Лирик против вермахта (СИ) - Агишев Руслан
Хмыкнув в ответ, Симонов протиснулся вперед, почти к сам ой двери, откуда было уже все хорошо видно. А посмотреть, как и послушать, было на что. В самом центре палаты на скособоченном стуле сидел самый обычный парнишка в потрепанном медицинском халате и без устали «травил» анекдоты. Одни за другим, один за другим.
— Во дает, во дает, — то и дело с восхищением повторял прямо в ухо Симонову усатый боец, что стоял рядом. — Стервец, аж слеза пробивает.
Понятно теперь, почему у медсестры были заплаканные глаза. От анекдотов.
— … Доктор, мне изменяет жена, а рога не растут, — между тем продолжал с хитрым прищуром рассказывать парнишка. — Да они и не должны расти, отвечает доктор. Это ведь, глупость! Спасибо, какое облегчение, обрадовался муж. А я-то думал, что мне кальция не хватает…
Сам не ожидая от себя, Симоном тоже самым натуральным образом заржал, как и окружавшие его люди. Тоже слезы выступили, пришлось их вытирать.
— А вот еще одни, собственными ушами от одного генерала слышал, — не унимался рассказчик. — Жена с мужем ругаются. И жена кричи: сколько раз можно повторять? Не любовник мне Васька, а двоюродный муж…
Тот усач, что стоял рядом, так захохотал, что остальные чуть не оглохли. Громогласный боец ржал отчаянно, с переливами, хоть беги.
— Какие необычные анекдоты, — бормотал себе под нос Симонов, горя острым желанием вытащить карандаш, блокнот и тут же описать возникшие у него эмоции. В его голове уже рождалась очередная заметка для фронтовой газеты о необычном юмористическом концерте на самой передовой. Будучи человеком творческим, он сразу же понял, насколько это важно для раненных и, вообще, для поднятия боевого духа бойцов. — Это же настоящая находка!
Его рука все же потянулась в карман за карандашом. Довольно неплохо рисуя, он хотел ухватить образ этого мальчишки. Больно уж выразительно тот сейчас сидел в окружении больных. Этот разворот тела, чуть наклоненная вперед голова, вскинутые в экспрессивном жесте руки, все это нужно было успеть запечатлеть.
Но, к сожалению, не удалось. Вдруг позади него послышались тяжелые шаги, а потом и недовольный голос:
— Что здесь еще за балаган⁈ Где дежурная сестра? Почему на посту никого нет?
Рядом с Симоновым тут же опустело все пространство. Больные, медсестры, врачи моментально испарились, словно их и не было здесь никогда. Начальник госпиталя, мужчина очень внушительных пропорций, медленно «проплыл» мимо корреспондента и оказался в палате.
— Что за нарушение режима? Ты? А ну марш отсюда! В крайнюю палату к лежачим! Здесь, чтобы духу твоего не было!
Константину тоже пришлось возвратиться в палату. Начальник госпиталя даже слушать ничего не хотел, всех гнал по своим местам. Грозил дополнительными уколами, а особенно шебутным обещал прописать клизму. Мол, если ум через голову не приходит, то нужно попробовать через задние ворота.
— Товарищи, а что это за малец? — в палате Симонов попытался разузнать про недавнего рассказчика. Карандаш и блокнот у него уже были наготове. — Имя, фамилия? Откуда?
Но ответа ни у кого не было. Почти все, кто был в палате, попали сюда с передовой вчера или сегодня. Совсем не до санитаров им было.
— Ты бы про ту рыженькую сестричку бы спросил. Я бы тебе все про нее рассказал, — ухмыльнулся боец из разведки с забинтованной головой. — Она страсть, как на Лису Патрикеевну из сказки похожа. Сама из Кирова, а училась в…
Симонов махнул на него рукой. Сестричка, конечно, хороша собой, но его сейчас больше интересовал тот странный паренек. Как же ему узнать о нем? Пойти к начальнику госпиталя не самая хорошая идея. Похоже, тот сейчас очень сильно зол на паренька.
Попробовал поговорить с медсестрами и санитарами, но тоже не добился особого эффекта. Одни отмалчивались, другие рассказывали самую малость. словом, разузнал лишь то, что парня зовут Михаилом Стариновым и направлен в госпиталь лично генералом Коневым. Вот такие дела.
Чтобы прояснить вопрос окончательно, Симонов все же решился дойти до начальника госпиталя. Ведь, тому точно было известно больше, чем подчиненным.
— И где он интересно? — Константин медленно прошелся по коридору, высматривая военврача. Обычно его монументальная фигура и не менее внушительны громыхающий голос заметны издалека. Сейчас же почему-то было тихо. Хотя… — Ух ты! Кто-то поет? Неужели, он?
Когда он дошел до самой дальней части госпиталя, то услышал негромкий мальчишечий голос, напевавший какую-то незнакомую песню:
— … Дернул люк, толкнул он люк,
Из последних сил, что было.
Скрежет стали, рваный звук,
И все в памяти застыло.
… А его тащил мед. брат
Из пылающей машины…
Боясь спугнуть, Симонов пошел на цыпочках. У полуприкрытой двери крайней палаты замер и осторожно заглянул внутрь.
— … Нет, не так, совсем не так, — набирал силу голос паренька, склонившегося на забинтованной мумией бойца.
— До последнего вздоха.
Умирая он шептал,
А за родину совсем не плохо.
За любимых, за живых, неплохо.
Молодой танкист-летеха…
Карандаш корреспондента молнией метался по странице блокнота, пытаясь ухватить все самое главное в этой картине. Резкими штрихами нарисовал часть стены и окна, высокую спинку кровати. После аккуратно вывел склонившуюся над кроватью фигуру.
— … Ох, маменьки, танкист-то наш ожил! А мы думали уже все… отмучался, сердешный, — за плечом Симонова неожиданно охнула медсестра, заставляя его вздрогнуть. Похоже, лейтенанту до этого совсем худо было. — Смотрите, смотрите! Подпевает…
А лежавший на кровати раненный крепко схватил парня за руку и пел вместе с ним. И слова незнакомой, но проникновенной грустной, песни звучали все громче и громче, заставляя у них всех остро сжиматься сердце.
Только допеть до конца им не дали. Словно дежавю какое-то. Опять где-то в коридоре загрохотал начальственный бас, от которого все вокруг «прыснули», как мыши от кота. Вновь из-за поворота появилась недовольная фигура начальника госпиталя, взглядом метавшего гром и молнии.
— … Ну, сколько можно⁈ — мальчишка, словно нашкодивший домашний кутенок опустил голову и с виноватым видом побрел за военврачом. — Я же сказал тебе, сидеть как мышь под веником⁈ Хватит! Живо за мной!
Корреспондент так и продолжал стоять, как столб, провожая их взглядом. Когда же опомнился, то ему уже было не до них. Прямо перед ним тянулся плотный сержант:
— Товарищ интендант второго ранга, Вас товарищ генерал срочно к себе требует.
Раздосадованный Симонов еще мгновение глядел в сторону поворота, не появится ли снова тот паренек. Тщетно. Оттуда появлялись лишь санитары с носилками и медсестры, суетившиеся рядом.
— Пошли, — махнул он рукой. Генерал, как и любое начальство, ждать не будет.
До штаба девятнадцатой армии, которая обороняла Витебск, было рукой подать. Если дворами и на машине, то можно было за десять — пятнадцать минут добраться.
— Здесь срежем, а то там сильно немцы шалят, — водитель на перекрестке свернул в узкий переулок. Легковая машина еле-еле втиснулась между двухэтажными каменными дворами. — Из артиллерии содят и содят. Как говорится, тише едешь, дальше будешь, — нажал на газ, бросая автомобиль вперед. — Проскочим!
Только не проскочили. Случайный немецкий снаряд рванул на их пути, обрушив часть дома прямо на машину. К счастью, никто не пострадал. Чуть поцарапало, да немного контузило. Оттого и добирались до места почти полтора часа.
В штабе, расположенном в бывшем купеческом особняке, царило нервное оживление. Несмотря на непрекращающийся обстрел по всему двору сновали бойцы с мешками песка, патронными и снарядными ящиками. В оконных проемах ставили пулеметы, сразу же намечая секторы обстрела. Здание явно готовилось к обороне. Толстые кирпичные стены узкие конные проемы делали из него прекрасный укрепленный пункт.
— Товарищ Симонов⁈ Где вас только черти носят! — недовольно вскрикнул генерал, едва только завидел корреспондента. Без фуражки, с блестящей от пота лысиной, он резко махнул рукой в его сторону. — Под обстрел попали? Все целы? Хорошо. Заходите быстрее. Твари, уже минометами бьют…
