Врата в Сатурн (СИ) - Батыршин Борис Борисович
Мужественный баритон капитана сменился на приятный, но несколько механический женский голос:
— Сто двадцать… сто девятнадцать… сто восемнадцать…
— Ладно, после расскажешь. — я перевернулся головой вниз и протянул Кащею руку. Голос продолжал отсчёт с регулярностью метронома. — А сейчас давай, подтягивай меня, поможешь закупориться в этой летучей банке…
На этот раз «Тихо Браге» был повёрнут к Сатурну противоположным от шлюза бортом, и удовольствие наблюдать газовый гигант выпало моему напарнику, астрофизику из группы Гарнье, канадцу Жюлю-Батисту Арно. Мне же оставалось довольствоваться созерцанием примерно трети Энцелада — остальное скрывал корпус корабля. Зрелище было довольно-таки однообразное — серо-белый шар, весь в блямбах ударных кратеров и изломанных, вздыбленных ледяных гребнях — если верить учёным, у этого крошечная шарика довольно бурная внутренняя жизнь, что и оставляет на поверхности многочисленные следы в виде таких вот торосов, возникающих при тектонических сдвигах ледяных плит. Некоторое разнообразие вносило маячащее у близкого горизонта круглое пятно — я заметил его ещё при первом знакомстве с планетоидом, и вот теперь имел возможность разглядеть поближе. Хотелось дождаться, когда пятно появится целиком, но я вовремя вспомнил, что Энцелад не имеет собственного вращения, а всегда повёрнут к своему господину-Сатурну одной стороной, в точности, как наша Луна — в астрономии это явление называется «приливным захватом». Ждать, таким образом, было нечего; я глянул на табло, отсчитывающее последние двадцать секунд перед тягой, и потянул из-за подлокотника ложемента бинокуляр, закреплённый на гибком кронштейне.
Видимо, я потерял слишком много времени, ожидая, когда Энцелад изволит повернуться ко мне другим боком, и успел разглядеть только резко, очень правильно очерченные края круглого пятна — такое впечатление, что это был след от гигантского керна, вынутого из ледяной толщи. В последний момент я заметил в тени, в глубине пятна лилово-серебристый отблеск — но тут «Тихо Браге» дал, наконец, тягу, и мне стало не до планетологических наблюдений.
Перелёт к «Лагранжу» и последующее торможение заняли довольно много времени — около двух часов. Капитан решил сэкономить топливо (логично, в нашем-то «подвешенном» во всех смыслах положении!), а потому ограничился несколькими несильными разгонными импульсами. Корабль нагонял станцию на орбите, одновременно раскручивая спираль, чтобы набрать недостающие километры высоты. Выдвинутый в стартовую позицию «омар» располагался так, что «Лагранж» при сближении оказался у меня где-то над головой, и я не смог не то, что воспользоваться дальномером, чтобы определить расстояние до станции, но даже увидеть станцию — как ни выворачивал шею, в надежде разглядеть хоть что-то по курсу корабля. Пришлось довольствоваться отсчётом дистанции который вёл теперь не магнитофонный женский голос, а ещё один помощник Гарнье, на которого Сернан поставил на роль обязанности штурмана. Видимо, парень неплохо справлялся со своими новыми обязанностями — когда счёт достиг пятнадцати, корабль вздрогнул от тормозных импульсов и капитан скомандовал долгожданное буксировщикам — старт'! Ложемент мягко толкнул меня в спину, и звёздная бездна вместе с торчащим сбоку огрызком Энцелада закрутилась перед глазами.
Ну а дальше… дальше пошла привычная, даже рутинная работа. Я погасил вращение «омара», проконтролировал вектор (порядок, летим по инерции, параллельными с кораблём курсами, разброс скоростей в пределах допустимого) связался с напарником и доложил в ходовую рубку о готовности. Сернан распорядился отойти от корабля ещё на полкилометра и ждать, когда закончится торможение — после чего, сблизившись с «Тихо Браге» на пятьдесят метров, занять позиции по обе стороны корпуса и приготовиться оказывать помощь при стыковке. Тут же в эфире возник ещё один голос, женский, весьма взволнованный. Диспетчер «Лагранжа» с интервалом в десять секунд сообщала дистанцию до грузового причала, куда решено было швартоваться, а так же относительную скорость станции и корабля. От нас с Жюлем требовалось подхватить «Тихо Браге» с двух сторон, подрабатывая маневровыми движками, мягко подвести его к внешнему, служебному кольцу, — и дождаться, когда серповидные, похожие на челюсти гигантского жука, причальные захваты надёжно зафиксируют корабль на причальной ферме.
— Ну, рассказывай, приключилось? — спросил Дима. — мы ведь не вас ждали, а «Зарю», и не раньше, чем через месяц!
Я пожал плечами.
— А пёс его знает… были на орбите Луны, и вдруг — хлоп! — и уже здесь! А если серьёзно, то подожди немного: через час будет общее собрание, там Гарнье и расскажет всё, что им удалось выяснить к настоящему моменту. А с меня какой прок? Я, считай, из «омара»-то, считай, не вылезал…
— Давайте лучше вы! — предложил Кащей. — Как прошли эти месяцы, под боком у Сатурна? Расскажите, Дим, пока время есть!
С нашим бывшим артековским вожатым я встретился, едва успев выйти из ангара — и после непременных объятий и похлопываний по спинам я обнаружил тут же бывшего артековского вожатого за спиной которого маячили Юрка-Кащей и Мира. Пассажиры и члены научной группы «Тихо Браге» оказались на «Лагранж» раньше меня — нам-то с напарником пришлось после швартовки ещё и перетаскивать к грузовым шлюзам станции транспортные контейнеры с грузами предназначенными для станции, а потом заводить свои «омары» в ангар для буксировщиков — просторный, не то, что на «Тихо Браге». На всё ушло не меньше полутора часов, за которые Дима успел подыскать каждому из нас троих отдельныекаюты — с жилплощадью на «Лагранже», заселённом едва ли наполовину, проблем не было. В одной из этих кают, той что была выделена Мире, мы сейчас и беседовали.
— Да, Дима, пожалуйста! — попросила скрипачка. — А то у на Земле что только о вас не говорили, и по телеку, и в газетах тоже! А на самом деле толком никто ничего не знал — связь-то односторонняя, вы Землю слышали, а она вас — нет!
— С каких это пор мы стали на «вы»? — улыбнулся Дима. С Мирой он был знаком, хотя и не так как близко, со мной и Юркой. Скрипачка сопровождала «юниоров» в памятной поездке в Свердловск, в гости к «каравелловцам», и вообще, была у нас частой гостьей. — А рассказать — что ж, конечно, расскажу, только попозже, после собрания. Там ведь и про нашу одиссею речь пойдёт…
— Это, скорее, не одиссея, а робинзонада. — заметил я. — Кстати, о Робинзоне — не найдётся чем кота покормить? Мы его ещё до старта на голодную диету посадили, чтобы, значит, невесомость полегче переносил. Изголодался, наверное, бедолага, а наши запасы на «Тихо Браге» остались!
Дася, вконец измученный многочасовым пребыванием в невесомости, был безжалостно извлечён из узилища и помещен под душ, где его принялись отмывать от продуктов его же жизнедеятельности (не помогла принудительная голодовка!). К моему удивлению, хвостатый космонавт стоически перенес эту унизительную для всякого уважающего себя кота процедуру. Вода оказала на него благотворное действие — Дася ожил, вырвался, метнулся в каюту, где и занял привычное место в углу койки.
— Найдём чего-нибудь. — пообещал Дима, поглядев на кота. Тот яростно вылизывался, зыркая из своего угла жёлтыми глазищами — в них ясно читалось обещание припомнить двуногим тиранам всё. — Вообще-то у нас с продуктами неважно, экономим. Но теперь-то этому конец — на камбузе вон, готовят банкет по случаю вашего прибытия. Между прочим, из ваших же продуктов!
Я кивнул. Кроме нас троих и группы Гарнье с их аппаратурой, на борту корабля имелся груз из нескольких тонн продовольствия. «Тихо Браге» должен был доставить контейнеры, в которое оно было упаковано, к «Заре», а на ней провизия должна была уже отправиться к «Лагранжу» — на Земле знали, что экипаж станции, хоть и не страдает от голода, но вынужден серьёзно сократить свои рационы. Что ж, подумал я, груз таки попал по назначению — хотя и не совсем тем маршрутом, который был запланирован…
