Форсайт - Сергей Лукьяненко
Холодильник был большой, пожалуй, даже слишком большой для семьи из трёх человек. И выглядел новеньким, видать, незадолго до События купили. Я открыл дверцу, поморщился и быстро закрыл — плесень внутри породила целую цивилизацию и воняла соответствующе.
Странно.
Некоторое время я тупил, потом открыл морозилку. Загорелась подсветка, пахнуло холодом. Тут было полно продуктов: промороженная в камень курица в пакете, несколько стейков, две упаковки яиц, раздувшиеся пластиковые бутылки молока, коробка с пиццей, батон в упаковке...
Видимо, уходя из квартиры, хозяева сложили всё, что влезло, в морозилку на максимально длительное хранение.
Они не вернулись.
Исчезло электричество.
Выключился холодильник.
Но морозилка продолжала работать все эти годы.
Я вздохнул, достал бутылку молока и батон. Если бутылку разрезать, молочную льдинку вывалить в кастрюлю и подогреть на газу...
— Поделишься завтраком?
Михаил стоял в дверях. Называть этого молодого увальня Мишей у меня как-то язык не поворачивался. Миша остался там, в Центре.
Итак... это Миша или Михаил?
— Привет, — ответил я. — Добро пожаловать к столу.
Михаил несколько секунд смотрел на меня испытующе, потом положил пулемёт на стол и осторожно присел на табуретку. Да, это точно не Миша, это Михаил. Багровое пятно на шее у него совсем исчезло, значит, регенерировал полностью.
Как же бесшумно и легко он перемещается!
— У меня пропал дневник, — сказал он. — Не он ли?
Да, дневник действительно лежал на столе. Неужели здешний я его читал?
— Он. Забирай, я не читал.
— Зачем брал тогда?
— Думал, ты мёртв, — ответил я, вспоминая надпись на первой странице. — Извини. Откуда было знать.
Михаил молча спрятал дневник за полу куртки, в здоровенный сетчатый карман. Вроде как объяснение его устроило. Пробормотал:
— Там ничего особенного... просто записывал всё о жизни. Вдруг забуду. Но спасибо, если не читал.
Я тем временем разделил болтунью на две тарелки, поставил одну перед Михаилом, нашёл в ящике пару вилок. Ножом разрезал бутылку с молоком и брякнул белую ледышку в кастрюльку, поставил на горящий газ.
Ещё бы батон разморозить...
— Порубай ножом на куски, быстрее отмёрзнет, — посоветовал Михаил. Склонился над яичницей, глубоко вдохнул: — У... нямка! Год яичницы не ел!
— Тоже морозилку нашёл работающую? — я подцепил свой кусок.
— Из порошка, — вздохнул Михаил. Быстро работая вилкой, смёл всю яичницу, встал, извлёк из морозилки остатки яиц. — Сделаем ещё? Я не наелся.
— Валяй, теперь твоя очередь готовить.
Михаил кивнул и стал неумело разбивать промёрзшие яйца. На пулемёт он временами поглядывал, но казался теперь гораздо более дружелюбным.
— Кто ты такой вообще, а? — неожиданно спросил он.
— Никита.
— А откуда я тебя знаю? — Оставив яйцо рядом с плитой, он запустил руку в карман штанов, достал смартфон, что-то нажал и положил передо мной. Яйцо тем временем покатилось и упало на пол. Михаил подобрал его, подцепил ногтем треснувшую скорлупу. — Во! Так их надо очищать!
Оставив его биться с яйцами, я взял смартфон — на экран была выведена видеозапись. Я запустил воспроизведение.
Говорил сам Миша. Он сидел на фоне стены, телефон держал на вытянутой руке: изображение слегка подрагивало.
— Михаил! Это записываешь ты сам, но находящийся в форсайте! Человек, которого ты спас, — Никита. Он вроде нормальный чел, не прессуй его. Найди и пообщайся. Никита всё расскажет, можешь ему доверять. И поосторожнее, ладно? Уверен, что оживёшь, если варг сожрёт?
Я покосился на Михаила — тот деловито размешивал на сковородке яичный лёд. Запись эту он, конечно, уже просмотрел несколько раз.
— Во втором классе тебе… то есть нам нравилась Наташка, с которой мы сидели, — продолжал Миша. — А потом мы чихнули, из носа вылетела сопля, Наташка сказала «фу», и мы пересели. Мы никому никогда про это не рассказывали. Это чтобы тебя окончательно убедить.
— На экране я, сто проц, — подтвердил Михаил, когда я отложил смартфон. — Ночью опять отрубался, когда ты ушёл. Потом обнаружил эту запись... Никита, так что такое форсайт и кто ты такой?
Я восхищённо покачал головой.
Ай да Миша! Мне и в голову не приходило писать письма или оставлять записи самому себе. Я ведь был уверен, моя более поздняя личность всё и так помнит.
— Ты не знаешь про форсайты? — поразился я. — Честно?
— Нулём, — сказал Миша, скребя по сковородке вилкой. — Писатель такой был, Фредерик Форсайт. И ещё это «предвиденье» по-английски, я помню.
Он вернулся от плиты со сковородой, честно разделил вторую порцию по обоим тарелкам. Сел напротив.
— Ну, рассказывай.
— Несколько лет назад часть людей на Земле стала видеть странные сны, — сказал я. — Про мир после глобальной катастрофы, где почти нет людей, нельзя смотреть в зеркала, бродят чудовища...
Михаил сосредоточенно жевал, глядя на меня.
— При этом мы вроде как попадаем в свои собственные тела, только в будущем, — продолжил я. — Это и называется «форсайтом».
— Понял. — Михаил отломил кусок замороженной булки и стал подбирать ей крошки яичницы. — То есть ты сейчас человек из прошлого — в теле себя в настоящем?
Я кивнул.
С моей стороны я был человеком из настоящего в будущем, но какая разница.
— А мне запись оставил я сам из прошлого, когда оказался в моём теле... Где в этот момент был я? В прошлом?
— Нет. Не слыхал про такое. Наверное, просто отрубился.
— Понятно. — Михаил прислонился к стене и о чём-то задумался.
— Ты мне веришь? — спросил я.
— Пожалуй. Нечестно получается. Я из прошлого в себя попадаю, а я из будущего назад — нет.
Как-то он странно отнёсся к моему рассказу. Словно это и впрямь было для него полной новостью.
— Михаил, так что случилось? Почему мир стал таким?
Он вздохнул. Снял очки, достал из кармана тряпочку и очень бережно протёр линзы.
— Никита... Расскажи, а как оно всё было раньше?
Очкарик без очков сразу становится другим. Михаил теперь выглядел беспомощным и
