Поворот (СИ) - Номен Квинтус
— Ясно. Так когда, говоришь, у нас появится провод алюминиевый в ассортименте? А то я этот момент как-то упустил из виду…
Екатерина за налаживание сельского хозяйства и за решение «крестьянского вопроса» взялась весьма резво. В начале февраля было опубликовано постановление «О последнем переделе», в котором говорилось, что до начала посевной в общинах должен состояться именно последний земельный передел, в результате которого земля передавалась крестьянам в постоянное пользование, а за это отменялись все выкупные платежи в казну. А те же общины, которые этот передел не проведут и за которыми имеется хотя бы копейка задолженности, земли полностью лишаются. Естественно, такой передел был немедленно проведен, хотя и с очень многочисленными «народными возмущениями»: согласно постановлению землю нужно было делить пропорционально «ртам», то есть даже если в семье не оставалось ни одного мужика, то все равно бабский коллектив на свою долю земли претендовать право имел. И, как правило, ее получал. А вот что с полученной землей делать…
Делать можно было многое, но вот продавать ее допускалось только «казне», и стоимость земли была установлена весьма низкая, в среднем всего в двадцать пять рублей за десятину пахотной земли и десять — на любую другую. Но независимо от того, что за земле выращивалось (или не выращивалось), устанавливался единый налог в размере двух с полтиной за десятину в год. Это тоже вызвало среди крестьян недовольство, но пока до бунтов не дошло: Катя по этому поводы сказала, что «народ еще не понял, что с него требуют».
Одновременно в очень многих селах стали строиться школы — и вот с ними главной проблемой стало то, что здания-то выстроить несложно, а вот разместить в них учителей было делом почти невозможным в силу отсутствия этих самых учителей. И чтобы можно было хотя бы приступить к обучению мужицких детей грамоте, было организовано множество «ускоренных курсов», на которых очень быстро (хотя и довольно паршиво) обучались будущие учителя. Вот только курсы эти организовывались в армии, где у солдат имелся мощнейший стимул учиться хорошо: успешно сдавший выпускной экзамен солдат тут же демобилизовался и отправлялся в деревню, где его уже ждал новый дом. Должен был ждать…
А чтобы в процессе «поворота деревни в направлении роста урожаев» страна просто не сдохла от голода, на землях совершенно казенных севом занялись все те же солдаты. Изо всех сил занялись, потому что как раз они уже успели понять, что лично им может дать хорошая работа: во-первых, показавшие себя в работе наилучшим образом получали направление уже в «школы механизаторов», а механизатор на тракторе во время пахоты мог заработать уже рублей триста. Да и в другое время заработок получался не менее рублей пятидесяти, а часто и гораздо больше.
Пока солдат обучали работе на мотовилихинских тракторах: отдельный указ Лаврова отменил все заказы армии на танкетки, и ежедневный выпуск тракторов на заводике уже превысил десяток машин. Ну а так как этот выпуск ограничивался в основном нехваткой площадей для размещения дополнительных станков, то рядом строилось еще сразу несколько цехов и инженеры заводика были уверены, что осенью с завода будет выходить уже до двадцати пяти машин в сутки. Точнее, до двадцати пяти машин в день, все же ночью завод пока не работал. Был, конечно, соблазн завод на круглосуточную работу перевести, но не получалось: рабочих заводу не хватало. Пока не хватало, но в Мотовилихе уже действовало четыре фабрично-заводских училища, два из которых обучали не детей, а уже людей взрослых. То есть туда принимали крестьянских парней возрастом до восемнадцати лет, а «городских» — из числа уже успевших на заводах поработать хотя бы чернорабочими не менее двух лет, допускалось брать и двадцатилетних. Но и в «детские», и во «взрослые» ФЗУ учеников брали не просто грамотных, а лишь получивших где-то хотя бы четырехлетнее образование — поэтому никакого ажиотажа среди потенциальных «абитуриентов» не возникало, училища даже полные классы набрать пока не могли. Но опять-таки «пока»: при первом ФЗУ (относящемся к артиллерийскому заводу) была организована «ускоренная школа», куда принимали парней (и девчонок тоже) в возрасте от двенадцати до четырнадцати лет, и эти детишки должны были за полтора года освоить программу первых четырех лет реального училища (правда, без курса литературы, без закона божьего, с сильно упрощенным курсом истории — то есть в основном лишь курсы русского языка и математики, а так же, тоже в немного урезанном виде, курс черчения). А при четвертом ФЗУ (как раз «тракторного завода») за год натаскивали уже парней (и только парней) в возрасте от шестнадцати до восемнадцати. И это были именно «школы при…»: преподавали там те же люди, что и в ФЗУ (за отдельную дополнительную оплату, конечно), и эти учебные заведения были уже переполнены: в них ученикам и форма выдавалась бесплатно, и кормили их (хотя всего дважды в день)…
Так что перспективы, хотя и не самые близкие, выглядели достаточно радужно. В Мотовилихе, да и в некоторых других местах (подобный «опыт» быстро начал по стране расходиться). Но это был «опыт индустриальный», а на селе все было куда как менее весело. То есть Екатерина действительно решила, что «мужиков в расчет брать вообще не стоит» и «работала» только с детьми. А на поля «выпускала» солдат с армейскими лошадками. И, конечно, с тракторами.
А с тракторами уже весной, в самый разгар пахоты, стало еще лучше: заработал новенький тракторный завод в Клину, «почти заработал» завод в Белгороде. То есть белгородский завод тоже успел произвести пару десятков тракторов. Но моторы туда пока поставлялись из Клина, а отдельный моторный завод еще лишь строился, так что его можно было и не считать. Зато можно было начинать считать завод, который раздосадованные отказом правительства харьковские студенты «своими силами» выстроили в Чугуеве. Не за свой счет, понятное дело — откуда у студентов деньги, они просто смогли как-то уговорить Второва и постройку этого завода включить в планы «министерства» и доверить им создание этого завода — но на месте они все полностью сделали сами и в начале апреля первый Чугуевский трактор выкатился из цеха.
А спустя неделю Екатерина зашла к Андрею:
— Так, ребята, вы тут без меня допустили крупную ошибку. Конечно, и со мной вы бы ее допустили — но сейчас ясно одно: господина Второва мы поставили совсем не на то место. Он очень неплохой организатор различных производств, скорее всего очень грамотный банкир, но. Он и организатор, и банкир до мозга костей капиталистический, и, хотя прекрасно разбирается в том, как выстроить эффективную работу компании, он вообще не понимает, как работает экономика государства. Расставаться с ним, конечно, жалко, но, боюсь, придется. И чем скорее, тем лучше — иначе все наши планы в отношении сельского хозяйства провалятся. А у нас, если кто забыл, осталось всего два года…
— Про два года я помню. А насчет Второва… ты поподробнее рассказать можешь?
Глава 4
«Земельный налог» сильно не порадовал и очень многих помещиков, в особенности крупных землевладельцев, однако и среди них серьезных волнений не произошло. Потому что в армии большая часть офицерского корпуса к землевладельцам не относилась — а потому относилась к ним весьма настороженно, и помещики это хорошо понимали. А самые сообразительные поняли и перспективы развития помещичьего земледелия, просто подсчитав выручку при продаже зерна в казну — и эта самая казна начала крупный раунд «срочных выплат» тем землевладельцам, кто решил с этим занятием срочно покончить. Все они понимали, что «предельные цены» на выкуп земли тоже сильно занижены, но это только если считать в «царских ценах», когда зерно зарубежным торговцам продавалось дороже полтинника за пуд — а вот если считать новые «госцены», по которым даже самое элитное зерно казной закупалось не дороже четвертака, то и земля продаваемая не выглядела уже «отдаваемой за бесценок». А кому-либо еще зерно это продать было уже невозможно, так как экспорт был запрещен и зерноторговцы с российского рынка просто исчезли. Большей частью «фигурально», но самые упертые индивидуи сумели и физически исчезнуть, причем не только с рынка.
