесной. Ну что, беретесь задачку эту решить? В принципе, ее и ученики господина Зелинского могли бы подхватить, но для них у нас иных задачек запасено лет на десять…
Профессор Фаворский понимал, что его дамочка эта просто «на слабо» берет — но ей поддался: у петербургских и московских химических школ давно уже шло «тайное соперничество» и уступать Москве пальму первенства он не собирался. А так как именно химия процессов была кристально ясна, то кому поручить отработку промышленного производства, Алексей Евграфович уже знал…
В целом посевная кампания девятнадцатого года прошла довольно успешно. То есть с точки зрения правительства она была успешной: весной все же удалось засеять зерновыми три миллиона гектаров бывших удельных земель, да и большую часть национализированных и выкупленных полей в «помещичьих угодьях» успешно засеяли. Мужики тоже вроде особо не сачковали, так что перспективы выглядели довольно прилично. А Екатерина, закончив данное мероприятие, вернулась к изучению «ранее сделанного» — и ее крестьянская душа тут же вознегодовала:
— Андрей, вы, гляжу, тут планов насоставляли разных насчет заводского строительства — а кто всех этих рабочих кормить-то будет? То есть я понимаю, что кормить их будет казна — но даже если вы денег побольше напечатаете, то еды от этого точно не прибавится. А у меня, по моим планам, между прочим предусматривается создание зернового запаса еще в девять миллионов тонн. И ты уж поверь, я ни зернышка из этих тонн в этом году не дам потратить, пусть рабочие хоть с голодухи помирают.
— Какая ты жестокая, — усмехнулся Андрей.
— Родилась такой. Я же баба, крестьянка, что такое голод — знаю прекрасно, и не из книжек знаю. Так что я предупредила.
— Консуэла и там была изрядной стервой, а уж в комплекте с русской дикой крестьянкой получилось что-то вообще непереносимое.
— Дикая крестьянка прекрасно помнит, что через полтора года минимум тридцати миллионам человек у нас в стране просто жрать будет нечего. И делает все, чтобы голодным хоть что-то в рот сунуть можно было. Заметь: делает, невзирая на то, что даже в сельхозкомитете на меня смотрят как на сумасшедшую.
